восковая бледность кажется шероховатой, будто по камню пошли мурашки, -
неожиданный эффект. Вот только славных дел Фонштейн не совершал, и
выставлять напоказ его было не за что. Ничего примечательного в нем не
наблюдалось: мужчина как мужчина.
колени. Потом умоляет одолжить малую толику денег. Ему нужны подаяние,
штаны, угол, где приклонить голову, талон на обед, небольшой капитал,
чтобы открыть свое дельце. Благодарность - нож острый для благодетеля.
Вдобавок Билли был очень привередлив. В принципе он был расположен к
людям, но приходил в ярость, если его хотели употребить в своих целях.
Фонштейн. - Я давал волю самым диким фантазиям, но что в них толку?
Нью-Йорк - плод коллективной фантазии миллионов. И своим умом много ты в
нем поймешь.
извозчиками на той, бывшей родине) предупредила Фонштейна:
стащила у мужа деньги и купила вам документы. Но они никоим образом не
должны выйти на Билли".
напряженно думать он готов был лишь ради победы. Если же не надо было
одолеть противника, отец не стал бы и стараться.
Однако память у меня уже не та, что прежде. Я не страдаю болезнью
Альцгеймера [предстарческим слабоумием] - absit omen! [да не послужит
дурным знаком! (лат.)] или nicht da gedacht! [да минует это тебя! (идиш)]
Клетки памяти у меня не склерозировались. Но мозг мой стал более
неповоротлив. К примеру, как звали того типа, на которого Фонштейн работал
в Гаване? Когда-то мой мозг мгновенно выдавал подобную информацию. Ни
одной электронной системе было не сравниться со мной. Сейчас на меня
временами находит затмение, я двигаюсь на ощупь. Ага, слава Тебе, Господи,
всплыло, фамилия кубинского хозяина Фонштейна была Залкинд, и Фонштейн
собирал материалы для его газеты. По всей Южной Америке открывались
еврейские газеты. Евреи разыскивали уцелевших родственников в западном
полушарии, изучали публикуемые в газетах списки. Перемещенных лиц часто
сплавляли в район Карибского моря и в Мексику. Фонштейн к польскому,
немецкому, итальянскому и идишу, которыми владел, быстро добавил
испанский. По вечерам он не торчал в барах и облюбованных беженцами кафе,
а ходил на курсы механиков. Гавана была курортом - туристы съезжались туда
резаться в карты, пить, блудить, - а плюс к тому еще и абортарием. Бедные
брошенные девчонки стекались сюда со всех Соединенных Штатов, чтоб
освободиться от нежелательных последствий своих романов. Другие, более
дальновидные, прилетали приглядеть себе среди беженцев мужа или жену.
Найти себе пару - основательного человека европейского опыта, закаленного
в страданиях и лишениях. Чудом спасшегося от смерти. Женщины, на которых
не было спроса ни в Балтиморе, ни в Канзас-Сити, ни в Миннеаполисе,
благонравные девицы, которым никто никогда не предлагал руки и сердца,
подыскивали себе мужей в Мексике, Гондурасе и на Кубе.
и послал за Сореллой - она приходилась ему племянницей. В юности я никак
не мог себе представить, чем Фонштейн и Сорелла привлекли друг друга при
первом знакомстве. В Лейквуде, когда бы мы ни встречались, на Сорелле
неизменно был строгий костюм. Когда она клала ногу на ногу и юбка
общелкивала ее окорока, американец вроде меня легко мог нарисовать - и
рисовал ее себе - нагишом и в зависимости от жизненного опыта и знакомства
с живописью соотносил с излюбленным тем или иным художником типом.
Мысленно рисуя Сореллу, я выбрал ориентиром рембрандтовскую Саскию,
предпочтя ее рубенсовским обнаженным. Впрочем, и Фонштейн, когда он снимал
ортопедический ботинок... тоже был далек от совершенства. Словом, муж и
жена должны прощать друг другу недостатки. Мне кажется, я, как и Билли
Роз, скорее остановил бы свой выбор на русалках, лорелеях и хористках. У
восточноевропейских мужчин были более трезвые запросы. На месте отца мне,
прежде чем лечь в постель с тетей Милдред, пришлось бы сотворить крестное
знамение перед ее лицом (пусть это и не вполне уместно в моем случае),
произнести какое-то заклятие, иначе б меня заколодило. Но дело в том, что
я был не мой отец, а его балованный американский сын. Наши же предки не
отступали перед трудностями и ложились в постель, не взирая на лица,
понимая, что с лица не воду пить. Что же до Билли, который со спущенными
штанами гонялся за девчонками, приходившими к нему на прослушивание, что
бы ему остановить свой выбор на миссис Хомут. Он бы простил ей обвисшие
буфера и разбегающиеся ручейками вены на ногах, она простила бы ему стыд и
срам, а не срамные места, и они могли бы объединить свои юдольные судьбы,
быть опорой друг другу в радости и в печали.
нарочитая "дамистость" - заставляли меня задаваться вопросом: как
трактовать таких особ? Кто они: мужчины в женской одежде, прикидывающиеся
женщинами педики?
себя относивший к просвещенной богеме. Меня увлекал волнующий мир
Гринвич-Виллиджа с его изысками.
теория в какой-то степени нашла поддержку в рассказах Фонштейна о его
приключениях. Он излагал, как отплыл из Нью-Йорка и отправился работать на
Залкинда в Гавану, зубрил тем временем испанский, изучал рефрижераторные и
обогревательные установки на вечерних курсах.
еврейским взглядом. Как разграничить любовь, необходимость и расчет?
откровенничать. И верно делают, во всяком случае, те из них, кто не
собирается выходить за рамки опыта. Но Фонштейн принадлежал к еще более
высокому классу - тем, кто не ограничивается опытом, а способен подняться
на следующую ступень; на этой следующей ступени они задаются целью -
переработать свои недочеты и тайные слабости в энергию горения. Человек же
высшего класса, подобно звездам, живет за счет сжигаемого им вещества. Но
я удалился от Фонштейна, зачем-то отвлекся в сторону. Сорелле нужен был
муж, Фонштейн хотел натурализоваться в США. Manage de convenance [брак по
расчету (фр.)] - вот как мне представлялся их союз.
выводами?
субподряд на производство деталей обогревательных приборов. Пошел там в
гору - работать он был горазд, быстро выучил английский, свой шестой язык.
И в самом скором времени уже разъезжал на новеньком "понтиаке". Тетя
Милдред говорила, что "понтиак" - свадебный подарок Сореллиной семьи.
пару лет, и Сорелла уже не могла бы родить.
Говорили, что у него феноменальные способности к математике и физике.
Несколько лет назад Фонштейн обратился ко мне за советом - речь шла об
образовании его сына. К тому времени у Фонштейна уже водились деньги, и он
мог послать мальчика в самую дорогую школу. Фонштейн усовершенствовал
термостат, запатентовал его и разбогател, что без Сореллы ему никогда бы
не удалось. Сорелла была сумасшедшая жена. Без нее, говорил мне Фонштейн,
он бы получил патент после дождичка в четверг.
совсем не тот человек.
Итальянская рубашка, французский галстук, английский ортопедический
ботинок, изготовленный по заказу на Джермин-стрит. Каблук такой, что хоть
фламенко отплясывай. Сравнить его и тот польский, грубо стачанный ботинок,
в котором Фонштейн прошкандыбал через всю Европу и бежал из римской
тюрьмы, - да это же небо и земля. С тем ботинком Фонштейн, убегая от
нацистов, не расставался даже на ночь: если б ботинок украли, его бы тут
же поймали и убили на месте. Эсэсовцы не потрудились бы даже загнать его в
товарняк.
Фонштейна: розовая итальянская рубашка с белым воротничком, галстук с
улицы Риволи, завязанный под руководством Сореллы, заграничный пиджак
небрежного покроя, отличный цвет лица, уже не сероватого, а формой и
цветом в спелый гранат.
себе цель увидеться с Билли, но Билли никогда не увиделся с Фонштейном.
Письма Фонштейну возвращали. Иногда к ним прилагались записки, но ни одна
из них не была написана Билли. Мистер Роз желает Гарри Фонштейну всего
наилучшего, но принять его в настоящее время не может. А когда Фонштейн
послал Билли чек, приложив к нему благодарственное письмо с просьбой
передать деньги на благотворительность, чек возвратили, не удостоив
Фонштейна ответом. Фонштейн явился к Билли в контору и получил от ворот
поворот. А когда Фонштейн попытался было подойти к Билли у "Сарди"
[нью-йоркский ресторан, популярный в театральных кругах], его перехватил
официант. У "Сарди" не разрешали докучать именитым посетителям.
галицийско-китайским выговором:
Лукин Евгений
Пехов Алексей
Максимов Альберт
Контровский Владимир
Мурич Виктор
Маккэфри Энн