возвращается:
бы ты ни дал мне и ни взял у меня, если "я" остается, то это --
жизнь.
слышало бы его там, в Доме Мертвых.
и вновь может видеть, и он смотрит на танец мертвых и слышит
музыку, под которую они танцуют.
смеется.
силу, чтобы разбудить тебя? Даже несмотря на то, что сила эта
всегда оставалась бы при мне, а твое "я" всегда было бы
пригодно для пробуждения?
лишь возможностью, то это была бы смерть.
вещи. Значит, различие между ними определяется периодом
времени?
приходит бодрствование, и все это время я существую, я знаю
это. Когда я не знаю ничего.
существовании, по крайней мере, время от времени.
этого?
не знаешь, что ты или кто ты, ты не знаешь различия между
существованием и несуществованием, однако осмеливаешься спорить
со мной о жизни и смерти! Теперь я не буду спрашивать, я буду
рассказывать тебе. Я расскажу тебе и о жизни и о смерти...
и то же самое справедливо и для смерти. Сейчас это перестанет
казаться парадоксом.
покинувший его в тот день, когда ты вошел сюда, еще не миновал
даже ничтожной части расстояния, разделяющего нас. Между нами
лежат Средние Миры. Они движутся в потоках Жизни-Смерти, что
текут между моим Домом и Домом Осириса. Когда я говорю "текут",
я не имею в виду, что они ползут, словно жалкий луч света.
Скорее, они катятся, как волны океана, у которого лишь два
берега. Мы можем поднять волны всюду, где нам будет угодно, но
сам океан никогда не выйдет из берегов. Что это за волны?
множащейся, плодящейся без меры, -- слишком милосердные, без
меры развившие науки, сохраняющие людям жизнь -- миры, которые
топят себя в собственном семени, миры, заполняющие все свои
земли толпами беременных женщин -- и потому идущие к смерти под
тяжестью собственной плодовитости. Есть миры холодные,
бесплодные и жестокие, миры, перемалывающие жизнь, как зерно.
Даже с модификациями тела и меняющими мир машинами имеется
всего несколько сот миров, которые могут быть заселены шестью
разумными расами. Жизнь очень нужна на худших из них. На лучших
она может стать ужасным даром. Когда я говорю, что жизнь нужна
или не нужна, я тем самым утверждаю, что нужна или не нужна
смерть, и говорю я не о двух разных вещах, а об одной и той же.
Осирис и я -- бухгалтеры. Мы сводим баланс. Мы поднимаем волны
или заставляем их вернуться в океан. Может ли жизнь сама
ограничивать себя? Нет. Она есть бессмысленное стремление двоих
стать бесконечностью. Может ли смерть сама ограничить себя?
Никогда. Ибо она -- столь же бессмысленное усилие нуля
поглотить бесконечность.
говорит Анубис, -- иначе плодородные миры возвышались бы и
падали, возвышались и падали, раскачиваясь между империей и
анархией, чтобы затем окончательно погибнуть. Холодные же миры
были бы проглочены нулем. Жизнь не может удерживать себя в
предназначенных ей границах. Следовательно, она должна быть
удержана теми, кто стоит над жизнью и смертью. Осирис и я
владеем Средними Мирами. Мы управляем ими, и мы возвышаем и
подавляем их, как захотим. Теперь ты видишь, Оаким? Ты
начинаешь понимать?
разумных рас на любом из миров, когда это необходимо. Мы можем
манипулировать продолжительностью жизни и, если понадобится, --
уничтожать ее избыток.
им повышенную рождаемость и вмешиваться в продолжительность
жизни. Сразу после смерти обитатели этих миров попадают в Дом
Жизни, а не сюда. Там их или обновляют, или же расчленяют и
используют для создания новых индивидов, которые могут и не
иметь человеческого сознания.
Мирах есть подобия кладбищ, но единственное настоящее -- здесь.
Иногда Дом Жизни посылает к нам за телами или частями тел.
Случалось, что и они отправляли нам свои излишки.
величайшее проклятие Вселенной. Тебе незачем понимать. Твое
понимание или непонимание, твое одобрение или неодобрение
ничего не изменят.
над этим?
возражений, ибо она необходима для самого их существования.
Наша воля стала естественным законом, она совершенно
беспристрастна и применяется в равной степени ко всем, кто
подвластен нам.
тебе, -- не сейчас. Я сделал тебя машиной, Оаким. Теперь я
сделаю тебя человеком. Кто сможет сказать, кем ты был вначале?
Если бы я стер твои воспоминания до этого момента и затем вновь
воплотил тебя, ты мог бы вспомнить только, что начинал как
машина.
когда я назначу тебе новые обязанности. Если, конечно,
назначу...
Оакима и выключает его чувства.
горят на колоннах, подобные бессмертным мыслям...
глядя вверх. Под ним холодные плиты, а вдалеке справа от него
-- мерцающий свет. Вдруг он сжимает левую руку, шевелит большим
пальцем, вздыхает.
троном, оглядывает себя, смотрит вверх на Анубиса.
уроки? Оаким поднимается.
следовало время, а не тело.