Чтение 4–й страницы книги ~Певец меча~

– Дел…

Она даже не посмотрела на меня.

Я покрутил головой, разглядывая кантину и пытаясь найти то, что привлекло ее внимание. Я никак не мог понять, что же привело ее на грань срыва, что превратило ее из женщины, которую я хорошо знал, в готового к атаке зверя.

Я ничего не увидел. Не в том смысле, что совсем ничего. Я видел людей. Просто людей. Согнувшихся над столами, сгорбившихся на стульях. Они рассказывали байки, шутили, ругались. Служанки усердно торговали собой. Свет ламп едва пробивался сквозь задымленный воздух.

– Дел, – нахмурившись, я снова повернулся к ней и увидел, как с ее лица медленно сходит краска. Не скажу, чтобы там было чему сходить, с ее-то бледной Северной кожей, но оказалось, что она может быть еще белее. Дел стала сильно смахивать на трехдневный труп.

Она медленно опустилась обратно на стул. Руками она все еще цеплялась за край стола, широко расставленные пальцы заметно дрожали. Дрожали – я никогда не видел, чтобы Дел трясло.

– Неужели я ошиблась? – спросила она ровным, неживым голосом. Потом снова, еще настойчивее повторила тем же необычным, ровным голосом: – Неужели я ошиблась?

Я снова закрутил головой, выискивая, что же могло произвести на нее такой эффект. Народу в кантине собралось много. Один человек поднялся со стула и, повернувшись, решительно направился к выходу. Наклонившись, он поднял полог, и ткань упала за его спиной. Я услышал, как Дел медленно шумно выдохнула.

– Что, в аиды… – она остановила меня жестом и я замолчал. Я ждал и никак не мог забыть ее дрожащие пальцы. В конце концов, из глаз Дел исчезло тупое, стеклянное выражение, и Дел перевела взгляд на меня. На этот раз, подумал я, она меня увидела.

– Это мое дело, – сообщила она и залпом выпила все вино из кружки.

Дел пьет редко и мало. Не в ее привычке напиваться. Но теперь она прижимала кружку к губам, словно надеялась, что алкоголь придаст ей сил. Я смотрел, как двигалось ее горло, пока она пила большими глотками – как мужчина, пытающийся прогнать своих демонов.

Или женщина, прогоняющая своих.

– Бывают личные дела, – я не без усилия разжал пальцы Дел и поставил ее кружку на стол. – Это к личным не относится. Может нам стоит что-то обсудить?

– Может мне стоит купить кувшин акиви, чтобы ты заткнулся? – рявкнула она. Потом, чуть справившись с собой, Дел извинилась за резкий тон.

Но не за слова. Я улыбнулся.

– Ситуация складывается в мою пользу. Позвать Ямину?

– Нет, – Дел посмотрела на остывающее мясо. – Нет. Нужно экономить деньги.

– Тогда давай использовать вино так, как полагается, – я вновь наполнил ее кружку. – Вино пьют медленно, неторопливо, смакуя его.

– Оно кислое.

Лицо ее порозовело, она снова превращалась в хорошо знакомую мне Дел.

– Да, кислое, – согласился я, – ты сейчас такая же.

– Ты не знаешь… – начала она и замолчала.

– Нет, – согласился я, – не знаю. И не узнаю, пока ты не скажешь мне.

– Это личное, – повторила Дел.

Куском хлеба я повозил по миске застывшее мясо – из моря подливки поднимались мясные островки. Я мягко сказал:

– Ты знаешь обо мне больше, чем кто-либо живущий на земле.

Она посмотрела на меня резко, испуганно, потом внезапно вздрогнула и покачала головой.

– Не могу. Не сейчас.

– Тот человек…

– Не сейчас.

Пообщавшись с Дел, я успел понять, что иногда лучше дать ей отмолчаться. Придерживаясь этой стратегии, я перевел все внимание на кислое вино и баранину, пока Ямина строила мне глазки из другого конца задымленной кантины.

Утром Дел вытряхнула меня из кровати, не слишком нежно ударив кулаком по ребрам. Когда же я обиженно посетовал на ее плохое воспитание, она просто швырнула в меня набедренную повязку, перевязь и бурнус и посоветовала побыстрее одеваться, поскольку на утро она запланировала кучу дел.

– Запланировала? – я оделся, скользнул в перевязь, и, привычно поведя плечом, проверил наличие меча. – Что запланировала?

– Запасы в дорогу, – сухо пояснила она и откинула полог.

Движение оказалось слишком резким для старой ткани, которая отделяла нашу крошечную комнату от коридора. Полог затрещал, и в руках Дел осталась выцветшая зеленая тряпка. Раздраженно прищелкнув языком, Дел отбросила ее.

– Мы не в духе с утра пораньше? – я поднял с пола переметную суму и, отодвинув Дел в строну, вышел из душной комнаты с низким потолком. – Может если бы этой ночью ты побольше спала и поменьше думала…

– Ты храпел.

Понятно. Я виноват. Мог бы и сам догадаться. Пришлось прикусить язык и спуститься вниз, чтобы заказать завтрак.

У Дел еще и не было аппетита, но все же она не была настолько глупа, чтобы игнорировать еду, не зная, когда в следующий раз удастся перекусить. Ела Дел через силу. Она торопливо жевала черствый хлеб, заглатывала приправленный специями хеши, пила козье молоко. Я как раз подумывал о второй тарелке хеши, когда она посоветовала мне заканчивать. Я подарил ей хмурый взгляд.

– Аиды, Дел, нам же не нужно ПЕРЕБЕГАТЬ границу.

– Терять время тоже не стоит. Тигр, ты же знаешь, мне нужно торопиться.

– Время-тремя, – заворчал я. – Мужчине нужно есть, Дел. Иначе когда тебе понадобится помощь, он не сможет ничего сделать.

Как я и думал, этот довод заставил ее замолчать. Она вспомнила, что я сопровождал ее по собственному желанию и в любой момент мог развернуться и уехать. Напомнив Дел, что я собирался помогать ей во всем до последнего, я заставил ее забыть о своем праведном гневе.

Трудно сердиться на человека, который предлагает тебе помощь. К тому же, это может быть воспринято как признак плохого воспитания.

Я краем глаза наблюдал за реакцией Дел. Она затихла и я решил обойтись без второй порции. Я встал, снова подобрал с пола переметную суму и молча показал на дверь.

Дел послушно повернулась и вышла.

Вскоре я уже не сомневался, что Дел помнит Харкихал гораздо лучше, чем я, хотя она была здесь более года назад. Она привела меня прямо в небольшую лавочку около городской стены, где потратила несчетное количество времени, изучая кучи меха, мягкой кожи, тяжелой окрашенной ткани. Устав бродить за ней как носильщик, сопровождающий госпожу с Юга, я бросил суму у двери и сам занялся изучением товара.

Лавочка провоняла дубленой кожей, мехом и еще чем-то странным и незнакомым. Привыкший к пустынным шелкам и легким тканям, я не представлял, как мог человек нацепить на себя столько тяжелой одежды. Но Дел, видимо, представляла. Она выбрала кучу вещей и отдала торговцу почти все наши деньги.

– Сулхайя, – сказала она, пока он заворачивал меха в кожаные свертки и перевязывал их.

Торговец ответил Дел на неподдающемся переводу Северном языке. Я посмотрел на него повнимательнее. Он был уже стар, голова его поседела, а солнце обожгло кожу, но глаза остались голубыми как у Дел. Значит он не Южанин. Он приехал с Севера, из чего можно было сделать вывод, что Дел знала, что делала. Это обстоятельство утешало, принимая во внимание то, что я уже ничего не понимал.

Взгляд старика остановился на рукояти ее меча, видневшейся из-за левого плеча. Рукоять Бореал сделана так, что дурачит глаз, зачаровывает зрителя, а если засмотреться на нее, можно впасть в состояние, близкое к трансу. Серебро все время меняется, рисунок растекается и движется, пока вы окончательно не забываете о времени, думая только о мечущихся под коркой металла тенях. Пытаясь рассмотреть хотя бы одну, вы и не заметите, как возьмется за дело клинок и прикончит вас.

