перенесся в пятнадцатый век, еду по горам в карете в замок на реке Арджеш,
спешу через эти перевалы в погоне за врагами, которые...
последняя ночь 1989, и с рассветом наступит то, что считается последней
декадой тысячелетия. Но за окнами так и оставался пейзаж пятнадцатого века.
Единственными признаками современной цивилизации при отъезде вечером из
Тимишоары были одинокие военные грузовики на заснеженных дорогах да редкие
провода, змеившиеся над деревьями Потом исчезли и эти скудные напоминания, и
остались лишь деревни, керосиновые лампы, холод и случайные телеги на
резиновом ходу, запряженные костлявыми лошадьми, да их закутанные в темное
сукно возницы. Были пустыми даже улицы деревень, через которые без остановок
проскакивал поезд. Я заметил, что некоторые поселки лежат в совершенной
темноте, хотя нет еще и десяти вечера, и, придвинувшись поближе к окну и
счистив иней, увидел, что деревня, по которой мы ехали, была мертвой -
снесенные бульдозерами дома, взорванные каменные стены, обрушенные фермы.
проход от меня. Он грыз луковицу.
людей в городе вроде бульвара Победы Социализма в Бухаресте.., километры и
километры высоких жилых домов. Только дома, они не закончены, когда он
переселять людей туда. Нет тепла. Нет воды. Нет электричества.., он
продавать электричество в другие страны, вы понимаете. Поэтому люди из
деревни, у них здесь маленький домик, жить семьей три, может быть, четыре
сотни лет, но теперь жить на девятом этаже плохой кирпичный дом в чужом
город... Нет окна, дуть холодный ветер. Приходится носить воду за милю,
потом по лестнице на девятый этаж.
***
ночью и в самолете вчера тоже не спал.., но все же вздрогнул и пробудился,
когда рядом со мной уселся профессор Пэксли.
- Можно было надеяться, что от всех этих чертовых крестьян, козлов и цыплят
- всего, что есть в этом так называемом вагоне первого класса, станет
немножко теплее. Но тепла здесь не больше, чем в сиське покойной мадам
Чаушеску.
как они говорят.
столетии национальный лидер, который действительно выплатил внешний долг
своей страны. Конечно, ему приходилось отправлять в другие страны продукты,
электроэнергию, товары, но сейчас у Румынии нет внешнего долга. Совсем нет.
несколько секунд дремоты. Что-то насчет крови и железа.
долларов, - бубнил Пэксли, придвинувшись достаточно близко, чтобы я мог
определить, что сегодня на ужин он тоже ел лук. - И они не должны ничего ни
Западу, ни русским. Невероятно.
О'Рурк. Бородатый священник что-то бормотал, будто сопротивляясь дурному
сну.
инфраструктуры Востока, когда произойдет объединение Германии? - Не
дожидаясь ответа, он продолжил:
машину. А что касается Румынии, то здесь инфраструктура в таком жалком
состоянии, что и разрушать-то особо нечего. Просто отказаться от
промышленного безумия, которым так гордился Чаушеску, использовать дешевую
рабочую силу... Бог ты мой, да они почти крепостные.., и строить любую,
какую пожелаете, производственную инфраструктуру. Южнокорейская модель,
Мексика.., открытие возможностей для западной корпорации, которая не хочет
упустить свой шанс.
проходу в поисках кого-нибудь еще, кому бы он мог растолковать экономическую
сторону жизни. В темноте мелькали деревни, по мере того как мы забирались
все дальше в горы Трансильвании.
***
чиновник, чтобы доставить в приют.
лучше уже виденных нами мясных складов, ничем не отделанный, если не считать
грязных кафельных полов и обшарпанных стен, выкрашенных примерно до уровня
глаз в тошнотворный зеленый цвет, а выше - в лепрозный серый. Главный зал
тянулся не меньше чем на сотню метров Он был забит кроватками.
клетками без верха. В клетках находились дети от грудничков до десятилеток.
Они казались неспособными ходить. Все были голые или в засаленных лохмотьях.
Многие кричали, некоторые тихо плакали, и в воздух поднимался пар от их
дыхания. Женщины из персонала с суровыми лицами, в затейливых головных
уборах, покуривая сигареты стояли по краям этого громадного скотного двора
для человеческих существ, изредка прохаживаясь между клеток, чтобы грубо
сунуть бутылочку какому-нибудь ребенку - иногда даже семи-восьмилетнему, -
но чаще для того, чтобы шлепком призвать ребенка к тишине.
речами, которые фортуна не потрудился перевести, после чего нас провели
через зал и распахнули высокие двери.
скудного утреннего света освещали клетки и липа тех, кто в них находился В
этом зале, очевидно, было не меньше тысячи детей до двух лет. Некоторые
плакали, и их жалкое хныканье эхом отдавалось в выложенном кафелем
помещении, но большинство казались слишком слабыми и вялыми даже для того,
чтобы плакать, лежа на тонких загаженных подстилках. Некоторые от голода
имели вид зародышей Другие выглядели мертвыми.
Глава 4
Трансильвании со 170-тысячным населением имелось четыре приюта, каждый из
которых, по сравнению с приютом в Себеше, был еще больше и представлял собой
еще более печальное зрелище. Доктор Эймсли потребовал, чтобы нас допустили к
детям, зараженным СПИДом.
сооружения без окон, расположенного под сенью городских стен шестнадцатого
века, наотрез отказался признать само существование детей со СПИДом. Он
отказался признать наше право вообще заходить в приют Некоторое время он
даже отрицал, что является администратором детского дома номер 319, несмотря
на надпись на двери кабинета и табличку на его рабочем столе.
личной просьбой о содействии временного премьер-министра Романа, президента
Илиеску и вице-президента Мазилу.
покачал головой и что-то произнес не допускающим возражений тоном.
Фортуна.
итоге удалось переговорить с премьер-министром, а тот позвонил в
Министерство здравоохранения, где пообещали немедленно связаться с детским
домом номер 319. Прошло чуть больше двух часов, прежде чем позвонили из
министерства; администратор буркнул что-то фортуне, швырнул окурок на
грязный кафель пола, и без того ими усеянный, бросил пару слов санитару и
подал Фортуне огромное кольцо с ключами.
запертыми дверями. Здесь не было ни медсестер, ни врачей.., вообще никого из
взрослых. Не было здесь и кроваток: младенцы и маленькие дети сидели на
кафельном полу или боролись за место на одном из полудюжины незастеленных,
загаженных матрасов, брошенных у дальней стены. Дети были голыми, с обритыми
головами. Комната без окон освещалась несколькими ничем не прикрытыми
40-ваттными лампочками, развешанными через тридцать-сорок футов Некоторые из
малышей скучились в кружках тусклого света, поднимая опухшие глаза вверх,
как к солнцу, но большинство лежали в глубокой тени. Когда мы открыли
стальную дверь, дети постарше стали на четвереньках разбегаться от света.
кафеле виднелись разводы и потеки, - и это было так же очевидно, как и то,
что никакие прочие санитарные мероприятия здесь не проводились. Донна
Уэкслер, доктор Пэксли и мистер Берри развернулись и сбежали, не выдержав
вони. Доктор Эймсли чертыхнулся и ударил кулаком по каменной стене. Отец
О'Рурк сначала просто смотрел, его ирландская физиономия постепенно
наливалась яростью, а потом стал переходить от ребенка к ребенку, прикасаясь
к головкам, шепотом разговаривая с ними на непонятном им языке, беря их на