где, однако, никто не подозревал, что у Александра Леонтьевича забинтованы
ноги. Он забросил лечение, откинул бинты, когда обнаружилось, что завод
"Электрометалл" не справляется с заданием правительства: выплавить особую
жаростойкую сталь для реактивных двигателей. Отложив все другие дела,
Онисимов поехал на завод. Там, переминаясь с ноги на ногу, не разрешив
себе даже чувствовать боль, он, председатель Комитета, инженер-прокатчик,
часами простаивал на рабочей площадке печи, следя с начала до конца за
ходом очередной плавки. Каждый вечер он проводил оперативки, учинял
перекрестные допросы, докапываясь до сути, до некоего ускользающего икса.
И спустя три недели вернулся в Москву с рапортом: исполнена задача,
поставленная свыше, получена, льется из печи новая, еще небывалая
жароупорная сталь. Но свою фамилию вычеркнул из списка тех, кто был
представлен министерством к государственной премии за эту работу.
Нетерпимо пресекая попытки подчиненных ему крупных начальствующих лиц, -
от министров и до директоров, - как-либо не по праву пристроиться,
примазаться (Онисимов в таких случаях не стеснялся в выражениях) к
открытиям, изобретениям, усовершенствованиям, которые выдвигались на
премию, он не позволил и себе стать лауреатом, хотя по общему признанию
этого заслуживал. За ним знавали изречение: "Уж если ты служака, то будь
Служакой с большой буквы". И сам он, несомненно, стремился быть таким.
предсказать, что ее подопечный без пульса в ногах способен простоять хотя
бы полсмены у печи. Она и теперь не понимает, как он мог стоять целыми
днями. В стопе по-прежнему не прощупывается пульс. Суставы с трудом
гнутся. Она все же их сгибает. Онисимов не покряхтывает, не морщится,
будто ему вовсе не больно. Нет, это не железный, совсем не железный
организм. Но человек, несомненно, железный.
вырезан кусок ногтя. Антонина Ивановна помнит, как переносил Онисимов эту
очень болезненную операцию - удаление вросшего ногтя. Под ножом он вел
себя, как каменный. На ногу была уже наложена повязка, боль усиливалась,
ибо анестезирующее средство постепенно переставало оказывать свое
действие. Держа руку Александра Леонтьевича, она ощущала его напряжение,
пробегающий трепет скрываемой боли. Спросила его: "Ну как?" - "Было
больно". - "А сейчас?" - "Ничего...". Из операционной он отправился прямо
на работу.
обычно шумная, Антонина Ивановна умеет поднять настроение больного. Однако
требуется ли это сейчас?
курильщика, постоянные хрипы, привычный, порою натужный кашель - все это
на отдыхе под солнцем юга, у моря, где Онисимов любил провести отпуск,
усугублялось то воспалением легких, то ангиной. Казалось, болезни, которые
еще как бы не осмеливались тронуть Онисимова, держались на почтительном
расстоянии, когда его дни были отданы работе, вдруг набрасывались, как
только он сменял рабочий режим отдыхом.
скрыть нотку горечи. Неожиданно кашель становится сильным, мучительным,
сухим, сотрясает оголенную грудь. Затем приступ утихает.
категоричен. Он усмехается:
обследоваться.
нельзя.
упомянули, уже и сам обращался наверх, просил дать любую работу по
специальности, но получил отказ. Значит, он обязан ехать. Еще никогда - с
тех пор, как в шестнадцать лет стал членом партии - он не пытался
уклониться, ускользнуть от исполнения партийных и государственных решении.
Не сделает этого он и теперь.
подтверждаю ваших врачебных заключений. И выкручивайтесь, как знаете.
Думаю, лучше, милый доктор, нам не ссориться.
ним делать? Как поступить врачу?
повадку.
будет лучше. Серьезная, грубовато скроенная врачевательница с
неудовольствием вспоминает спальню Онисимовых. В середине комнаты
расположились две широкие кровати, составленные вместе. По бокам две
тумбочки. У стен два платяных шкафа. И все. Будто в гостинице.
отпечаток. Высятся полки, где выстроились книги по специальности, текущая
политическая литература, сочинения Ленина, сочинения Сталина, так и не
завершенные изданием, оборванные на тринадцатом томе его смертью. В
простенке висит скромно окантованная фотография Сталин и Серго
Орджоникидзе - оба еще молоды, оба в шинелях, оба с черными заостренными
усами Онисимов когда-то сам отдал увеличить этот снимок, сам нашел для
него место.
настольной лампой чернеет телефон-вертушка, несколько отличающийся
плавными формами от обычных аппаратов. Тут же под рукой лежат и две
книги-новинки по истории советской промышленности, в последнее время
Онисимов особенно интересовался этой темой.
Свежего воздуха, пожалуйста, не бойтесь.
позволит ей затрудняться этим. Живо поднявшись, Онисимов босиком шагает к
форточке. И внезапно бледнеет, тьма застилает зрение, он замирает, тяжело
опирается на стол. Несколько мгновений он отсутствует, взгляд мертвенно
недвижен. Затем усилием воли Онисимов все же возвращается к
действительности, погасшие глаза обретают блеск. Врач встревоженно смотрит
на него.
сделаешь?" Да, ничего сделать нельзя.
устраивается на этом неудобном жестком ложе. Вот выписаны и лекарства. С
нелегким сердцем, с неспокойной совестью Антонина Ивановна прощается до
завтра.
занавесями, в полсвета горит люстра, неярко освещая полотняные чехлы на
мебели, фигурные пустые вазы. Обширная комната кажется пыльной, нежилой.
Даже будто пахнет затхлостью.
только что вошла, - статная, даже, что называется, дородная, седая, в
строгом сером пальто, в шапочке серого каракуля. Антонина Ивановна редко с
ней общается, не застает ее дома, когда посещает Онисимова. Порой женщины
разговаривают по телефону. На вопрос о здоровье, самочувствии мужа Елена
Антоновна обычно отвечает: "Сейчас пойду узнаю". Странный ответ. Живут под
одной крышей, в одной спальне и... "пойду узнаю".
крупном сложении зубы могут быть такими мелкими.
отражается на всем. Сегодня он потерял сознание.
Ивановна упрямо добавляет:
врача.
обследования. Он не согласен. Я сказала: "Напишу сама, что он нездоров". А
он крикнул: "Не смейте".
правого края виднеется большое, с кулачок ребенка, захватившее и часть
виска, синевато-розовое родимое пятно. Жена Онисимова могла бы его скрыть
ухищрениями прически, но с юности этого не делала. И, как ни поразительно,
мета не выглядит уродливой, даже чем-то гармонирует с постоянно серьезным,
чуждым малейших черт кокетливости обликом Елены Антоновны.