цепи.
драгоценностями ошейников; они-то и сдержали ужасный бросок. Одного ларла
отбросило назад, настолько сильно он на меня кинулся, второй какое-то
мгновение стоял вертикально, нависая надо мной, как дикий жеребец, его
мощные когти резали воздух, он пытался разорвать удерживающую его цепь.
на меня, изредка пытаясь подтянуть меня лапой к своим ужасным челюстям.
никогда раньше не видел белых ларлов.
нижнюю челюсть, как у саблезубых тигров. Четыре носовых щели каждого
животного широко раскрыты, звери возбужденно и тяжело дышат. Длинные
хвосты с кисточкой на конце хлещут по сторонам.
встал, принюхался, повернулся ко мне боком и как будто отказался от
всякого намерения причинить мне вред. Мгновение спустя я понял, в чем
дело: он быстро повернулся, лег на бок и протянул ко мне задние лапы. Я в
ужасе поднял щит: изменив позу, он на целых двадцать футов увеличил радиус
пространства, куда допускала его цепь. Две большие когтистые лапы ударили
меня по щиту и отбросили к утесу. Я покатился и постарался быстрее
вернуться, так как удар отбросил меня в пределы досягаемости второго
зверя. Плащ и одежда на спине у меня были разорваны когтями второго ларла.
поддамся на их примитивную уловку. Меня восхитили эти ларлы, они казались
почти разумными. Да, сказал я себе, хорошо было сделано.
коже. Спина промокла от крови: когти второго ларла добрались до тела.
Кровь должна была быть теплой, но я чувствовал холод. Она замерзала у меня
на спине. Теперь не оставалось другого выхода, только вперед, если смогу.
Без таких маленьких, но необходимых предметов, как иголка и нитка, я,
несомненно, замерзну. В Сардаре нет дерева, значит не из чего разжечь
костер.
хорошо было сделано, слишком хорошо.
кольцам на скале, а исчезают в двух круглых отверстиях. Теперь цепи
медленно втягивали внутрь, к крайнему раздражению зверей.
неожиданно расширилась, превратившись в большую круглую площадку, на
которой я и обнаружил прикованных ларлов. С одной стороны площадка
заканчивалась вертикальной скалой; скала изгибалась, создавая нечто вроде
чашеобразного углубления; по другую стороны площадка обрывалась в крутую
пропасть, но частично ограничивалась другим утесом: это начиналась вторая
гора, которая соединялась с той, на которую я поднимался. Круглые
отверстия, куда уходили цепи ларлов, находились в этих двух
противоположных утесах. И между утесами открывался узкий проход. Насколько
я мог видеть, он заканчивался тупиком. Да, решил я, эта внешне
непроницаемая стена вполне может скрывать вход в зал царей-жрецов.
они сидели, прижавшись к стенам, цепи их превратились в короткие привязи.
Мне показалась прекрасной снежная белизна их шкур. Звери угрожающе рычали,
изредка поднимали лапу, но не делали попыток вырваться.
как часть скалы неожиданно отошла назад, обнаружив проход в камне,
примерно в восемь квадратных футов.
когда я окажусь между зверями. Откуда мне знать, что ждет меня в темном
проходе? Но тут я увидел в нем какое-то движение, показалась низкорослая
круглая фигура в белой одежде.
белой одежде, похожей на одеяния посвященных. В сандалиях. Краснощекий, с
лысой головой. С бачками, которые от ветра весело шевелились на его
невыразительном лице. Маленькие яркие глаза под густыми белыми бровями.
Больше всего я удивился, увидев, что он держит небольшую круглую трубку,
из которой тянется струйка дыма. Табак на Горе неизвестен, хотя есть
другие порочные привычки, занимающие его место; в особенности часто жуют
листья растения канда, вызывающие наркотическое действие; как ни странно,
корни этого растения, если их высушить и измельчить, смертельно ядовиты.
которого так не соответствовала массивному каменному входу. Мне казалось
невероятным, что он может быть опасен, что его хоть что-то может связывать
с ужасными царями-жрецами Гора. Он слишком добродушен, слишком открыт и
бесхитростен, слишком откровенен и явно рад мне. Невозможно было не
почувствовать влечения к нему; я понял, что он мне нравится, хотя мы
только что встретились, и что хочу, чтобы и я понравился ему; я
чувствовал, что нравлюсь ему, и мне самому это было приятно.
веселого джентльмена, с его ярким лицом и добродушными манерами, я решил
бы, что он англичанин, из числа тех, кого так редко можно встретить в наши
дни. Если бы такой встретился в восемнадцатом столетии, он оказался бы
жизнерадостным шумным деревенским сквайром, нюхающим табак, считающим себя
центром земли, любящим подшутить над пастором и ущипнуть служанку; в
девятнадцатом веке ему бы принадлежал старый книжный магазин, и он работал
бы за высоким столом, очень старомодным, держал бы свои деньги в носке,
раздавал бы их всем по первой просьбе и публично читал вслух Чосера и
Дарвина, вызывая ужас посетительниц и местных священников; в мое время
такой человек мог быть только профессором колледжа, потому что других
убежищ в моем мире для таких людей почти не осталось; можно представить
себе его укрывшимся в университетском кресле, может быть, даже с подагрой,
он отдыхает в своей должности, попыхивая трубкой, любитель эля и старинных
замков, поклонник непристойных песен елизаветинского времени, которое
считает частью богатого литературного наследия прошлого и с которым
знакомит поколения недавних выпускников Этона и Харроу. Маленькие глазки,
мигая, рассматривали меня.
снова стал прежним веселым и добродушным.
Гора.
Может, подумал, что ошибся. Но я не ошибся. Человек отступил в проход.
Затянулся, выпустил дым. Повторил: - Парп, - и снова затянулся.
почувствовал мое удивление.
подходящее имя для царя-жреца, но я и не очень царь-жрец. - Он захихикал.
моему изумлению, человек, назвавший себя Парпом, побелевшей рукой сжал
трубку и задрожал от ужаса. Через мгновение он пришел в себя. Мне
показалось странным, что царь-жрец так боится ларлов.
глубь прохода.
ларлов, когда я проходил между ними, убеждал меня, что я не сплю, что я
действительно пришел к залу царей-жрецов.
Помню, как я бросил последний взгляд на Сардарский хребет, на тропу, по
которой пришел, на голубое небо и двух снежных ларлов, прикованных по обе
стороны от входа.
круглой трубки почти непрерывно окутывал его лысую голову и бачки и плыл
по коридору.
видел в туннелях Марлениуса под стенами Ара. Ни в освещении, ни в
конструкции коридора ничего не показывало, что каста строителей
царей-жрецов, если таковая у них есть, хоть в чем-то превосходит людей на
равнинах. К тому же в коридоре не было никаких украшений, мозаик, ковров,