готовила сейчас уроки и поджидала отца. А может, эти часы Фемель проводил
дома? Двести десять бутылок вина были выпиты с начала мая до начала
сентября. Распил ли он их один или вместе с дочерью? А может быть, с
привидениями? Или с этим Шреллой, который ни разу не попытался
воспользоваться своим правом? Все это казалось ей нереальным, еще менее
реальным, чем пепельные волосы секретарши, занимавшей пятьдесят лет назад
ее место и хранившей в те времена тайны нотариальных документов.
звали Жозефина.
цвет лица?
столом его сына; единственное, что сохранилось здесь от прежних времен, -
белые буквы на табличке из красного дерева.
свидетельствовать о неподкупности семьи Кильб, равно как и семьи Фемель.
не питали склонности к юриспруденции - одного из них тянуло к уланам,
другого - к безделью, но оба они, и улан и бездельник, погибли в один и
тот же день в одном и том же полку во время одной и той же атаки: под
Эрби-ле-Юэтт они на рысях въехали под пулеметный обстрел, вычеркнув тем
самым фамилию Кильбов из списка живых; они унесли с собой в могилу, в
ничто, свои пороки, яркие, как багряница, и случилось это под
Эрби-ле-Юэтт.
и он мог попросить Леонору свести их. Часто он носил под мышкой толстые
футляры для чертежей; и она не могла понять, взяты ли они из его архива
или же это новые заказы.
пирожными, посасывал свою сигару. На его лице опять появилось
благоговейное выражение.
Шрелла? Вы уверены? Нет, нет, тот не курил бы таких сигар, что за чепуха.
И вы послали его в "Принц Генрих"? Ну и нагорит же вам, Леонора, милочка,
уж поверьте. Мой сын Роберт не любит, чтобы ему делали наперекор. Он и
мальчишкой был такой же - внимательный, вежливый, разумный, корректный, но
только пока не преступали известных границ, тогда он не знал пощады. Он бы
не остановился перед убийством. Я всегда его побаивался. Вы тоже? Но,
детка, он ведь ничего вам не сделает, не бойтесь, будьте благоразумны.
Пойдемте, я хочу, чтобы мы вместе пообедали, давайте хоть скромненько
отпразднуем ваше вступление в новую должность и мой юбилей. Не говорите
глупостей. Если уж он обругал вас по телефону, значит, гроза миновала.
Жаль, что вы не запомнили имени посетителя. А я и не знал, что он
встречается со своими школьными товарищами. Ну ничего, ничего, пошли.
Сегодня суббота, и он не будет в претензии, если вы закончите работу
немного раньше положенного. Ответственность я беру на себя.
пересчитала конверты - их было двадцать три; она сложила их и крепко
зажала в руке. Неужели старик просидел у нее всего полчаса? Вот отзвучал
десятый удар из положенных двенадцати.
только не "У льва".
кабаньей туши все еще сочилась кровь.
2
обряд, вошло ему в плоть и кровь: каждое утро, ровно в половине десятого,
он снимал с доски ключ и ощущал легкое прикосновение сухой холеной руки,
бравшей у него ключ от бильярдной; портье бросал взгляд на строгое,
бледное лицо с красным шрамом на переносице, а затем задумчиво, с чуть
заметной улыбкой - ее могла бы обнаружить разве только жена - смотрел
вслед Фемелю, который, не обращая внимания на призывный жест лифтера,
поднимался по лестнице в бильярдную, слегка постукивая ключом по медным
прутьям перил - пять, шесть, семь раз звенели прутья, - казалось, он
играет на ксилофоне, воспроизводящем одну-единственную ноту, а через
полминуты являлся Гуго, старший из мальчиков-лифтеров, и спрашивал: "Как
всегда?" - на что портье кивал головой; он знал: Гуго побежит в ресторан,
возьмет двойную порцию коньяка и графин с водой, а потом исчезнет наверху
в бильярдной до одиннадцати часов.
десятого до одиннадцати утра в присутствии одного и того же мальчика -
недоброе или порочное; от пороков существовала защита - тайна; тайна имела
свою цену и свои законы; тайна и деньги зависели друг от друга, как
абсцисса и ордината; тот, кто брал здесь номер, покупал вместе с тем
полную секретность: глаза, которые смотрели, но не видели, уши, которые
слушали, но не слышали. Однако от беды не было спасения - он не мог
выпроводить за дверь каждого потенциального самоубийцу, ибо все постояльцы
были потенциальными самоубийцами; самоубийца мог явиться в отель с семью
чемоданами, загорелый, точь-в-точь киноактер, смеясь взять ключ у портье,
но, как только чемоданы были сложены в номере и бой уходил, он вытаскивал
из кармана пальто заряженный пистолет, заранее снятый с предохранителя, и
пускал себе пулю в лоб; или это могла быть дама, казавшаяся выходцем с
того света; она являлась, сверкая золотыми зубами, золотыми волосами,
золотыми туфлями, скалила зубы, как скелет, дама, слонявшаяся по холлу,
словно беспокойный призрак, алчущий удовлетворить свою похоть; эта дама
заказывала завтрак к себе в номер на половину одиннадцатого, вешала на
ручку двери трафарет "Просьба не беспокоить", а потом сооружала перед
дверью баррикаду из чемоданов и глотала капсулу с ядом; задолго до того,
как у перепуганных горничных падали из рук подносы с завтраком, в доме
шепотом передавали друг другу: "В двенадцатом номере лежит покойница".
