Элизабет Линн
Земля Арун никогда не существовала в действительности. Всякие
исторические аналогии случайны, за исключением "искусства шири". Оно, в
некоторых деталях описания, имеет сходство с боевым искусством айкидо. Это
сделано сознательно, ибо автору должно знать то, о чем он пишет, и с
почтением и благодарностью вспоминать о своих учителях.
ним кололся, но не грел. Тепло камина совершенно не ощущалось. Утреннее
солнце золотило пыльные гобелены в казарме, проникая сквозь лишенные стекол
окна. За ними в бледном небе вставали зубцы крепостной стены.
кошмары, видно, во сне его били. Обувные шнурки никак не хотели подчиняться
закоченевшим пальцам. Культя Керриса тоже страдала от холода. Он подышал на
нее, согревая. Во дворе взбрехнула собака, женский голос прикрикнул на нее.
Керрис причесался пятерней и, обходя спящих, побрел из казармы. Из кухни,
отделенной только кожаной занавеской, слышались голоса. За полотнищем его
обдало теплом-печи затопили еще до света. В изразцовой нише стены догорала
забытая свеча. Суетились поварята. Подручный главного повара в белом
полотняном фартуке резал на доске окорок. Толстые ломти ложились на
серебряное блюдо. Пола грела руки у печного огня. Керрис подошел и,
нагнувшись, поцеловал в макушку.
рядами высоких стаканов он приглядывал посудину побольше.
что на дворе весна.
согревало.
севера.-Там что, уже проснулись?-Спрашивала о воинах. Она сама когда-то
прежде несла службу на южных границах.
головкой сыра в руках. Приветливо улыбнулась Поле и радостно-молодому
повару, отчего нож в его руке застучал по доске вдвое чаще. Керрис не
удостоился взгляда. Он его и не ждал. Калека, одержимый припадками, годился
в писцы в Торноре, но был фигурой куда менее полезной и значимой, чем
подручный повара. Пола насупилась и спросила:
лучше насмешек и издевательств, достававшихся ему во множестве. Желая
угодить Поле, он снова окунул кружку в варево. Поваренок отодвинул
заслонку, и из печи пахнуло хлебным духом.
лапы покрывала густая растительность, компенсируя полное отсутствие волос
на черепе. За глаза его звали Яйцо. Как большинство собратьев по профессии,
он был вечно зол, как лесовик во время гона, и не терпел в кухне незваных
гостей.
указывал на выход. Керрис не собирался перечить.
Хотелось, чтобы все поскорее закончилось. Он зацепил ногой стул,
притворяясь, что теряет равновесие. Противник с победной ухмылкой метнулся
навстречу в решительной атаке. Одна рука отвела в сторону оружие, другая
захватила шею врага. Нападавший потерял равновесие и покатился на пол.
Звякнул выпавший нож. Ударом ноги клинок был отброшен подальше. Сдавленно
взвизгнула женщина. Глаза поверженного противника налились кровью. Лицо
сковал ужас.
поединке?
откуда-то сзади.
над ним, как кошка, защищающая своего детеныша. Главный повар кричал,
брызжа слюной.
недоверчиво. Не надо бы ей видеть эту сцену.-Не тревожься.-Он поднялся на
ноги и пошел к двери, ведущей в зал. Сгрудившись, как щенки,
перешептывались поварята. Яйцо рявкнул, и они прыснули в стороны.
привалился к стене. После припадка всегда было не по себе, потом все
проходило. Он опирался на гобелен, изображающий битву. Жозен наверняка мог
бы сказать, что за давнее сражение послужило сюжетом.
сменившийся ночной караул. Часовые казались грузными в одеждах из меха и
кож. Вокруг них скакали волкодавы-рослые собаки с узкими головами и
длинными мордами. В последнее время в них не было проку, волки в степи
почти перевелись. За всю осеннюю охоту прошлого года удалось добыть только
одного. На шкуру паршивого годовалого волка, растянутую для просушки на
замковом дворе, бегали смотреть все мальчишки из деревни.
есть не хотелось. Он пошел к выходу меж рядами столов и столкнулся лицом к
лицу с владельцем замка.
живостью характера. В наследство от предков ему достались волосы светлого
золота и особенная бледность кожи. Последним фамильным признаком Керрис
отмечен не был.
нарочно делал вид.
словно того и не было рядом.
По просторному внутреннему двору он шел к Башне Летописца. В самой
глубине его сознания коренилось объяснение того, что связывало его с
братом. Уже не раз удавалось приблизиться к этой тревожащей мысли, но суть
ее ускользала.
называлась "бумага-ножницы-скала". В отличие от большинства ребячьих забав,
в ней мог участвовать и однорукий. В детстве Керрис любил эту игру. Так
наловчился определять предметы, которые загадывали другие, что сверстники
не стали принимать его. Или били, затеяв потасовку в конце игры. Дочь
Морвена Эрет неизменно одерживала верх в детских драках, она была постарше.
А ему удача никогда не улыбалась...
Лицо над ворохом грязного белья. Щеки с оспяными рябинками. Гладкие волосы.
краской.
грудью, шепнула:
за нею в прачечную. Потом, лежа в грязных простынях, переживал приступ
восторженной благодарности. До этой девушки только один человек так ласкал
его. Его суетливая неловкость доставила ей удовольствие. Только спустя
несколько недель он узнал, что обманулся. Случайно подслушал, как Кили в
разговоре с подружкой называла его главным мужским достоинством культю и
смеялась.
стенах восхищенно улюлюкали.
краснолицым? Куда держали путь шири на своих лошадях? Они виделись ему: