исправно платить налоги; при этом я должен учитывать, что тот, кто доносит
на неплательщика налогов, получает десять процентов от суммы, с него
взысканной по суду, - представляете, сколько лишних глаз будут смотреть на
меня! Знаменитый Аль-Капоне, всю жизнь блистательно не дававшийся в руки
правосудия, хотя и совершал чудовищные преступления, однажды все-таки сел -
за что? Вы не поверите: за неуплату налогов!
операции, причем фисташкового цвета. А так, на приеме, врач, представьте, в
полосатых брюках, черном пиджаке, с цветком в петлице. И рук не моет! (Моя
мать потомственный врач, вот мне и кажется это странным.) Врачи живут
превосходно, но зарабатывают такую жизнь не сразу: тремя годами
изнурительной бесплатной работы с шестью ночными дежурствами в неделю; в
клиниках только кормят. Зато потом ставка врача - две с половиной тысячи
фунтов: жить можно! Пациенты, в свою очередь, платят государству налог,
независимый от количества "бесплатных" посещений врача, эту сумму просто
вычитают из их заработка; я посылал раз в год прямо в министерство
здравоохранения карточку с наклеенными на всю сумму марками, которые покупал
на почте или в банке.
человек, не может быть разведчиком: жизнь в подполье сковывает, смазывает
таланты, не дает развернуться, выделиться, лишает широкого круга знакомств,
оставляет только те, которые необходимы для дела, препятствует общественному
признанию. Мы все помним слова Дзержинского, и не только общеизвестные,
которые и вы, к примеру, можете повторить, но знаем всю цитату до конца:
"Чекистом может быть лишь человек с холодной головой, горячим сердцем и
чистыми руками. Тот, кто стал черствым, не годится больше для работы в ЧК.
Чекист должен быть чище и честнее любого - он должен быть, как кристалл,
прозрачным". Вот уж воистину: разведка - это работа для невидимок в широком
смысле слова. Невидим для славы, широкой известности, для всеобщего
почитания - за исключением, пожалуй, таких героев нации, как Зорге и Абель
или Мата Хари.
бы не узнавали совсем. Понимаете ли, профессионализм и любительство - как
день и ночь: я, например, был шахматистом-любителем, им и остался и даже не
догадывался когда-то, что профессия разведчика - мое истинное призвание.
Впрочем, как говорят англичане, качество пудинга определяется после того,
как его съешь...
Тронгейм. Границы нет, что хорошо, потому что мне нужно было избежать
таможенного контроля. В ту пору многие страны уже перешли на правостороннее
движение. И вот я еду и, естественно, не замечаю маленького пограничного
столба. Вокруг тундра. Комары. Полярный день: висят над головой сразу два
солнца. Вдруг мне навстречу да по моей стороне (?!) летит машина. В Швеции и
в Норвегии, как потом оказалось, "разные движения". Конечно, "поцеловались":
я ему - ничего, а он мне сбил крыло и пропорол баллон. Полиция, повторяю,
мне была ни к чему, и я отпустил его с богом. Сунулся: запасной баллон
спущен, а насоса в этой наспех арендованной машине почему-то нет. Сижу. Жду.
Курю. Как на грех, ни одного авто. А я в рубашке - но не родился (в смысле
счастливый), а действительно в одной рубашке (в смысле несчастный: мошка
лезет!). Посмотрел по карте: до ближайшего населенного пункта километров
двадцать. Пошел пешком, а что делать? Завернулся от мошки в какую-то тряпку
и в таком импозантном виде топаю в надежде, что повезет. И точно: через пять
километров - палатка на обочине, при ней машина. Датчане. Путешественники.
Дали мне, добрые люди, насос, чтобы накачать запаску, но подвезти пять
километров назад отказались: пожалели бензин. А насос, между прочим,
доверили. Другой бы на моем месте дунул с их насосом обратно в Норвегию,
хотя, конечно, он не из золота. Поплелся я своим ходом, сменил колесо,
вернулся (они дождались!), отдал насос и поблагодарил за бескорыстную
помощь.
детстве иногда Костей звали, его вполне могли называть Федей. И вдруг -
война. Прибавив себе год, Федя идет добровольцем. Воюет. И так как у него на
немецкий язык талант, его слегка учат "кое-чему" и зимой 1943 года
забрасывают в лагерь немецких военнопленных под Тулу. Как немца. С легендой:
родители, мол, погибли в Кёльне во время налета "союзников" (этих родителей
наша разведка действительно "имела", их единственный сын Франц пропал на
Восточном фронте, Федя этим Францем и стал - со всеми его документами,
биографией и даже невестой, оставшейся в Кёльне). Потом лагерь из-под Тулы
нарочно переводят поближе к переднему краю, в Белоруссию, мы наступаем, уже
1944 год. Тут Феде-Францу с двумя пленными, один из которых
офицер-абверовец, делают побег. С трудом опережая наши наступающие части,
троица успевает добежать до Германии раньше нас. Там Федя связывается с
верными людьми из антифашистского подполья, с помощью которых получает новые
и совсем уже настоящие документы на имя Франца, выправленные не в штабе
армии "старшиной - золотые руки" по имени Гавриил Фомич, умеющим классно
переклеивать фотографии, а в "родной" канцелярии города Кёльна. И вот он -
чистый немец! К тому же "заслуженный", бежавший из русского плена вместе с
офицером-абверовцем (третий беглец случайно гибнет в Восточной Пруссии,
прямо на пороге собственного дома), но в Кёльн Феде никак нельзя: невеста! А
времени, чтобы Францу измениться до неузнаваемости, проходит еще маловато,
хотя и ростом, и мастью, и возрастом Федя был почти Францем. Но п о ч т и
это еще не все. Подумать только, случись рокировка в другую сторону, кто
знает, немец Франц мог стать нашим Федором, и тогда он бы боялся ехать в
Москву, где были у него "родственники" и, положим, "невеста". Ну, ладно.
