своими наблюдениями, он продолжал стоять и смотреть на небо, но уже не как
на полезный механизм, а с восхищением, как на прекрасное произведение
искусства. С минуту он стоял словно потрясенный полной отчужденностью этой
живущей своей жизнью бездны, или, вернее, ее непричастностью ко всему
людскому, ибо на всем пространстве, которое она обнимала, не было ни видно и
ни слышно ни души. Люди с их распрями, заботами, радостями как будто и не
существовали, и, казалось, на всем погруженном во мрак полушарии Земли не
было ни одного земного существа, кроме него; можно было подумать, что они
все на другой, солнечной стороне.
необъятную даль, и прошло некоторое время, прежде чем он с удивлением
обнаружил, что светящаяся точка совсем низко на небе по ту сторону букового
леса, которую он принимал за звезду, вовсе не звезда, а свет от огня,
горевшего где-то совсем рядом.
становится жутко, и он ждет и надеется, что вот-вот кто-нибудь появится
вблизи. Но еще более трудное испытание для нервов - это обнаружить около
себя чье-то таинственное присутствие, когда все ваши чувства, и восприятия,
и память, и чутье, и сопоставления, и доводы, и догадки, и умозаключения, и
все доказательства, которыми располагает логика, - все вселяет в вас полную
уверенность, что вы в полнейшем уединении.
ветвями, очутился на противоположной, наветренной стороне холма. Какой-то
темный бугор выступал под откосом, и он вспомнил, что где-то здесь, в
выбоине холма, стоял сарай, сколоченный из просмоленных досок, прибитых
спереди к столбам и покрытых крышей, которая сзади приходилась вровень с
землей. Сквозь щели в крыше и в стене просачивались узенькие полоски света,
и это слившееся в одну точку, мерцающее, из-за деревьев сияние и обмануло
его. Оук подошел поближе и, нагнувшись над крышей, заглянул в щель, - в нее
было хорошо видно все помещение сарая.
ведро с пойлом из отрубей, от которого поднимался пар. Одна из женщин была
более чем пожилого возраста; ее товарка показалась Оуку молоденькой,
привлекательной, но он не мог судить о ее внешности, потому что ему было
видно ее только сверху, иначе говоря, он созерцал ее с высоты птичьего
полета, подобно тому, как мильтоновский Сатана впервые созерцал Рай. На ней
не было ни чепца, ни шляпы, она куталась в широкий плащ, накинутый прямо на
голову.
огляделась по сторонам, словно проверяя, все ли в порядке. - Я думаю Дэзи
теперь обошлась. Уж как я перепугалась, до смерти! Весь сон пропал. Ну,
ничего, кажется, мы ее выходили.
слипались глаза, сладко зевнула, не разжимая губ, и Габриэль, заразившись от
нее, тоже сочувственно зевнул.
держать работника и он бы со всем этим возился, - сказала она.
приходится возиться самим, и ты должна мне помогать, если ты у меня
останешься.
за изгородь унесло. И ветер-то совсем слабый был, и вот надо же - сорвал.
гладкой блестящей шкурой такого ровного медно-красного цвета, без единого
пятнышка, на всей поверхности от головы до хвоста, что казалось, ее целиком
окунули в медную краску; спина у нее была длинная и совершенно плоская.
Другая корова была пестрая, в серых и белых пятнах. Возле нее Оук только
теперь заметил маленького теленка, не старше одного дня; он тупо уставился
на женщин невидимо, еще не освоил свой аппарат зрения, ибо то и дело
поворачивался к фонарю, который он, должно быть, принимал за луну, - с тех
пор как он появился на свет, прошло еще так мало времени, что унаследованный
им инстинкт еще не выправился опытом. Люцине, богине родов, было много забот
последнее время и с овцами и с коровами на Норкомбском холме.
женщина, - отруби уже все вышли.
молодой девушки, его разбирало любопытство, но все его усилия были тщетны,
ибо голова ее была покрыта плащом, и, кроме плаща, ему сверху ничего не было
видно; тогда он попытался представить ее себе воображением. Даже в тех
случаях, когда объект наших наблюдений находится прямо перед нами, на уровне
наших глаз и ничто не мешает нам его видеть, мы придаем ему те краски и те
черты, какие нам самим хочется в нем видеть. Если бы Габриэлю с самого
начала удалось увидеть ее лицо, оно показалось бы ему красивым или не очень,
в зависимости от того, нуждалась ли его душа в кумире или ею уже завладел
кто-то. А так как с некоторых пор душе его явно чего-то недоставало и нечем
было заполнить пустоту, томившую ее, то вполне естественно, что сейчас,
когда воображению его был предоставлен полный простор, он нарисовал ее себе
ангелом красоты.
