на полметра над крышей, изящной дугой заворачиваясь на конце, когда и
Макаров потянулся уже за ним, я слишком отчетливо почувствовал, что
здесь что-то не так, что-то не сходится. Я сказал:
Никто бы не заметил, как мы из подъезда выходим!
какими-то соображениями, что промахнулась сперва мимо ступеньки и пос-
тавила туфлю на темя не успевшему спуститься далеко Макарову. Какой
тут выбор - я лезу следом. Вроде бы и раньше меня ничего не защищало -
но тут ветер с особенной яростью набрасывается, бьет в лицо, не позво-
ляет смотреть. Первую минуту я спускаюсь совсем вслепую. А когда нако-
нец открываю глаза - вижу, что порядком уже от Элки отстал, вижу еще
фигуры внизу: несколько человек уже выстроились на тротуаре, задрали
головы, наблюдают. Мне понятен их интерес: ветер щедро, широко разду-
вает Элкину юбку. Потом глаз отмечает быстрый отблеск в окне напротив
- там еще один, высунувшись из-за занавески, наводит на резкость моно-
куляр. А лестница раскачивается под нашим весом, и крючья ее подозри-
тельно свободно ходят туда-сюда в панели, угрожая скорым отрывом -
сверху вниз, как в американских кинокомедиях. Я спрашиваю себя, на что
надеюсь больше: что это прямо сейчас и произойдет или что и на этот
раз ничего не случится. Делается весело от таких мыслей. А в памяти
всплывает неизвестно откуда: "О, ленивый Варламе, готовься к ранам,
близ есть конец!" "Варламе! - кричу я, - эй, Элка, почему Варламе?!"
Вряд ли она может различить слова. Она просто задирает голову на мой
голос, находит меня глазами и хохочет еще заливистее. И тогда я вижу
всех нас как бы в объективе того маньяка за занавеской. И понимаю, что
Элка добилась, чего хотела: сделала нас на несколько минут именно те-
ми, кем до поры нам и предстоит быть. Просто четыре человека на фоне
стены. Я машу Элке рукой и чувствую, как просыпается во мне Голос. Во-
обще-то это приятное ощущение, но жаль, что я знаю наперед все, о чем
он способен сказать: "А что то царствие небесное? Что то второе при-
шествие? А что то воскресение мертвым? Ничего того несть! Умерл кто,
ин то умер, по та места и был!" Уже очень давно я сочинил ему ответ. И
столько потом мусолил эту фразу, так оттачивал ее, что превратил в
настоящее заклинание. Вроде бы только и дел теперь, что произнести с
нужной уверенностью: мол, если, оглядывая небо над собой, обнаружишь
его пусто, подумай, не призван ли ныне твой ангел в небесное воинство.
Но я пытаюсь - в тысячный, наверное, раз - и опять не могу. И опять
остается только твердить себе, что говорить о том - пулно. Что в день
века познано будет всеми.