ухитрился спустить по деревянной лестнице несгораемую кассу. Между прочим,
незадолго до пожара он обращался к этому купцу с просьбой сдать внаем одну
из квартир, которая находилась в другом доме купца; но тот, узнав, что отец
не коммерсант, наотрез отказался. После пожара он пришел к нам и попросил
отца переехать в тот дом и даже принес какие-то подарки. Отец успел забыть о
пожаре: он был рад помочь кому угодно, но его влекло туда не только
сочувствие людям, находящимся в несчастье; он питал непонятную любовь к
огню. Купец между тем настаивал. - Разве ж я знал, что вы мою кассу спасете?
- простодушно говорил он. Отец, наконец, вспомнил, в чем дело, рассердился и
выпроводил купца, сказав ему: вы тут всякие глупости говорите, а я занят.
наездником, - он все смеялся над "посадкой" его двух братьев, драгунских
офицеров, которые, как он говорил, "даже кончив их эту самую лошадиную
академию, не научились ездить верхом; впрочем, они и в детстве были не
способны к верховой езде, а пошли в лошадиную академию потому, что там
алгебры не надо учить", - и прекрасным пловцом. На глубоком месте он делал
такую необыкновенную вещь, которой я потом нигде не видал: он садился, точно
это была земля, а не вода, поднимал ноги так, что его тело образовывало
острый угол, и вдруг начинал вертеться, как волчок: я помню, как я, сидя
голым на берегу, смеялся; и потом, вцепившись в шею отца, переплывал реку на
его широкой волосатой спине. Охота была его страстью. Иногда он возвращался
домой на розвальнях, после суток осторожного и утомительного выслеживания
зверя, - и с саней глядели стеклянные, мертвые глаза лося; он охотился за
турами на Кавказе; и ему ничего не стоило поехать за несколько сот верст по
простому охотничьему приглашению. Он никогда ничем не болел, не знал
усталости и просиживал в своем кабинете, заставленном колбами, ретортами и
ящиками с какой-то вязкой массой, много часов подряд, а потом уезжал на три
дня охотиться за волками, мало спал и, вернувшись, опять садился за
письменный стол как ни в чем не бывало. Терпение его было необычайно. Целый
год, вечерами, он лепил из гипса рельефную карту Кавказа, с мельчайшими
географическими подробностями. Она была уже кончена. Я как-то вошел в
кабинет отца; его не было. Карта стояла наверху, на этажерке. Я потянулся за
ней, дернул ее к себе, - она упала на пол и разбилась вдребезги. На шум
пришел отец, посмотрел на меня укоризненно и сказал:
ей, что я разбил карту, и прибавил: представь себе, придется карту опять
делать с самого начала. Он принялся за работу, и к концу второго года карта
была готова.
и подолгу слушал ее, не двигаясь, не сходя с места. Он не переносил зато
колокольного звона. Все, что хоть как-нибудь напоминало ему о смерти,
оставалось для него враждебным и непонятным; и этим же объяснялась его
нелюбовь к кладбищам и памятникам. И однажды я видел отца очень
взволнованным и расстроенным, - что случалось с ним чрезвычайно редко. Это
произошло в Минске, когда он узнал о смерти одного из своих товарищей по
охоте, бедного чиновника; я не знал его имени. Помню, что он был высоким
человеком, с лысиной и бесцветными глазами, плохо одетым. Он всегда
необыкновенно оживлялся, говоря о куропатках, зайцах и перепелах; он
предпочитал мелкую дичь.
- Это баловство. И волк баловство, и медведь баловство.
что такое кабан?
повторяю, не переубедите.
баловством считаете?
сколько вы чаю можете выпить.
Сиповский. Сиповский был высокий старик с сердитыми бровями, борзятник и
любитель искусства. Он был громаден и широк в плечах; карманы его отличались
страшной глубиной. Один раз, придя к нам и не застав дома никого, кроме меня
и няни, он поглядел на меня в упор и отрывисто спросил:
застучал когтями по полу и принялся кружиться по передней.
Сиповский, придерживая его одной рукой, другой обвел мелом круг по полу - и
петух, к моему изумлению, покачнувшись раза два, остался неподвижным.
Сиповский быстро нарисовал его. Помню еще один его рисунок: охотник,
наклонившись набок, скачет на лошади: прямо перед ним две борзые наседают на
волка. Лицо у охотника красное и отчаянное; все четыре ноги коня как-то
сплелись вместе. Эту картину Сиповский подарил мне. Я очень любил вообще
изображения животных, знал, никогда их не видя, множество пород диких зверей
и три тома Брэма прочел два раза с начала и до конца. Как раз в то время,
когда я читал второй том "Жизни животных", ощенилась сука отца,
сеттер-лаверак. Отец роздал слепых собачонок знакомым и оставил себе только
одного щенка, самого крупного. Дня через три вечером к нам прибежал
чиновник.
поздоровавшись. - Вы всех щенят роздали? Что же, обо мне забыли?
человек. Но если вы не отдадите щенка, я решусь и украду.
пропал, он для виду рассердился, даже сказал, что, дескать, в доме ничего
уберечь нельзя, - его неожиданно поддержала няня, сказав: нынче собаку, а
завтра самовар унесут, - и сестра моя, необыкновенно любопытная, спросила
мать: а потом, мама, пианино, да? - но исчезновение щенка, видимо, нисколько
его не огорчило. Чиновник не показывался недели две, потом явился. - Как
собака? - спросил отец. Тот только широко улыбнулся и ничего не ответил.
Щенок этот вырос необыкновенно быстро. Звали его Трезором; и очень часто,
когда чиновник приходил к нам, Трезор прибегал вслед за ним, и мы его
считали почти собственным. Один раз - отец куда-то уехал, мать читала у
себя, был осенний солнечный день - Трезор с высунутым языком и окровавленной
мордой выскочил откуда-то из-за угла, бросился ко мне, завизжал, схватил
меня зубами за штаны и потащил вон. Я побежал за ним. Мы прошли сквозь
еврейский квартал, находившийся на окраине, вышли за город, в поле, и там я
увидел чиновника, который неподвижно лежал на траве, лицом вниз. Я тормошил
его, звал, пытался заглянуть ему в лицо, но он оставался неподвижен. Трезор
лизал его голову, на которой запеклась кровь, растекшаяся по исковерканной
лыси не. Потом пес сел на задние лапы и завыл; он захлебывался от воя и то
визжал, то опять принимался выть. Мне стало очень жутко. Мы были втроем в
поле, дул ветерок с реки; страшное старинное ружье валялось рядом с телом
чиновника. Не помню, как я добежал домой. Увидев отца, я тотчас рассказал
ему все. Он нахмурился и, не сказав ни слова, ускакал на лошади, которую еще
не успели расседлать, так как он только что приехал. Он вернулся через
двадцать минут и объяснил, что чиновник, неловко разряжая ружье, пустил себе
в лоб весь заряд крупной дроби. Отец был чрезвычайно расстроен несколько
дней, не шутил, не смеялся, даже не ласкал меня. За обедом или за ужином он
вдруг переставал есть и задумывался.
Вот, нет его больше - и ничего не поделаешь.
по-прежнему каждый вечер рассказывал продолжение бесконечной сказки: как мы
всей семьей едем на корабле, которым командую я.
будет только расстраивать храбрых путешественников.
шторм. Ты капитан, к тебе все обращаются, спрашивают, что делать. Ты
спокойно отдаешь команду. Какую, Коля?
не бойтесь.
Корнев Павел
Шилова Юлия
Посняков Андрей
Лукьяненко Сергей
Круз Андрей
Лукин Евгений