охотно подстраивает природа, точь-в-точь, как любящая мать, которая среди
своих непрестанных хлопот, нет-нет да и пошутит с детьми, - девушка откинула
плащ, и ее черные косы упали на красную жакетку. Оук тотчас же узнал в ней
утреннюю героиню из желтой повозки с цветами и зеркалом, - словом, ту самую
молодую женщину, которая задолжала ему два пенса.
тропинке вниз с холма, и свет от фонаря, скользя по склону, становился все
бледнее и бледнее, пока не превратился в чуть заметное пятнышко. Габриэль
Оук зашагал обратно, к своему стаду.
ГЛАВА III
вызывает к жизни новые чаяния, и фермер Оук, едва рассвело, снова направился
к роще, хотя никакой причины к этому, кроме ночной сцены, которую он
наблюдал там, не было. Погруженный в задумчивость, он бродил среди деревьев,
как вдруг до него донесся стук копыт, и у подошвы холма на тропинке, ведущей
вверх мимо сарая с коровами, показалась пегая лошадка с сидящей на ней
верхом девушкой. Это была та самая девушка, которую он видел ночью. Габриэль
тотчас же вспомнил про шляпку, которую с нее сорвало ветром; может быть, она
приехала искать ее. Он поспешно заглянул в канаву и, пройдя вдоль нее шагов
десять, увидел шляпку среди вороха листьев. Габриэль поднял ее и вернулся к
себе в хижину. Здесь он примостился у своего круглого оконца и стал
наблюдать за приближающейся всадницей.
за изгородь. Габриэль совсем было уже собрался выйти ей навстречу и
возвратить потерянную собственность, но тут она неожиданно выкинула нечто
такое, что он просто остолбенел и забыл о своем намерении.
пешеходная тропинка, отнюдь не для езды; ветви деревьев сходились над ней
невысоко от земли, ну разве что на высоте каких-нибудь семи футов, так что
проехать здесь верхом нечего было и думать. На девушке было обыкновенное
платье, не совсем подходящее для верховой езды; подъехав к роще, она быстро
огляделась по сторонам, словно желая убедиться, что кругом нет ни души,
ловко откинулась назад, так что голова ее очутилась у самого хвоста, ц глядя
в небо, уперлась ногами в шею лошади. Все это совершилось в одно мгновенье -
она просто скользнула стремительно, как зимородок, бесшумно, как сокол.
Габриэль даже не успел уловить ее движений. Рослая, сухощавая лошадка,
видимо, привыкла н такому обращению и невозмутимо продолжала трусить легкой
рысцой. Так они и проехали под сводом деревьев.
ее точке от головы до хвоста, и когда чаща деревьев осталась позади и
надобность в такой необычной позе миновала, она попробовала принять другую,
более удобную. Седло было не дамское, и усесться прочно, извернувшись лежа,
на гладкой скользкой коже оказалось не так-то просто. Тогда она вскочила,
выпрямившись, как молодое деревцо, и, убедившись, что кругом никого нет,
уселась, правда, не совсем так, как подобало сидеть женщине, но, во всяком
случае, так, как подобало сидеть в этом седле, и вскоре скрылась из глаз,
свернув к мельнице.
повесил шляпу в хижине и отправился снова к своим овцам. Примерно через час
девушка проехала обратно, сидя теперь вполне благопристойно рядом с
привязанным к седлу мешком с отрубями. У сарая ее встретил мальчик с ведром
в руке. Она бросила ему поводья и спрыгнула с лошади. Мальчик увел лошадь,
оставив ей ведро для молока. Вскоре из сарая послышались мерно
перемежающиеся то звонкие, то глухо всхлипывающие звуки - там доили корову.
Габриэль взял потерянную шляпку и вышел к тропинке, по которой девушка
должна была пройти, чтобы спуститься с холма. Она вышла, неся в одной руке
ведро на уровне колена и вытянув для равновесия другую, левую руку, которая,
высунувшись из рукава, заставила Оука невольно пожалеть, что дело происходит
не летом, когда она была бы открыта вся целиком. Сейчас на лице девушки было
написано такое удовлетворенно и торжество, как если бы она всем своим видом
заявляла, что ее существование на белом свете должно радовать всех; и это
дерзкое допущение даже не казалось вызывающим, потому что всякий, глядя на
нее, чувствовал, что так оно, в сущности, и есть. Так необычная
выразительность, которая в речах посредственности показалась бы смешной,
усиливает власть гения и придает внушительность ею слову. В глазах девушки
Лукин Евгений
Афанасьев Роман
Орлов Алекс
Посняков Андрей
Прозоров Александр
Каменистый Артем