для других людей составляло обычное существование, было для него жестоким
испытанием, и каждый поступок, который он должен был совершить, требовал от
него особенного усилия. В этом смысле он отличался своеобразным мужеством,
потому что ему удавалось побеждать свой постоянный страх, чем-то похожий на
разбросанную манию преследования, бесформенную и угрожающую. Эта борьба с
самим собой иногда совершенно изнуряла его, у него бывали припадки слабости,
обмороки, сердечные перебои. Он пришел ко мне, упал в кресло, выпил чашку
горячего кофе-руки его дрожали, губы дергались от волнения - и сказал, что я
оказал бы ему большую услугу, если бы согласился поехать вместе с ним в
Периге, к его старшему брату, с которым произошел несчастный случай: он
чистил ружье, оно выстрелило и ранило его очень серьезно, он, может быть,
при смерти. Его старшего брата мы все знали хорошо по Парижу. Его звали
Жорж, он был теперь состоятельным человеком, владельцем нескольких земельных
участков возле Периге, где он постоянно жил и куда он переехал из Парижа
после смерти своего отца, сделавшего его своим единственным наследником и
ничего не оставившего Андрею, младшему сыну.
торопился, хотел немедленно выезжать, но категорически заявил, что не поедет
поездом, так как у него предчувствие, что случится катастрофа. Он
предпочитал ехать на автомобиле, который ждал нас внизу и который ему дал
Мервиль.
в железнодорожную, - сказал я. - Ты только посмотри на себя, ты все время
дрожишь. Едем поездом, хотя я не вижу, чем я тебе могу быть полезен.
глаза.
таком состоянии я не могу править, я с трудом доехал от Мервиля к тебе, - и
мы прямо поедем туда.
вызовет истерический припадок. Я пожал плечами и согласился, хотя у меня не
было ни малейшего желания ехать в Периге.
не переставая, колеса автомобиля скользили на скверной дороге, узкой и
взгорбленной, все терялось во влажном тумане -луга, рощи, дома. По дороге мы
ночевали в какой-то гостинице, с плохим отоплением и сырыми простынями. И
когда мы наконец приехали в Периге, выяснилось, что сообщение о несчастном
случае с выстрелившим ружьем не соответствовало действительности. Не было ни
ружья, ни, строго говоря, несчастного случая. Было просто убийство. Жорж был
найден в своей кровати с размозженным черепом.
выстрелившим ружьем, то ее придумала экономка Жоржа для того, чтобы
постепенно, как она выразилась, подготовить Андрея к истине. Но, не говоря о
том, что эта постепенность существовала только в ее воображении, вообще
подготовить Андрея к такой истине было совершенно невозможно. Он начал с
глубокого обморока, за которым последовал сердечный припадок. Самое
удивительное, однако, было то, что он всегда ненавидел своего брата и его
судьба мало его трогала. Но на него произвели необыкновенное впечатление
чисто внешние обстоятельства - труп в доме, то, что Жорж не просто умер, а
был убит, и то, что на него, Андрея, обрушилось это бедствие. Зная его, я
понимал, что смерть брата, как таковая, конечно, его волновала меньше, чем
удар грома в летнем небе или необходимость пройти одному через пустынное
поле. И когда он несколько оправился от своего недомогания, вызванного
потрясением, которое он испытал и в котором смерть Жоржа играла далеко не
самую главную роль, он сказал мне:
небольшой дом где-нибудь на юге и наконец заживу спокойно. Ты тогда приедешь
в гости ко мне, ты обещаешь? Твой отказ меня бы очень огорчил.
пройти через множество формальностей, - сказал я. - Но что ты вообще думаешь
обо всем этом?
ты знаешь, я всегда был склонен к религии.
сказано, что без воли Господа ни один волос не упадет с головы человека? Я
преклоняюсь перед волей Всевышнего.
быстро посмотрел на Андрея и подумал, что странности этого человека не
ограничивались его болезненной боязнью событий. На его лице было выражение
спокойствия, какого я до сих пор у пего не видал. Но это продолжалось
недолго, и он снова начал волноваться, когда экономка сказала ему, что его
хочет видеть инспектор полиции.
глазами и резким голосом, лишенным гибкости. Он спросил, кто мы такие, что
мы здесь делаем, кто нас известил об убийстве и что мы об этом знаем.
был бы вас спросить, что вам известно о том, что произошло с моим братом. Я
вам никаких указаний дать не могу по той простой причине, что я видел Жоржа
последний раз два года тому назад.
удивила, - но это вас совершенно не касается.
покойного, что меня вызвали из Парижа, я приехал сюда и узнал о его
трагической смерти. Я полагаю, что это достаточное испытание, и хотел бы
быть избавленным от неуместных вопросов. Если вы хотите получить подробные
сведения обо мне, обратитесь к мэру города: он был личным другом моего отца
и знает меня с детства. Не смею вас удерживать.
новость, которой, может быть, мои нервы не в состоянии перенести, и сюда
вдруг является какой-то фрукт, который собирается устраивать мне допрос, ты
себе представляешь? Нет, всякой бесцеремонности есть границы.
но согласись, что его любознательность понятна. Теоретически говоря, он
должен найти убийцу. Ты имеешь какое-нибудь представление о знакомствах и
частной жизни твоего брата?
интересовало.
тебя это так занимает?
мы знаем следствие, надо было бы узнать причину.
доходит до того, чтобы предполагать, что все происходящее подчинено законам
логической зависимости?
Но все-таки даже в чисто эмоциональной области логика нередко играет, как
мне кажется, значительную роль. Это не всегда похоже на классический
силлогизм, но это все-таки своеобразная логика. Если ты найдешь к ней
ключ...
меня глаза и сказал:
знать, как и почему это произошло. Но одно я знаю: этот человек, - я имею в
виду моего брата, Жоржа, - не заслуживал ничего другого.
x x x
казалось, совершенно справился со своими нервами. Он долго благодарил меня
за "моральную помощь", которую я ему оказал, и обещал, что в Париже он мне
расскажет обо всем, что ему удастся узнать. Я не мог отделаться о г. крайне
странного впечатления, которое на меня произвело поведение Андрея. Я
убедился, что его страх перед всякими событиями был больше всего
метафизическим, он боялся не вещей, а своих собственных представлений, чаще
всего произвольных. Его равнодушие к трагической судьбе его брата тоже
казалось мне по меньшей мере удивительным. Я знал, что он ненавидел Жоржа,
но все-таки я не ожидал от него такого спокойствия, нехарактерного для него
ни при каких обстоятельствах вообще. Он вел себя как человек, который
присутствует при совершенно естественном явлении, - точно жизнь его брата
должна была кончиться именно так, как это произошло, этим "несчастным
случаем" - слова, которые упорно повторяла его экономка, от которой нельзя
было добиться никакого толка. Ее печальная и спокойная глупость была
настолько непоколебима, что разговор с ней по этому поводу, - так же,
впрочем, как по всякому другому, - не мог привести ни к чему. Она только
повторяла, что все это случилось глубокой ночью и что в доме не было никого,
кроме ее хозяина и ее самой.
кто-нибудь входил. А у мена очень чуткий сон.
приехал в Париж - это было дней через десять - и пришел ко мне, я его
спросил: