АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
4
Но она все же приходит.
Приходит, когда мы уже почти теряем надежду увидеть ее и молча, уныло
сидим на бруствере. Рядом на огневой лязгает затвором Попов. Желтых стоит
на площадке между станин и по-стариковски глухо покашливает. Мы ждем наших
ребят с ужином и наконец слышим в сумерках знакомые голоса. Полные котелки
теперь уже не брякают, бойцы мягко ступают резиновыми подошвами своих
кирзачей, все явственнее доносится их говор, и мы вслушиваемся. Что-то
невнятное тихо произносит один голос - наверное, Лукьянов, потом
отзывается второй, - погромче - это Задорожный, и вдруг слышится тоненький
девичий смех. Кривенок вздрагивает и напряженно вглядывается в темноту.
- Ужин идет, - как всегда глуховато, но с заметной живинкой в голосе
объявляет Желтых. - А ну, давай тяни палатку! - И вынимает из кармана
ножик с деревянным черенком.
Этим ножом старший сержант, как отец в большой семье, режет для нас
хлеб, открывает консервы, колет сахар.
Пока Кривенок отряхивает запыленную за день плащ-палатку, они подходят
втроем. Лешка весело зубоскалит, явно адресуясь к Люсе, и она приглушенно,
радостно смеется.
- Полундра! - еще издали шутливо кричит Задорожный. - Ложки к бою,
гвардейцы!
- Добрый вечер, мальчики, - доносится из темноты такой необычный тут
своей задушевностью девичий голос.
Мы разноголосо здороваемся:
- Здрасьте!
- Добрый вечер!
- Законно! Вечер на "пять"! - развязно объявляет Задорожный. - Вот
ужин. А вот Люсик. Отведать, проведать и так далее.
Он ставит на землю котелки с супом и чаем. Лукьянов вынимает зажатую
под мышкой буханку и кладет на разостланную Кривенком палатку. Но мы уже
забыли, что проголодались, сидим и смотрим на нашу долгожданную гостью. А
она тут как дома, опускается на колени рядом с Желтых, снимает и
расстегивает свою толстенную медицинскую сумку.
- Молодец, Люська, - довольно говорит Желтых. - Не забываешь старых
друзей.
- Ну как же я могу вас забыть, - улыбается Люся - Вот мазь принесла. У
нас не было, так попросила, привезли из медсанбата... Мазать три раза в
день. И бинт, пожалуйста, новенький, для перевязки.
- Ну, спасибо. Но ведь сколько я этих мазей уже перемазал...
Желтых рад ее заботе, довольно сопит и сует баночку в карман. У
командира на ноге экзема, которая особенно беспокоит его в жаркие дни.
Люся настойчиво лечит Желтых уже не одну неделю.
- То была так себе. А эта новая... - уверяет Люся. - Только не
лениться, мазать три раза в день... Вот еще, забыла: комиссия в четверг,
так что, может, отпуск получите.
- Ого! - не выдерживает Лешка. - Вот это да! На Кубань. К Дарье
Емельяновне! Возьми меня в адъютанты. А, командир?
- Ладно!.. Рано еще ржать, - говорит Желтых и, позванивая медалями,
принимается за хлеб. - Думаешь, комиссуют? В медсанбат положат да мази
пропишут.
- О, тоже неплохо! Медсанбат! Сестрички-лисички. Не хуже Емельяновны, -
паясничает Лешка. Примерившись, он норовит выхватить из-под ножа командира
горбушку, но Желтых бьет его по руке.
- А ну погоди! Порядка не знаешь.
Возле Люси, несмело переминаясь с ноги на ногу, стоит Попов.
- Товарищ Луся. Сильно тебя просить хочу, - говорит он и смолкает.
- Ну что, Попов, говорите.
- Жена письма не слал. Почему не слал - не знай Попов. Надо штаб
документ пиши. Бумага печатку ставь.
- Послать запрос? - догадывается Люся.
- Вот, вот, запрос...
- Хорошо. Попрошу завтра в штабе. Скажите мне адрес.
Попов чешет затылок и вздыхает.
- Якутия. Район Оймякон...
- Боится, чтобы жена к шаману не перебежала... Пока он тут кукурузу
ест, - подтрунивает Лешка.
Люся с обидой упрекает его:
- Ну что вы, Задорожный. Все с шутками.
- Жена нету ходи шаман. Шаман нету Якутия, - серьезно говорит Попов,
делая ударение в слове "Якутия" на "и".
- Не слушайте его, Попов. Я все сделаю завтра, - просто обещает Люся и
закрывает сумку.
- Ну, дочка, садись ближе, поужинай с нами, - приглашает ее командир.
Однако Люся поднимается с земли.
- Нет, нет, вы ешьте. Я уже...