Потом Феде приходится немного повоевать против нас, "защищая" Берлин,
получить за заслуги штурмбанфюрера (звание, равное нашему майору) и Железный
крест. Впрочем, за те же, по сути, заслуги Федя и у нашего руководст
войны, выполняя важное задание нашей армейской разведки, он едва не погиб.
"Домой" в Кёльн ему по-прежнему нельзя, а домой в Москву тоже рановато. А
как родные его мама и папа? - спросите меня, пожалуйста. Страшно вымолвить,
но им невозможно было пока сказать, что их сын жив, а уж чем и где
занимается, и подавно: такова наша жизнь. Вам не кажется странным, что я в
таких подробностях знаю чужую судьбу? Не удивляйтесь, это, как и разная
манера речи ("под интеллигента", "под простака", "под характерного героя"),
тоже элемент нашей профессии: чужие диалекты и биографии мы порой знаем
лучше собственных.
Например. Я люблю оливковое масло. Бутылка стоит шиллинг, две бутылки - уже
полтора! У нас бы в Союзе так с ценами на водку, пили бы не "на троих", а
"всем классом"!
1919 году была выработана памятка сотрудникам ЧК, я кое-что из нее
процитирую: "Быть всегда корректным, скромным, находчивым", "Прежде чем
говорить, нужно подумать", "Быть выдержанным, уметь быстро ориентироваться,
принимать мудрые решения и меры". Так вот, помню, в детстве меня хотели
отдать в школу для особо одаренных детей. Привели к директору, он стал
проверять, тестируя: что лежит на столе? Я, как и было предложено, поглядел
ровно три секунды, потом отвернулся и добросовестно перечислил: журнал,
чернильница, очки, лейкопластырь, настольная лампа, еще что-то. Директор
меня спрашивает: а шапка лежит? Мне нужно было время для соображения, и я
уточнил: вы спрашиваете про головной убор или что? Он, наверное, улыбнулся:
да, именно так, шапка или кепка? Я уверенно отвечаю: кепка! И меня приняли,
как вундеркинда. Я же был просто сообразителен: если директор спрашивает про
головной убор, которого я за три секунды на столе не заметил, то, значит, он
там лежит, а если лежит, то, разумеется, кепка, потому что на дворе осень,
дело к сентябрю, кто же осенью носит зимние шапки?
преувеличения) всегда. Но так же всегда я думал, что пуля пролетит мимо и
убьет другого. Когда же она все же попала в меня, я пережил очень странное
ощущение: прежде всего обрадовался тому, что буквально несколькими часами
раньше, интуитивно почувствовав опасность, успел предупредить помощников, и
все они, законсервировавшись, завинтили за собой крышки.
выпить, пивные закрыты. Начинают они в десять утра (но вы уже на работе),
заканчивают в три дня (вы еще на работе), и - все. Это в будни, уик-энд -
дело другое. Короче говоря, если уж пить, то в клубах, которые всегда
открыты. Вступить в клуб - значит внести вступительный взнос, и через сутки
вы - член. Расписавшись в клубной книге, можете привести с собой гостя. Для
"своих" в клубе есть все, от стриптиза до... Кружка пива (банка) вообще-то
стоит одиннадцать пенсов (шиллинг), а в клубе в три раза дороже, потому что,
хоть поздно вечером, хоть рано утром, всегда есть девицы, подаваемые с пивом
и исполняющие стриптиз "с лепестком", который считается чопорными и
нравственными англичанами "законным", то есть допустимым. При этом в клубном
зале половина - женщины: они-то что находят в стриптизах?! Впрочем,
англичане так воспитаны, что души нараспашку, как у русских, нет ни у кого:
застегнуты на все пуговицы и необычайно выдержанны. Я не исключаю, что в
клубе они ищут выход своим эмоциям. Во Франции, например, это дело, мне
кажется, не любят. Зато там есть "Лидо", фешенебельный ресторан, где места у
бара стоят дешевле, чем в первом ряду, откуда можно рукой дотянуться до
танцующей полуголой красотки. Представление идет часа полтора. В конце, под
занавес, - Рита Кадиляк, которая и не танцует, и не поет, а просто