несколько лет. Пойди встань у дверей, подальше от окон и от зеркала.
увидела, что он встал и замахнулся книгой, чтобы пустить ею в меня, я
испуганно вскрикнула и невольно отскочила, однако недостаточно быстро:
толстая книга задела меня на лету, я упала и, ударившись о косяк двери,
расшибла голову. Из раны потекла кровь, я почувствовала резкую боль, и тут
страх внезапно покинул меня, дав место другим чувствам.
надсмотрщик над рабами, ты - как римский император!
английский писатель, автор романа "Векфильдский священник"] и составила себе
собственное представление о Нероне, Калигуле и других тиранах. Втайне я уже
давно занималась сравнениями, но никогда не предполагала, что выскажу их
вслух.
девочки? Я скажу маме! Но раньше...
за волосы. Однако перед ним было отчаянное существо. Я действительно видела
перед собой тирана, убийцу. По моей шее одна за другой потекли капли крови,
я испытывала резкую боль. Эти ощущения на время заглушили страх, и я
встретила Джона с яростью. Я не вполне сознавала, что делают мои руки, но он
крикнул: - Крыса! Крыса! - и громко завопил. Помощь была близка. Элиза и
Джорджиана побежали за миссис Рид, которая ушла наверх; она явилась, за ней
следовали Бесси и камеристка Эббот. Нас разняли, и до меня донеслись слова:
Глава II
и без того дурное мнение, которое сложилось обо мне у Бесси и мисс Эббот. Я
была прямо-таки не в себе, или, вернее, вне себя, как сказали бы французы: я
понимала, что мгновенная вспышка уже навлекла на меня всевозможные кары, и,
как всякий восставший раб, в своем отчаянии была готова на все.
недостойно вести себя, мисс Эйр? Бить молодого барина, сына вашей
благодетельницы! Ведь это же ваш молодой хозяин!
здесь и подумайте хорошенько о своем поведении.
размаху опустили на софу. Я тотчас взвилась, как пружина, но две пары рук
схватили меня и приковали к месту.
Бесси. - Мисс Эббот, дайте-ка мне ваши подвязки, мои она сейчас же разорвет.
приготовления и ожидавшее меня новое бесчестие несколько охладили мой пыл.
вцепилась руками в софу, на которой сидела.
обе стали передо мной, сложив руки на животе и глядя на меня подозрительно и
недоверчиво, словно сомневались в моем рассудке.
обращаясь к мисс Эббот.
свое мнение об этом ребенке, и миссис всегда соглашалась со мной. Нет ничего
хуже такой тихони! Я никогда не видела, чтобы ребенок ее лет был настолько
скрытен.
кормит вас; выгони она вас отсюда, вам пришлось бы идти в работный дом.
нова, - с тех пор как я помню себя, мне намекали на нее, укор в дармоедстве
стал для меня как бы постоянным припевом, мучительным и гнетущим, но лишь
наполовину понятным. Мисс Эббот поспешно добавила:
миссис Рид так добра, что воспитывает вас вместе с ними. Они будут богатые,
а у вас никогда ничего не будет. Поэтому вы должны смириться и угождать им.
мягче. - Старайтесь быть услужливой, ласковой девочкой. Тогда, может быть,
этот дом и станет для вас родным домом; а если вы будете злиться и грубить,
миссис наверняка выгонит вас отсюда.
дурную девочку. Он может поразить ее смертью во время одной из ее выходок, и
что тогда будет с ней? Пойдем, Бесси, пусть посидит одна. Ни за что на свете
не хотела бы я иметь такой характер. Молитесь, мисс Эйр, а если вы не
раскаетесь, как бы кто не спустился по трубе и не утащил вас...
никогда, разве только наплыв гостей в Гейтсхэдхолле вынуждал хозяев
вспомнить о ней; вместе с тем это была одна из самых больших и роскошных
комнат дома. В центре, точно алтарь, высилась кровать с массивными колонками
красного дерева, завешенная пунцовым пологом; два высоких окна с всегда
опущенными шторами были наполовину скрыты ламбрекенами из той же материи,
спускавшимися фестонами и пышными складками; ковер был красный, стол в ногах
кровати покрыт алым сукном. Стены обтянуты светло-коричневой тканью с
красноватым рисунком; гардероб, туалетный стол и кресла - из полированного
красного дерева. На фоне этих глубоких темных тонов резко белела гора
пуховиков и подушек на постели, застланной белоснежным пикейным покрывалом.
