Чтение 4–й страницы книги ~Левая рука Тьмы~

точеные, маленькие, но сильные руки, державшие серебряную кружку, лицо же
оставалось в тени -- темнокожее лицо, да еще как бы нарочно затененное
пышными, растущими низко надо лбом волосами и густыми бровями; глаза
прятались в пушистых густых ресницах, и все вместе это было окутано особой
дымкой утонченной обходительности. Может ли человек прочитать чувства,
написанные на морде кошки? тюленя? выдры? Некоторые жители планеты Гетен,
подумал я, похожи именно на этих животных: у них такие же глубокие,
бездонные и одновременно яркие глаза, которые не меняют выражения, о чем бы
ты с этими людьми ни говорил.

-- Неприятности я навлек на себя сам, -- ответил он. -- И это не имеет
ни малейшего отношения к вам, господин Аи. Вам известно, что Кархайд и
Оргорейн ведут тяжбу относительно протяженности нашей границы близ Северного
Перевала в долине Синотх? Еще дед нынешнего короля Аргавена предъявил права
на эту долину, однако Комменсалы так и не согласились признать ее
собственностью Кархайда... Слишком много снега уже принесла эта туча, и снег
все еще идет, сугробы становятся все выше. Я помог кое-кому из кархайдских
фермеров, что живут в долине, перебраться на восток через старую границу,
полагая, что спор этот может погаснуть и сам собой, если эту территорию
просто оставить в распоряжении Орготы -- ведь граждане Оргорейна живут в
этих местах уже несколько тысячелетий. Несколько лет тому назад я входил в
состав Административной группы Северного Перевала; тогда я и познакомился с
некоторыми из кархайдских фермеров, проживающих в долине Синотх. Мне было
крайне неприятно сознавать, что им постоянно угрожают бандитские погромы, а
также ссылка на Добровольческие Фермы Оргорейна. И я подумал: а почему бы,
собственно, не устранить как таковой сам предмет спора?.. Но нет, в Кархайде
такая идея была воспринята как в высшей степени непатриотичная. Более того,
трусливая и оскорбительная для государства. Мог пострадать шифгретор самого
короляЕго ироничные намеки, хитросплетение интриг, да и сама история
конфликта на границе с Оргорейном были мне совершенно неинтересны. Я
мысленно вернулся к тому, что нас теперь разделяло с Эстравеном. Доверяю я
ему или нет, но все же можно еще попытаться извлечь из него хоть какую-то
пользу.

-- Мне очень жаль, -- сказал я, -- но действительно грустно, если
вопрос о нескольких фермерах и их правах способен испортить ваши отношения с
королем и тем самым обречь на провал мою миссию. Ведь в данном случае речь
идет о делах куда более важных, чем несколько километров государственной
границы.

-- Безусловно. Все это значительно важнее. Но может быть, Экумена,
границы которой находятся в тысяче световых лет от границ Кархайда, проявит
по отношению к нам некоторое терпение?

-- Стабили Экумены -- очень терпеливые люди, лорд Эстравен. Они будут
ждать и сто лет, и даже пятьсот, пока Кархайд и другие государства планеты
Гетен не разберутся и не решат окончательно, стоит ли им присоединяться к
остальному человечеству Вселенной. И сказанное мной связано лишь с моей
собственной, личной надеждой. И я испытываю сейчас лишь свое собственное,
личное разочарование. Признаюсь откровенно: я надеялся с вашей помощью(

-- Я тоже. Ничего, ледники тоже не вчера замерзли... -- Поговорка, как
всегда, была у него наготове, однако в мыслях он явно был где-то далеко.
Меня он не замечал. Я почему-то подумал, что он в своей борьбе за власть как
бы окружает мои фигуры своими пешками... -- Вы попали к нам, -- сказал он
наконец, -- в странные времена. Все меняется; мы вышли на новый виток. Нет,
пожалуй, еще не вышли; мы чересчур далеко зашли по тому пути, которому
следовали до сих пор. Я полагал, что ваше присутствие, ваша миссия помогут
нам свернуть с неверного пути и откроют перед нами некие новые перспективы.
Но -- в нужный момент... в нужном месте... Все это слишком неопределенно,
господин Аи(

Теряя терпение от бесконечных общих слов, я сказал:

-- Вы, стало быть, утверждаете, что этот нужный момент еще не наступил.
Может быть, вы посоветуете мне аннулировать аудиенцию?

Я говорил по-кархайдски, так что моя ошибка звучала еще ужаснее, однако
Эстравен не улыбнулся и не нахмурился.

-- Я боюсь, что аннулировать ее имеет право один лишь король, --
мягко сказал он.

-- О Господи, конечно, я вовсе не это имел в виду! -- От стыда я даже
закрыл руками лицо. Меня воспитали в обществе свободных и искренних людей
Земли, и я, видимо, никогда не смогу усвоить как следует бесконечные правила
гетенианского протокола, не научусь той немыслимой бесстрастности, которая
так ценится в Кархайде. Я прекрасно понимал, что такое король в своем
королевстве, история Земли буквально кишит королями, но у меня не было ни
малейшего опыта общения с ними... мне не хватало такта... Я поднял спою кружку и
стал жадно пить горячий пьянящий напиток. -- Что ж, я расскажу королю
меньше, чем собирался, когда рассчитывал на вашу поддержку.

-- Хорошо.

-- Хорошо? Но чем же? -- не удержался я.