Шептаться начинали уже ночью, когда засидевшиеся в баре гости
прокрадывались к себе в комнаты - им становилось жутко от тишины, царившей
за дверью номера 12; некоторые из них умели отличать тишину сна от тишины
смерти.
поднимался в бильярдную с двойной порцией коньяка и графином воды.
появлялось множество рук - рук, требующих счет или забирающих почту;
портье ловил себя на том, что сразу после половины десятого он становился
невежливым, и надо же, чтобы он как раз обрезал учительницу - восьмую или
девятую по счету, из тех, кто спрашивал, как пройти к древнеримским
детским гробницам; судя по ее обветренному лицу, она родилась в деревне, а
судя по перчаткам и пальто, не имела тех доходов, какие естественно было
предположить у постояльцев отеля "Принц Генрих"; портье спрашивал себя,
каким образом бедная женщина затесалась в толпу этих сумасшедших дур, из
коих ни одна не нашла нужным осведомиться о цене номера; хотя, быть может,
эта учительница, смущенно теребящая свои перчатки, как раз совершит чудо,
за которое Йохен установил премию в десять марок: "Плачу десять марок
каждому, кто назовет мне немца, спросившего о цене на что-либо"; нет, эта
учительница не принесет ему премии Йохена; портье взял себя в руки и
любезно разъяснил ей дорогу к древнеримским детским гробницам.
бильярдной; все они желали, чтобы именно он отнес их чемоданы в холл, к
автобусу авиакомпании, к такси или на вокзал; брюзгливые господа,
слоняющиеся по всему свету, которые ожидали сейчас в холле счет и болтали
о расписании самолетов, хотели, чтобы именно Гуго подал им лед для виски и
поднес спичку к незажженной сигарете, свисавшей у них изо рта, дабы они
могли лишний раз убедиться в его исполнительности; Гуго, и никого другого,
желали они поблагодарить небрежным жестом руки; только в присутствии Гуго
их лица вздрагивали от тайных конвульсий; у них были нетерпеливые лица, у
этих господ, которые с трудом могли дождаться минуты, когда они перенесут
свое дурное настроение в отдаленные части света; они были всегда готовы к
старту, чтобы, переселяясь в иранский или верхнебаварский отель, так же
внимательно, как и здесь, изучать свое лицо в зеркале, определяя,
насколько задубилась их кожа от солнца. Женщины визгливыми голосами
наперебой требовали принести им забытые вещи: "Гуго, мое кольцо", "Гуго,
мою сумочку", "Гуго, мою губную помаду", все они ждали, что Гуго стремглав
кинется к лифту, бесшумно взлетит наверх и начнет разыскивать в номере 19,
в номере 32 или в номере 46 кольцо, сумочку, губную помаду; а тут еще
старухе Муш понадобилось вывести гулять свою шавку, которая к этому
времени вылакала все налитое ей молоко, нажралась меду, пренебрегла
глазуньей и теперь собиралась отправить собачью нужду у ближайшего киоска,
у припаркованной машины или остановившегося трамвая, с тем чтобы попутно
оживить свой отмирающий нюх; ведь один только Гуго мог понять сложные
душевные потребности собаки; кроме того, бабушка Блезик, которая ежегодно
приезжала сюда на месяц повидаться с детьми и внуками, все возраставшими в
числе, бабушка Блезик, не успев переступить порог отеля, уже спросила о
Гуго: "Он по-прежнему у вас, мальчуган с лицом церковного служки,
худенький, бледный, рыжеватенький, у него еще всегда такой серьезный вид?"
За завтраком, пока старуха ела мед, пила молоко и не пренебрегала
глазуньей, Гуго должен был читать ей местную газету; Блезик закатывала
глаза всякий раз, как он произносил названия улиц, знакомые ей еще с
детства. "Несчастный случай на Эренфельдгюртель", "Ограбление на
Фризенштрассе". "Когда я там каталась на роликах, у меня были вот такие
длинные косы, вот досюда, мой мальчик". Старуха была хрупкой, но
выносливой - уж не ради ли Гуго она перелетала через огромный океан?
Буджолд Лоис
Суворов Виктор
Сертаков Виталий
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Орловский Гай Юлий