Почти так же резко выделялось и мягкое кресло в белом чехле, у изголовья
кровати, со скамеечкой для ног перед ним; это кресло казалось мне каким-то
фантастическим белым троном.
царило безмолвие, оттого что она была удалена от детской и кухни; в ней было
жутко, оттого что в нее, как я уже говорила, редко заглядывали люди. Одна
только горничная являлась сюда по субботам, чтобы смахнуть с мебели и зеркал
осевшую за неделю пыль, да еще сама миссис Рид приходила изредка, чтобы
проверить содержимое некоего потайного ящика в комоде, где хранился
фамильный архив, шкатулка с драгоценностями и миниатюра, изображавшая ее
умершего мужа; в последнем обстоятельстве, а именно в смерти мистера Рида, и
таилась загадка красной комнаты, того заклятия, которое лежало на ней,
несмотря на все ее великолепие.
комнате он испустил свой последний вздох; здесь он лежал мертвый; отсюда
факельщики вынесли его гроб, - и с этого дня чувство какого-то мрачного
благоговения удерживало обитателей дома от частых посещений красной комнаты.
злючка мисс Эббот. Это была низенькая софа, стоявшая неподалеку от
мраморного камина; передо мной высилась кровать; справа находился высокий
темный гардероб, на лакированных дверцах которого смутно отражались бледные
световые блики; слева - занавешенные окна. Огромное зеркало в простенке
между ними повторяло пустынную торжественность комнаты и кровати. Я не была
вполне уверена в том, что меня заперли, и поэтому, когда, наконец, решилась
сдвинуться с места, встала и подошла к двери. Увы! Я была узницей, не хуже,
чем в тюрьме. Возвращаться мне пришлось мимо зеркала, и я невольно заглянула
в его глубину. Все в этой призрачной глубине предстало мне темнее и
холоднее, чем в действительности, а странная маленькая фигурка, смотревшая
на меня оттуда, ее бледное лицо и руки, белеющие среди сумрака, ее горящие
страхом глаза, которые одни казались живыми в этом мертвом царстве,
действительно напоминали призрак: что-то вроде тех крошечных духов, не то
фей, не то эльфов, которые, по рассказам Бесси, выходили из пустынных,
заросших папоротником болот и внезапно появлялись перед запоздалым путником.
час его полной победы еще не настал. Кровь моя все еще была горяча, и ярость
восставшего раба жгла меня своим живительным огнем. На меня снова хлынул
поток воспоминаний о прошлом, и я отдалась ему, прежде чем покориться
мрачной власти настоящего.
неприязнь их матери, несправедливость слуг - все это встало в моем
расстроенном воображении, точно поднявшийся со дна колодца мутный осадок. Но
почему я должна вечно страдать, почему меня все презирают, не любят, клянут?
Почему я не умею никому угодить и все мои попытки заслужить чью-либо
благосклонность так напрасны? Почему, например, к Элизе, которая упряма и
эгоистична, или к Джорджиане, у которой отвратительный характер, капризный,
раздражительный и заносчивый, все относятся снисходительно? Красота и
розовые щеки Джорджианы, ее золотые кудри, видимо, пленяют каждого, кто
смотрит на нее, и за них ей прощают любую шалость. Джону также никто не
противоречит, его никогда не наказывают, хотя он душит голубей, убивает
цыплят, травит овец собаками, крадет в оранжереях незрелый виноград и
срывает бутоны самых редких цветов; он даже называет свою мать "старушкой",
смеется над ее цветом лица - желтоватым, как у него, не подчиняется ее
приказаниям и нередко рвет и пачкает ее шелковые платья. И все-таки он ее
"ненаглядный сыночек". Мне же не прощают ни малейшего промаха. Я стараюсь ни