некоторое время служило двум целям вместе. Потом полностью
специализировалось в новом направлении. То же самое - с каждым органом. А
колесо не может возникнуть в зачаточном состоянии - оно или есть, или его
нет. Даже самое маленькое колесо - все-таки уже колесо; оно должно иметь
ось, спицы, обод - ничего промежуточного не существует. Вот почему в этом
пункте возникло эволюционное молчание, цезура.
конечно, аналогию следует понимать широко колесу. Нечто такое, что могло
возникнуть лишь скачком. Сразу. По принципу: или все или ничего.
некая частица таких возможностей. Что это могло быть? Я стал изучать схему
их нервной системы, но она выглядела так же, как и у всех муравьев.
Никакой разницы. Значит, на другом уровне, подумал я. Может, на
биохимическом? Меня это не очень устраивало, однако я искал. И нашел. У
Виллинсона. Он был весьма добросовестный мирмеколог. Брюшные узлы Акантис
содержали одну любопытную химическую субстанцию, какой нельзя обнаружить у
других муравьев, вообще ни в каких организмах животных или растительных;
акантоидин - так он ее назвал. Это - соединение белка с нуклеиновыми
кислотами, и есть там еще одна молекула, которую до конца не раскусили, -
была известна лишь ее общая формула, что не представляло никакой ценности.
Ничего я не узнал и бросил. Если б я построил модель, электронную модель,
которая обнаруживала бы точно такие же способности, как муравей, это
наделало бы много шуму, но в конце концов имело бы лишь значение курьеза;
и я сказал себе: нет. Если б Акантис обладал такой способностью - в
зародышевой или зачаточной форме, то она развилась бы и положила начало
нервной системе истинно совершенной, но он остановился в развитии сотни
миллионов лет назад. Значит его тайна - лишь жалкий остаток, случайность,
биологически бесполезная и лишь с виду многообещающая, в противном случае
эволюция не презрела бы ее! Значит, мне она ни к чему. Наоборот, если мне
удастся отгадать, как должен быть устроен мой неизвестный дьявольский
мозг, этот мой apparatis universalis Limphateri <Универсальная машина
Лимфатера - лат.>, эта machina omnipotens <Всемогущая машина - лат.>, эта
ens spontanea <Самоорганизующаяся - лат.>, тогда наверняка, должно быть,
мимоходом, словно нехотя, я узнаю, что случилось с муравьем. Но не иначе.
И я поставил крест на моем маленьком красном проводнике во мраке
неизвестности.
проблему очень старую, очень недолюбливаемую наукой, очень - в этом смысле
- неприличную: за парапсихологические явления. Это само собой
напрашивалось. Телепатия, телекинез, предсказание будущего, чтение мыслей;
я перечитал всю литературу, и передо мной распростерся океан
неуверенности. Вы, вероятно, знаете, как обстоит дело с этими явлениями.
95 процентов истерии, мошенничества, хвастовства, затуманивания мозгов, 4
процента фактов сомнительных, но заставляющих задуматься и, наконец, тот
один процент, с которым не знаешь, что делать. Черт побери, думал я,
должно же в нас, людях, тоже быть что-то такое. Какой-нибудь осколок,
последний след этого неиспользованного эволюцией шанса, который мы делим с
маленьким красным муравьем; и это - источник тех таинственных явлений,
которые так недолюбливает наука. Что вы сказали? Как я ее себе
представлял, эту... Эту машину Лимфатера? Это должен был быть мудрец -
система, которая, начиная функционировать, сразу же знала бы все, была бы
наполнена знаниями. Какими? Всякими. Биология, физика, автоматика, все о
людях, о звездах... Звучит, как сказка, верно? А знаете, что мне кажется?
Нужно было лишь одно: поверить, что такая вещь... Такая машина возможна.
Не раз по ночам мне казалось, что от размышлений у невидимой стены,
непроницаемой, несокрушимой, у меня череп лопнет. Ну, не знал я ничего, не
знал...
все живое представляет собой взвесь белка в воде);
температуре;
превращение элементов и т.д.).
дальние прогулки, а в голове у меня кружился и неистовствовал вихрь
вопросов без ответов. Наконец, я сказал себе: эти феномены, которые я
называю внечувственными, бывают не у всех людей, а лишь у весьма немногих.
И даже у них бывают лишь иногда. Не всегда. Они этого не могут
контролировать. Не властны над этим. Больше того, никто, даже самый
блестящий медиум, самый прославленный телепат не знает, удается ли ему
отгадать чью-то мысль, увидеть рисунок на листке в запечатанном конверте,
или же то, что он принимает за отгадку, есть полнейшее фиаско. Итак,
какова частота того явления среди людей и какова частота успехов у одного
и того же лица, одаренного в этом отношении?