Она берегся за сумку, и мне вдруг становится нестерпимо грустно оттого,
что Люся вот-вот уйдет и я останусь в ожидании нового далекого вечера.
Девушка спешит и старается на ходу закончить свои дела.
- Лукьянов, вы все болеете? А как у вас с акрихином? Весь выпили?
- Еще на два приема максимум, - тихо и тоже с затаенной грустью
отвечает Лукьянов.
- Это мало. Возьмите еще немного. Только принимать регулярно. А то
некоторые выплевывают...
- Ото! Из таких ручек выплевывать? - притворно удивляется Лешка. - Вот
никакая холера не берет! А то из твоих, Синеглазка, ручек по килограмму
этой отравы съедал бы. Ей-богу! Чтоб я сдох!
- Ох и весельчак же вы, Задорожный! Насмешник! - улыбается в темноте
Люся.
Желтых тем временем раскладывает на палатке шесть ровных солдатских
паек и, видя, что мы медлим, привычно покрикивает:
- Ну, чего ждете? Калача? А ну хватай, живо!
Задорожный огромной пятерней хватает горбушку, сразу надкусывает ее и,
по-восточному скрестив ноги, усаживается возле палатки. Степенно берут по
пайке Попов и Лукьянов, поудобнее устраивается на земле командир. Только
мы с Кривенком неподвижно сидим на бруствере.
- Нечего дремать - суп остыл. Налегай, гвардия! Синеглазка, пожалуйста,
ко мне, будем на пару, так сказать, есть и так далее, - с легкостью
провинциального ухажера обращается Лешка к девушке.
Люся, однако, пробует его обойти.
- Нет. Вы ешьте, а мне еще в другой расчет, к Степанову нужно.
- Без тебя? Ни в жисть, - вскакивает и преграждает ей путь Лешка. - Ну
хоть пробу снять. Одну ложечку...
Люсе, видно, совсем не хочется есть, но попробуй отвяжись от этого
Лешки. Кривенок неподвижно сидит на бруствере и безучастно глядит, как
распинается Задорожный. Мне тоже почему-то неприятно и уже хочется, чтобы
Люся не послушалась Лешки и ушла. Но она не уходит. Лешка деликатно и
уверенно берет девушку за узенькие плечи и подводит к своему месту возле
палатки. Мне кажется, что она оттолкнет его нахальные руки, я уже хочу
крикнуть: "Отвяжись, нахал!" - но Люся вдруг послушно и легко садится с
ним рядом. Лешка доволен, он добился своего и, враз сменив
притворно-ласковый голос на грубый, кричит в нашу сторону:
- Эй, Кривенок! Не ешь - дай ложку!
- Иди к черту, - бросает Кривенок и вытягивается на земле.
Я вынимаю из-за голенища ложку и протягиваю ее Люсе. Но Люсе она,
конечно, не достается - Задорожный вырывает ложку из моих рук, а свою с
нагловатой услужливостью сует девушке.
- Ну, я только попробовать, - смеясь и, кажется, довольная его
вниманием, говорит Люся. - Раз вы такие гостеприимные...
- Мы? Го-го! Мы и самого румынского короля кукурузой накормили бы.
Котелок бы облизал! - хвастает Задорожный.
Люся зачерпывает суп. Какое-то время все молчат, работая ложками, потом
Желтых объявляет:
- А кулеш как будто ничего: есть можно... Ну, что там слышно в ваших
медицинских тылах? - спрашивает он девушку. - Скоро ли нам, дармоедам, в
наступление? А то всю румынскую кукурузу поедим.
- Ерунда! Куда спешить?! От кукурузы это не зависит, - говорит
Задорожный.
Но Желтых не терпит, когда ему возражают:
- Много ты понимаешь: не зависит! А ну скажи, Лукьянов, зависит ли
наступление от харчей?
- Безусловно, - тихо отвечает Лукьянов. - Харч - экономический фактор,
составной элемент, так сказать, всех действующих на войне сил...
Люся слушает их разговор, съедает несколько ложек супу и, взглянув в
нашу сторону, говорит:
- Что же это: я ем, а хлопцы голодные.
- Не помрут, потерпят! - бросает Лешка.
- Ну как же! Идите кушать, ребята, - зовет Люся.
- Сиди, говорю! Они не голодные. Лозняк, ты голоден, что ль?
- Сыт! - кусая губы, зло говорю я.
- Ну вот видишь: он сыт!
- Ой, неправда. Притворяется, - говорит Люся, оглядываясь.
Я молчу.
- Павлик, а ты чего заупрямился сегодня? - ласково говорит она
Кривенку.
- А ничего.
- Иди кушать.
Страницы: 1 2 3 [ 4 ] 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25
|
|