гильзы. Два солдата молча сидели здесь подле патронных ящиков, не
шевелясь, курили в рукава. Когда Новиков спрыгнул, солдаты не подняли
головы, только утомленно подобрали ноги в обмотках.
глазами, трескуче закашлялся, сотрясаясь, сделал какие-то жесты
оттопыренными локтями и ничего не объяснил, - видимо наглотался гари и
дыма, пока нес до траншеи патронные ящики. Другой, помоложе, будто
оправдываясь в том, что сидели здесь и курили, прокричал на ухо Новикову:
боепитания... А артиллеристы там, во-он - на высотке...
усталостью налилась шея. Над головой звенели, взвизгивали косяки мертвенно
светящихся трасс, брустверы вздрагивали от рвущихся возле снарядов. С
хриплой руганью отряхивая землю с шинелей, солдаты вдруг выныривали
головами из траншей, ложась грудью на бруствер, стреляли за озеро. Кто-то
басил сорванным от команд голосом:
человек за пулеметом отшатнулся вбок, крикнул злобно: "Ленту!" - и,
вытирая рукавом пот, опустился на дно окопа, в розовую от зарева полутень.
Отстегнув флягу и запрокинув голову, стал пить жадными глотками. Когда
Новиков подошел, человек этот перевел на него узкие черные горячие глаза,
в Новиков увидел потное лицо, прилипшие ко лбу мокрые кругляшки волос -
это был командир отделения разведки Горбачев.
командир дивизиона? Здесь?
пулеметчиков тут угробило. Пока суд да дело, дай, думаю... шкуры фрицам
посчитаю! - И спросил усмешливо: - Разрешите, а? Пока суд да дело!..
лакированного столика, принесенного из города, в полный огонь горела,
освещая низкий потолок, лица офицеров, вычищенная трехлинейная лампа. Двое
связистов, натянув на уши воротники шинелей, спали на соломе в углу.
гимнастерке, без ремня, курил сигарету и как бы нарочно ронял пепел на
карту, разложенную на столике. Худощавое лицо его с грустными, армянского
типа глазами, как обычно, едко, широкие брови, сросшиеся на переносице,
брезгливо подымались. С видом неудовольствия он слушал что-то быстро
говорившего младшего лейтенанта Алешина, молоденького, всегда веселого без
всякого повода, звонкоголосого, как синица. Алешин старательно сдувал
пепел с карты, смуглые пятна волнения шли по чистому лбу, по стройной шее
гимнаста. Говорил он и все оглядывался весело на спящих связистов, на
стены землянки, задерживал оживленный взгляд на огне лампы и только не
смотрел в сторону майора Гулько, будто опасаясь внезапно и некстати
рассмеяться. Позади Гулько стоял его ординарец Петин. Он был чрезвычайно
высок, огромен, белобрыс; рукава засучены до локтей. С мрачно серьезным
видом он лил себе на широкие ладони немецкую водку из фляги и, задрав
гимнастерку на майоре, растирал ему спину и поясницу: Гулько страдал
радикулитом. Он ерзал, сопя волосатым носом, пригибался под нажимами
ладоней ординарца, сидел, однако, с выражением независимым, был, казалось,
всецело занят Алешиным.
ноздри, майор Гулько выгнул спину, всматриваясь поверх огня лампы,
произнес желчно:
при встречах иногда замечал Новиков, Гулько тотчас прикрыл ироническими
морщинами на лысеющем лбу, скосил глаза на ручные часы, потонувшие в
густых волосах запястья, выговорил:
шампанское распиваете? Трофеи? Или с прекрасными паненками романы крутите?
Под гитарку... Мм? Или санитарочка там у вас?
всерьез, считал себя прочным холостяком и, быть может, поэтому постоянно
подозревал своих офицеров в вольности и легкомыслии, что, по его
убеждению, свойственно лишь нерасчетливой молодости.
"Обычное радикулитное настроение".
сигарете, которую с отвращением вертел в тонких прокуренных пальцах, и
вдруг, сапнув носом, спросил, отрезвляюще внятно, повернувшись к
ординарцу; - Расходился? Мозолями кожу снимаешь? Рашпиль. Хватит. Genug
[достаточно (нем.)]. Побереги водку.
рту, смотрел на Новикова покрасневшими от напряжения, плещущими весельем
глазами, - он давился от смеха. Гулько почесал спину, кряхтя, потом,
застегивая гимнастерку, покосился на Алешина с брезгливым видом.
