тому же не потерял сознания и в состоянии понять, что она хочет помочь.
Йосс подняла с пола одеяло, укрыла больного, а сверху набросала все
тряпки, которые только нашла в доме - даже коврик притащила из соседней
комнаты; затем она развела огонь. Пару часов спустя больной начал по-
теть; он буквально обливался потом: все белье промокло насквозь.
ночью ворочая неподъемное тело, вытягивая из-под него простыни, чтобы
высушить над очагом. Лихорадка не отступала, старика снова трясло и
вновь скручивали приступы кашля, а Йосс тем временем заваривала прине-
сенные с собой травы и заставляла его пить. И сама пила с ним за компа-
нию. Наконец Абберкам заснул мертвым, настолько глубоким сном, что даже
кашель, все не оставлявший его в покое, не мог его разбудить. Почти сра-
зу и Йосс незаметно для себя задремала и очень удивилась, когда, прос-
нувшись, обнаружила, что лежит на полу у погасшего очага, а сквозь щели
в окна пробивается молочный свет дня.
шийся наверху, оказался чудовищно грязным. Грудь больного высоко вздыма-
лась и опадала, но дыхание было ровным и глубоким. Йосс с трудом подня-
лась, буквально собирая себя по кусочкам, - каждое движение отдавалось
болью, - развела огонь, поставила греться чайник и заглянула в буфет. К
ее удивлению, там оказалось полно еды; очевидно, старика снабжали из
ближайшего города. Она приготовила себе сытный завтрак и, когда Абберкам
проснулся, напоила его травяным настоем. Его больше не лихорадило. Те-
перь, по ее разумению, единственную опасность могла представлять скопив-
шаяся в легких мокрота - об этом ее когда-то предупреждали врачи, лечив-
шие Сафнан. А ведь Абберкаму уже за шестьдесят, значит, если он вдруг
перестанет кашлять, это окажется дурным знаком. Йосс помогла ему припод-
няться и приказала:
лял, правда слабенько. - Сильнее!
дорога.
нул.
покормила своих друзей, переоделась и часок отдохнула у очага, поглажи-
вая Губу и слушая его бесконечное тихое "мур-мур-мур". А потом снова по-
бежала к Вождю.
тель. И опять сидела рядом с больным всю ночь. Но утром ему стало лучше,
и Йосс, пообещав вернуться к вечеру, ушла. Он не ответил, так как был
еще очень слаб.
"хороший" кашель, одним словом. Йосс вспомнила, что Сафнан, выздоравли-
вая, тоже "хорошо" кашляла.
приспособленную вместо "утки", и он отворачивался, чтобы помочиться.
"Скромность - хорошее качество для Вождя", - думала она. Йосс была до-
вольна и им, и собой. Она еще годится на что-то и может быть полезной,
да еще как!
яла не сползли. Но утром я вернусь, - строго сказала она, в глубине души
очень довольная своей решительностью и непреклонностью.
обнаружила Тикули, свернувшегося клубочком в углу комнаты, где он никог-
да раньше не спал. Она отнесла его к миске, но пес отказался есть и по-
пытался вернуться в тот же уголок. Йосс стала уговаривать любимца и, ви-
дя всю тщетность попыток накормить его, отнесла животное на кровать, но
он сполз и упрямо улегся все в том же углу. "Оставь меня в покое, - ска-
зал он, закрыв глаза и уткнувшись черным сухим носом в переднюю лапу. -
Уйди, дай мне спокойно умереть".
ли. Губу всю ночь бродил по болотам. Утром Тикули, как и вчера, лежал,
свернувшись клубочком, на том же самом месте, где никогда раньше не
спал. Но он был жив.
нусь, очень скоро. Дождись меня, Тикули.
мимо хозяйки, в неведомую даль. Он ждал, но не Йосс.
ния беспомощной. Абберкаму хуже не стало, правда, заметного улучшения
тоже пока не наступило. Она покормила его рисовым отваром, помогла спра-
вить нужду и сказала:
развернулась и ушла. Дома Тикули лежал все в том же углу. Она пыталась
занять себя штопкой, стряпней, попробовала почитать об Экумене, о том
мире, который никогда не знал войн, где всегда стояла зима и все люди
были гермафродитами. Наконец она решила отнести Абберкаму поесть, но в
тот момент, когда Йосс встала с кресла, Тикули тоже поднялся и очень
медленно подошел к ней. Она снова села и наклонилась, чтобы взять его на
руки, но пес положил острую мордочку на хозяйкину ладонь, тяжело вздох-
нул и вытянулся у ее ног, опустив голову на лапы. Потом вздохнул еще
раз. И все.
садовой лопаткой. Вырыв могилку у стены, в солнечном месте, и взяв Тику-
ли на руки, она вдруг испугалась: "Что же я делаю? Ведь он живой!" Но
пес был мертв. Просто еще не остыл - пышный рыжий мех все еще хранил
тепло. Йосс бережно завернула его в свой голубой шарф и уложила в ямку,
ощущая сквозь ткань, как тело холодеет и застывает, словно деревянное.
Потом она засыпала могилу землей, а сверху положила камень, отвалившийся
от очага. Говорить она ничего не стала, лишь отчетливо представила себе,
как где-то в мире ином Тикули бежит по цветущему лугу, устремляется
вверх по солнечному лучу и тает в золотистом свете.
пошла к Вождю. Стало холодно. Стебли тростника поседели, на лужах поб-
лескивал тонкий ледок.
еще немного лихорадило. Он хотел есть, и это тоже было добрым знаком.
Когда Йосс принесла поднос с едой, он спросил:
чтобы выговорить это слово: - Умер.
кам, и Йосс снова увидела Тикули, бегущего по цветочному лугу, реально-
го, живого, как сам солнечный свет.
чило видение - небольшой голубой сверток. Ее голубой шарф. Ее? Хватит,
надо чем-то себя занять, отвлечься. Йосс разожгла огонь в очаге и бес-
сильно опустилась на лавку, лишь теперь осознав, как безумно она устала.
беркам, - а посему получил прозвище "Повелитель скотов". И еще прозывал-
ся порой Оленьим пастырем, потому что, когда он приходил в дикий лес,
все олени сбегались навстречу. И среди их доверчивых стад львы резви-
лись, не трогая ланей. Ибо не было страха меж ними.
зу узнала известные с детства строки из "Аркамье".
прокрались сумерки. Как тихо вокруг. По ночам здесь всегда стоит такая
оглушающая тишина, что в первые месяцы после переезда из города Йосс
просыпалась каждую ночь, не в силах привыкнуть к безмолвию, окружавшему
со всех сторон.
полняли глаз почти целиком, и теперь, когда Абберкам обернулся, Йосс
уловила в полумраке комнаты их отблеск.
те, в одном бараке. Женщины и маленькие дети рубили сахарный тростник и
работали на мельнице, а мужчины и мальчики старше восьми лет - на рудни-
ке. Некоторых девочек тоже брали в шахту - они нужны были в узких забо-
ях, куда взрослый человек не мог протиснуться. Я был слишком крупным с
самого детства, поэтому меня послали на рудник уже в восемь.
все время поражаюсь, как мы вообще выживали в таких условиях. Воздух в
шахте был черен от угольной пыли. Черный воздух, да. Свет наших сла-
беньких фонарей пробивался сквозь него не дальше чем на пять футов.
Большинство забоев были затоплены, и приходилось работать по колено в
воде. Однажды в одном из штреков загорелся пласт угля, и забой мгновенно