-- Ну, господин Аи, вы же в своем уме. И я тоже. Но поскольку ни один
из нас не является королем, вы же понимаете... Я полагаю, что вы намеревались
рассказать Аргавену, в разумных пределах конечно, о том, что целью вашей
миссии является попытка объединения Гетен со всей Экуменой. И он, в разумных
пределах конечно, об этом уже знает: об этом ему сказал я, как вам известно.
Я не раз обсуждал с ним ваши проблемы, пытаясь заинтересовать его. Но все
было не к месту и не вовремя. Я этого не учел -- сам слишком всем этим
увлекся и забыл, что он король. Все, о чем я ему рассказывал, значит для
него лишь одно: его власти что-то угрожает, причем его королевство вдруг
оказывается всего лишь пылинкой в космосе, а его власть -- просто игрой,
шуткой для тех, кто правит сотней миров.

-- Но Экумена никем не правит! Она лишь координирует. Ее власть в
каждом из входящих в нее государств и миров ничуть не больше власти их
собственных правителей. Просто в союзе с Экуменой Кархайд обретет
значительно большую стабильность и авторитет, чем когда-либо.

Некоторое время Эстравен молчал. Сидел, уставившись в огонь, отблески
которого играли на его серебряной кружке и широкой светлой цепи у него на
груди, обозначающей его ранг. В старом доме царила тишина. За ужином нам
прислуживал слуга, но жители Кархайда не знают института рабства или иной
личной зависимости и нанимают именно работников, а не людей; так что теперь
все слуги, конечно же, разошлись по домам. Придворный такого ранга, как
Эстравен, по-моему, должен был бы иметь хоть какую-то охрану, поскольку
убийства в Кархайде случаются достаточно часто, но я и раньше не заметил ни
одного охранника, и сейчас никого в доме не слышал. Мы явно были одни.

Я остался один на один с существом из иного мира в стенах этого
мрачного дворца, в странном заснеженном городе посреди Ледникового Периода,
наступившего на чужой мне планете.

Все, что говорил я сегодня и вообще с тех пор, как прибыл на планету
Гетен, внезапно показалось мне не просто нелепым, но и немыслимым. Как мог я
ожидать, чтобы этот вот человек, впрочем, как и любой другой в этой стране,
поверил моим сказочкам об иных мирах, народах, о каком-то малопонятном
"добром" правительстве, существующем где-то в черной пустоте космоса? Все
это было на редкость глупо. Я прилетел в Кархайд на весьма странном корабле;
я действительно по ряду физических признаков существенно отличался от
гетенианцев; разумеется, все это следовало как-то объяснить, однако мои
собственные разъяснения на этот счет были в достаточной степени абсурдны. Я
и сам им не очень-то поверил бы на месте гетенианцев.

-- Я вам верю, -- сказал мне Эстравен, этот инопланетянин, сидевший
прямо передо мной в совершенно пустом доме. И столь велико было в тот миг
мое ощущение чужеродности, что я уставился на него в полной растерянности.
-- Боюсь, что и Аргавен тоже вам верит. Но не доверяет. Отчасти потому, что
больше уже не доверяет мне. Я сделал слишком много ошибок, был слишком
беспечен. И не могу настаивать на вашем доверии ко мне хотя бы потому, что
из-за меня ваша жизнь оказалась под угрозой. Я забыл, кто такой наш король;
забыл, что в самом себе он видит весь Кархайд; забыл, что в нашей стране
считается патриотизмом и что сам король уже по положению своему истинный
патриот. Позвольте мне спросить вас вот о чем, господин Аи: знаете ли вы,
что такое патриотизм, убеждались ли вы в том, что он существует, на
собственном опыте?

-- Нет, -- сказал я, потрясенный до глубины души вдруг открывшейся мне
яркой индивидуальностью Эстравена и силой его духа. -- Не уверен, что хорошо
представляю это себе. Если только не называть патриотизмом просто любовь к
родине, ибо это-то чувство мне хорошо знакомо.

-- Нет, не любовь к родине я имею в виду. Я имею в виду страх. Боязнь
всего иного, чем ты сам, чем то, что окружает тебя. И знаете, страх этот не
просто поэтическая метафора, он скорее носит политический характер и
проявляется в ненависти, соперничестве, агрессивности. И он растет в нас,
этот страх. Растет год за годом. Мы слишком далеко зашли по старой дороге. А
вы... вы явились из такого мира, где даже государств уже не существует, причем
в течение многих столетий... Вы едва понимаете, о чем я говорю вам, однако
именно вы указываете нам новый путь... -- Эстравен внезапно умолк: голос его
сорвался. Но уже через несколько секунд, полностью овладев собой, он
продолжал, как всегда сдержанный и корректный: -- Из-за этого страха я и
отказался слишком настойчиво защищать ваши идеи перед королем. Во всяком
случае, пока. Однако я боюсь не за себя, господин Аи. И мои действия отнюдь
не отличаются патриотичностью. В конце концов, на планете Гетен есть и
другие государства.

Я понятия не имел, к чему он клонит, но был уверен, что у этих
объяснений есть и совсем иной смысл. Из всех темных и загадочных душ,
которые встречались мне в этом мрачном, промерзшем городе, душа Эстравена
была самой темной и загадочной. Мне не хотелось бродить по бесконечному
психологическому лабиринту и играть в прятки с премьер-министром Кархайда. Я
не ответил. Но через некоторое время он сам, причем очень осторожно,
продолжил начатый разговор:

-- Если я правильно вас понял, ваша Экумена главным образом
предназначена служению общим интересам человечества. Мы ведь здесь очень