Виллинсону - просил ответить мне на вопрос: все ли муравьи стали
устраивать на плоскогорье ловушки для кватроцентикс эпрантиссиака или лишь
некоторые? А если некоторые, то какой процент от общего числа? Виллисон -
вот что такое подлинная удача! - ответил мне через неделю: 1) нет, не все
муравьи; 2) процент муравьев, строивших ловушки, очень невелик. От 0,2 до
0,4 процента. Практически один муравей из двухсот. Он смог наблюдать это
лишь потому, что вез с собой целый искусственный муравейник своей
конструкции, - тысячи экземпляров. За точность сообщенных цифр он не
ручается. Они имеют лишь ориентировочный характер. Эксперимент,
первоначально бывший делом случая, он повторил два раза. Результат был
всегда тот же. Это все.
парапсихологии! Помчался в библиотеку, словно за мной гнались. У людей
рассеивание было больше. От нескольких тысячных до одной десятой процента.
Это потому, что у людей такие явления труднее установить. Муравей либо
строит ловушки для кватроцентикс, либо нет. А телепатические способности и
другие способности подобного характера проявляются лишь в той или иной
степени. У одного человека из ста можно обнаружить некоторые следы такой
способности, но феноменального телепата нужно искать среди десятков тысяч.
Я начал составлять для себя таблицу частоты, два параллельных ряда:
частота явлений ВЧ - внечувственных - у обычного населения Земли и частота
успехов особо одаренных индивидуумов. Но, знаете, все это было чертовски
зыбко. Вскоре я обнаружил, что чем больше добиваюсь точности, тем более
сомнительные получаются результаты: их можно было толковать и так, и эдак,
разная была техника экспериментов, разные и экспериментаторы - короче
говоря, я понял, что должен был бы сам, коли на то пошло, заняться этими
вещами, сам исследовать и явления, и людей. Разумеется, я признал это
бессмысленным. Остался при том, что и у муравьев, и у человека такие
случаи составляют доли процента. Одно я уже понимал: почему эволюция на
это не пошла. Способность, которую организм проявляет лишь в одном случае
из двухсот или трехсот, с точки зрения приспособляемости, ничего не стоит;
эволюция, знаете ли, не наслаждается эффектными результатами, если они
редки, хоть и великолепны, - ее целью является сохранение вида, и поэтому
она всегда выбирает самый верный путь.
проявляется у столь различных организмов, как человек и муравей, с почти
одинаковой частотой, а вернее, редкостью; какова причина того, что этот
феномен не удалось биологически "сгустить"?
там, в трех пунктах, скрывалось решение всей проблемы, только я об этом не
знал. По очереди отбрасывал я пункты: первый - ибо явление это, хоть и
редко, наблюдалось лишь у живых организмов, значит, могло происходить
только в водно-коллоидной среде. Третий - по той же причине: ни у муравья,
ни у человека радиоактивные явления не включены в жизненный процесс.
Оставался лишь второй пункт: очень высокие или очень низкие температуры.
реакции, зависящей от температуры, есть свой оптимум, но она происходит и
при иных температурах. Водород соединяется с кислородом при температуре в
несколько сот градусов стремительно, но и при комнатной температуре
реакция тоже совершается, только может продолжаться веками. Эволюция
превосходно об этом знает. Она соединяет, например, водород с кислородом
при комнатной температуре и добивается этого быстро, потому что пользуется
одной из своих гениальных уловок: катализаторами. Итак я опять узнал
кое-что: что эта реакция, основа феномена, не поддается катализу. Ну,
понимаете, если б она поддавалась, эволюция немедленно воспользовалась бы
ею.
накапливавшиеся познания? Негативный: я по очереди узнавал, чем это не
является. Но, исключая одну догадку за другой, я тем самым сужал круг
темноты.
катализаторам? Ответ был краткий: таких реакций нет. В сфере биохимии их
нет. Это был жестокий удар. Я лишился всякой помощи книг, оказался наедине
с возможностью и должен был ее победить. Однако я по-прежнему чувствовал,
что проблема температуры - это правильный след. Я снова написал
Виллинсону, спрашивая, не обнаружил ли он связи этого явления с
температурой. Это был гений наблюдательности, право. Он мне ответил, а как
же. На том плоскогорье он провел около месяца. Под конец температура
начала падать до четырнадцати градусов днем - дул ветер с гор. Перед тем
была неописуемая жара - до пятидесяти градусов в тени. Когда жара спала,
муравьи хоть и сохранили активность и подвижность, но ловушки для
кватроцентикс перестали строить. Связь с температурой была отчетливой;
оставалось одно затруднение: человек. При горячке он должен был бы