серьезности. - И кивнул Новикову. - Садитесь как можете. К столу. Что
смотрите? На шнапс? Нет, вызвал вас не водку пить.
Алешина.
Консервы, пожалуйста, поковыряйте вилкой. Хорошие датские консервы.
Свиные. Но, как ни странно, и нам годятся.
Гулько. Чем сложнее складывалась обстановка, тем скептически болтливее и
вроде бы равнодушнее ко всему становился он перед тем, как отдать приказ.
В самые опасные минуты боя Гулько можно было видеть на НП возле
стереотрубы - подавал команды, сморщив лицо застывшей гримасой
неудовольствия, зажав вечную сигарету в зубах, и без гимнастерки -
ординарец пуговицу пришивал! В период обороны шлепал по блиндажу в мягких
домашних тапочках, постоянно лежал на нарах, читал затрепанный томик Гете
с недоверчивым выражением и, словно подчеркивая эту недоверчивость,
шевелил пальцами в носках. Было похоже: хотел он жить по-холостяцки
удобно, вольно, скептически презирая строевую подтянутость, однако большой
вольности подчиненным офицерам не давал и все же слыл за домашнего,
штатского человека. Новиков же считал его чудаком, не живущим реальностью,
и был с ним подчеркнуто сух.
выпустил струю дыма через рот и нос и ядовито покривился. - Фу, пакость!
Солома, а не табак! - И концом сигареты обвел круг на карте, заключая в
него Касно. - Смотрите сюда, капитан. Мы прижали немцев к границе
Чехословакии. Немцы вовсю жмут на город с запада. Основательно жмут. Хотят
вернуть город. А почему? Смотрите. По горам с танками не пройдешь,
естественно. А город этот - узел дорог. Обратите особое внимание, Новиков,
на вот это шоссе, на север. Вдоль озера... Вся петрушка здесь. Это дорога
в город Ривны. Вот он, километрах в двадцати от Касно. Знаете, что тут
происходит? Соседние дивизии замкнули в Ривнах немецкую группировку. Очень
сильную группировку. Много танков и прочая петрушка. Уразумели? Они рвутся
из котла на единственную годную для танков дорогу, которая проходит через
ущелье и Касно в Чехословакию. А там, надо вам сказать, события
развернулись грандиозные. Словаки начали восстание против правительства
Тисо. - Майор Гулько в раздумье поглядел на часы, положив волосатую руку
на карту. - Два дня город Марице блокирован словацкими партизанами. Надо
полагать, немецкая группировка под Ривнами стремится прорваться через
Касно на Марице, соединиться с немецким гарнизоном, на ходу подавить
восстание. Уразумели? Поэтому немцы и стали жать с запада - захватить
Касно, узел дорог, помочь прорваться северной группировке. Такова
обстановочка. Таковы делишки. - Гулько затянулся сигаретой. - Вообще не
кажется ли вам, Новиков, что великие дни начинаются? Освобождена Болгария,
Румыния, бои в Югославии, в Венгрии... Слышите музыку с запада? Мм?..
От глухих ударов сыпалась со стуком земля на стол, звенело стекло лампы,
будто сильные токи проходили по земле. И Новикову почему-то хотелось рукой
придержать лампу - жалобное дребезжание раздражало его.
вдруг снова заулыбался, встал и начал отряхивать фуражку, вытирать шею,
весело встряхнулся, притопывая сапогами.
табак, по-прежнему ленивым голосом продолжал:
ставите их на прямую наводку вот здесь. На живописном берегу озера.
Направление стрельбы - ущелье, шоссе, Ривны. Соседи у вас: танки пятого
корпуса - справа. Плюс иптаповский полк и гаубичные батареи. Слева -
чехословаки генерала Свободы. Воюют вместе с нами. Младший лейтенант
Алешин уже видел позицию. Вот, собственно, и все. Младший лейтенант
Алешин! - чуть поднял голос Гулько. - Покажите своему комбату местостояние
батареи.
через волосатые ноздри дым, ворчливо договорил: - Я буду на местности
через полтора часа. Кстати, наши саперы минируют подступы к высоте.
Соблюдайте осторожность!
подымаясь, оглядывая чистую эту землянку со слабым запахом одеколона и
водки, с круглым туалетным немецким зеркальцем на столике, на котором
Березин Федор
Самойлова Елена
Сертаков Виталий
Ильин Андрей
Лукин Евгений
Круз Андрей