– Ан-истойя? – спросил старик и Дел застыла.

Лицо ее окаменело, превратившись в шедевр скульптора, создавшего произведение безупречной красоты. Жесткое как камень, и такое же недвижимое.

Ан-истойя. Высочайший ранг, который мог получить на Севере ученик мастера меча. Этим рангом награждают учеников ан-кайдины – мастера, стоящие выше, чем сами учителя, кайдины. Его добиваются лишь самые одаренные. Дел была истойя – ученица, потом сам ан-кайдин объявил ее ан-истойя.

Но от ранга Дел отказалась, выбрав путь танцора меча, и сделав этот выбор, она уже не подчинялась никаким ритуалам, кроме тех, что определял круг.

Своим вопросом старик влезал в замкнутый, строго охраняемый мир ее жизни, но Дел не ответила враждебностью, как часто поступала со мной в подобных ситуациях. Может из-за его возраста. Может потому что он был Северянином. Может потому что он лучше знал, что означало это слово и произнес его с должным уважением.

– Нет, – поколебавшись, отрезала она. – Я танцор меча.

Его глаза блеснули, но лицо – паутина морщин и складок – не изменилось. Он снова посмотрел на Бореал и кивнул. Один раз.

– Хорошо поешь, – сказал он и ушел к другому покупателю.

Я закинул на плечо суму, взял один сверток и вышел из магазина, на шаг опережая Дел. Когда мы оказались на улице, я задержался, чтобы она поравнялась со мной.

– Хорошо поешь, – озадаченно повторил я. – Он хотел сказать танцуешь?

Дел поудобнее ухватила свой сверток. Лицо ее ничего не выражало.

– Нет, – объявила она. – Он все сказал верно.

А я-то рассчитывал на более развернутый ответ или на объяснение. Обдумав ситуацию, я решил поосторожничать, не лезть к ней с расспросами и сменил тему.

Вернувшись, мы тщательно поседлали лошадей, не забывая, что Харкихал

– последний город перед Границей. Покинув серо-коричневые стены, направившись на Север, я стану чужим для своего мира. Дел возьмет на себя роль проводника, а мне, не знающему нравы и обычаи Севера, останется только подчиняться ей.

Нам придется поменяться ролями и не скажу, чтобы я был очень этому рад.

Дел-то, без сомнения, была довольна.

Но она замкнулась в себе и молчала, пока мы выводили ее застенчивого мерина и моего раздраженного жеребца из деревянной постройки за гостиницей, служившей конюшей. Теперь на широких крупах наших лошадей лежали свертки кожи и меха. Жеребец еще не решил, как относиться к происходящему. Он шел, осторожно ступая задними ногами, словно пробираясь на цыпочках. Потом гнедой начал часто и шумно хлестать хвостом, и это яснее слов сообщило мне, что он собирается высказаться так, как это могут делать только лошади.

Жеребец фыркнул, намеренно толкнул меня в правое плечо носом и прихватил зубами бурнус.

– Кончай, – посоветовал я, ни на секунду не забывая, что его передние копыта находятся в опасной близости от моих ног.

Он не отвязался и после очередного толчка в плечо я выбросил в его сторону мощный кулак. Кулак и нос соприкоснулись. Жеребец тут же отпрянул, кивая и мотая головой на другом конце плетеного голубого повода, и выкатил один глаз в невинном, растерянном изумлении, но меня он этим не провел. Я улыбнулся, пригрозил ему пальцем и увидел, как поднялись бархатные уши. Впрочем, он тут же снова заложил их, но скандалить не стал. Гнедой был не столько зол, сколько расстроен, что я поймал его за одной из проделок. Пока жеребец был в хорошем настроении, с ним можно было договориться.

Дел покачала головой.

– Не знаю, почему ты не продашь его. Он уже обошелся тебе гораздо дороже, чем стоит.

– Это как сказать, – ответил я, вспоминая, что, как бы то ни было, а он убил одного из моих врагов. К сожалению, меня в это время с ним не было и я не мог полюбоваться этим зрелищем. – Будем считать, что я к нему привык. Как человек, который каждый год собирается расстаться со сварливой женой и никак не расстанется.