области фантазии на твердую почву действительности. По крайней мере, в то
время мне казалось, что это было именно так. Мне казалось, что я снова
вернулся к своей обычной жизни провинциального врача и что все помыслы о
потустороннем мире совершенно далеки от меня. За мной пришли - решил я -
от больного. Пациент, должно быть, живет в квартале св.Фортуната, потому
что позвонили с черного хода, который ведет на улицу Ботас...
темная, и я ничего не видел перед собой.
слабый звук звонка.
другим стукнули засовы, и раздался скрип открывающейся калитки.
меня за этой калиткой. Я не обладаю литературным талантом и не стремлюсь
использовать эффектного момента. Мне хочется лишь попросту передать то,
что мне довелось видеть, притом так, как это было в действительности.
различимый призрак тоже не шевелился. Я видел перед собой покрытое
смертельной бледностью лицо Жана Лебри. Он был невероятно худ, и черты его
лица казались скованными выражением вечного покоя. Закрытые веки глаз
придавали ему вид человека, заснувшего последним сном. Его лицо было
обращено ко мне. Он не лежал и даже не опирался о стену, а стоял
совершенно прямо. Я различал теперь очертания его тела, которое казалось
лишь тенью среди окружавшей нас темноты.
оцепенение, то я должен сказать, что, по-моему, оно продолжалось не больше
десяти секунд. Призрак прошептал:
другого, незамеченного мною раньше человека.
Это я - Нуарэ. Я привез тебе Жана Лебри. Что ты скажешь по поводу такого
сюрприза?
подвержен проявлению особых нежностей.
знал о моем возвращении... Даже мама не должна знать об этом... Завтра вы
не откажете сообщить ей обо всем со всеми необходимыми предосторожностями,
не правда ли?
чтобы Жана не увидели и не узнали.
уже пора ехать... Ведь мне предстоит еще проделать путь в девяносто
километров!
Войдемте!
хотел объясниться с ним хотя бы при помощи жестов, насколько это позволяли
окружавшие нас сумерки. Я прикоснулся к своим глазам, указывая ему на
глаза Жана, которые все еще оставались закрытыми, проделывая головой
вопросительные движения.
Берегите себя... До свидания, Бар!
слово:
время как я, окончательно растерявшись и испытывая смешанное ощущение
радости и скорби, повел к себе в дом Жана Лебри.
он свои извинения. - Я не хотел громко отвечать вам, когда вы спрашивали:
"Кто там?". Я надеюсь, что нас никто не видел и не слышал. Дело в том, что
если бы мама узнала внезапно... Ведь она думает, что я убит, не правда ли?
налево. Вот мы и у меня в кабинете. Садитесь и выпейте валерьяновых
капель... Я устрою вас на ночь в комнате для гостей, а завтра я с самого
утра отправлюсь к вашей матушке... Я очень рад вас видеть, Жан!
его озарилось радостным светом.
Его вид внушал мне серьезные опасения, и мне стало понятно, почему я
несколько минут тому назад, среди окружавшей нас темноты, с трудом мог
узнать в нем прежнего Жана Лебри. Кожа на его лице была болезненно суха и
казалась натянутой на резко выдающиеся скулы. Под влиянием волнения его
щеки покрылись неестественно ярким румянцем. За последние пять лет его
болезнь, по-видимому, разыгралась в полной мере.
обычно говорят люди, охваченные сильной радостью:
Меня сейчас же освободили от военной службы. Я попросил, чтобы меня
провели к Нуарэ. Он сообщил мне, что вы возвратились в Бельвю в январе
месяце. С ним вместе мы и решили, что мне лучше всего будет вернуться сюда
ночью. Я не хотел отправлять вам телеграммы или звонить по телефону -
из-за мамы. Мне казалось, что малейшая неосторожность или оплошность может
убить ее. Да, кроме того, я хотел избежать всякого шума, расспросов,
газетных сообщений...
Жан, не мучьте себя всякими сомнениями.
произошел совершенно необычайный случай, целое происшествие!.. Вообразите
себе: меня выкрали, да, да, именно выкрали из германского госпиталя! Я
почти ничего не видел, и они этим воспользовались. Мне совершенно
неизвестно, куда они меня свезли. Я был прекрасно обставлен и пользовался
хорошим уходом. Меня окружали какие-то неведомые врачи, которые,
по-видимому, желали испробовать на мне новые способы лечения. Но они ни во
что меня не посвящали и умалчивали о том, где я нахожусь, а я никуда не
выходил... Наконец один из недовольных начальством служителей рассказал
мне о нашей победе, о разоружении и оккупации Германии... В один
прекрасный вечер я бежал вместе с ним. Мы провели в вагоне бесчисленное
количество долгих часов, и он расстался со мной лишь у моста через Рейн.
"Теперь выпутывайтесь дальше сами, - сказал он мне. - Вы - в Страсбурге, и
здесь везде французские войска". Я представил о себе сведения,
удостоверяющие мою личность... Вот и все! Не правда ли, это необычайно?
я остолбенел от изумления. Ах, если бы вы только могли видеть эти глаза!
Вообразите себе античную статую, которая вдруг ожила. Представьте себе
прекрасную мраморную голову, приподнимающую свои веки, медленно скользящие
по совершенно сплошному и ровному глазному яблоку, на котором нет ни
малейшего намека на зрачок.
закрыл. - Как вам сказать? Должно быть, перевязками и промываниями. Я
как-то плохо отдавал себе в этом отчет. Они мне ничего не объясняли... У
меня создалось такое впечатление, что мой случай представлял для них
совершенно исключительный интерес и что они держали меня с целью его
изучить... Теперь я уже поправился и не представляю собой никакой ценности
для науки.
раньше, чем наш разговор снова возобновился, но уже на другие темы,
которых Жан упорно держался в течение всего вечера, между нами неожиданно
воцарилось короткое молчание.
вещей, которыми нам хотелось поделиться друг с другом. Наконец я уговорил
его пойти и лечь; но мы уже ни разу не коснулись вопроса о его слепоте или
о том, что ему пришлось испытать с момента его исчезновения до возвращения
в Бельвю.
определить то сложное и странное состояние духа, в котором я находился. Я
был - да простят мне это сравнение - чем-то вроде воплощенного
вопросительного знака. Больше всего меня мучило воспоминание об этих
ужасных глазах статуи, подобных которым я никогда еще не встречал за все
время, которое посвятил изучению человеческих страданий и уродств.