хлопот-то.
додумал. Жалко, понимаешь, мурашей-то: семейство, детишки, место обжитое.
только зря ославился.
собирая в строй разбежавшиеся мысли.-- Чем, думаешь, работа держится?
сердцу она -- человек горы свернет. А уж коли так-то, за ради хлебушка, то и
не липнет она к рукам-то. Не дается, сынок; утекает куда-то. И руки тогда --
как крюки, и голова -- что пустой чугунок. И не дай тебе господь, сынок, в
месте своем ошибиться. Потому место все определяет для сердца-то. А я тут,
видать, не к месту пришелся: не лежит душа, топорщится. И шумно тут, и народ
дерганый, и начальство все спешит куда-то, все гонит, подталкивает да
покрикивает. И выходит, Коля, выходит, что я себя маленько потерял. И как
найти -- не удумаю, не умыслю. Никак не удумаю -- вот главное. А что смеются,
так пусть себе смеются в полное здравие. На людей, сынок, обижаться не надо.
Последнее это дело -- на людей обиду держать. Самое последнее.
обижаться не умел, обиды прощал щедро и даже на прораба того, что по поселку
его ославил и от работы всенародно отстранил, никакого зла не держал. Сдал
очередные казенные рукавицы и опять пошел в отдел найма.
ты, и старательный, и непьющий, и семья опять же, а на одном месте больше
двух недель не держишься... Куда тебя теперь...
Полушкин, тут у нас лодочная станция на пруду открывается. Может, лодочником
тебя, а? Что скажешь?
можно.
углом к лесу подобралась: к тому, последнему, что вокруг Черного озера еще
сохранился. Ожили старые вырубки, березняком закудрявились, ельником да
сосенником защетинились. И уж не только свои, поселковые,-- из центра туристы
наезжать стали. Из самой даже вроде бы Москвы.
особо столичному, что надо? Природа ему нужна. По ней он среди асфальта да
многоэтажек своих бетонный с осени тосковать начинает, потому что отрезан он
от землицы камнем. А камень, он не просто душу холодит, он трясет ее без
передыху, потому как неспособен камень грохот уличный угасить. Это тебе не
дерево -- теплое да многотерпеливое. И грохот тот городской, шарахаясь от
камней да бетона, мечется по улицам и переулкам, проползает в квартиры и
мотает беззащитное человеческое сердце. И уже нет этому сердцу покоя ни
днем, ни ночью, и только во сне видит он росные зори и прозрачные закаты. И
мечтает душа человеческая о покое, как шахтер после смены о тарелке щей да
куске черного хлебушка.
чистой, осталось, а во-вторых, балованный он, турист-то. Он суетиться
привык, поспешать куда-то, и просто так над речушкой какой от силы два часа
высидит, а потом либо транзистор запустит на всю катушку, либо, не дай бог,
за пол-литрой потянется. А где пол-литра, там и вторая, а где вторая, там и
безобразия. И чтобы ничего этого не наблюдалось, надо туриста отвлечь. Надо
лодку ему подсунуть, рыбалку организовать, грибы-ягоды, удобства какие нито.
И две выгоды: безобразий поменьше да деньга из туристского кармана в местный
бюджет все же просочится, потому что за удовольствия да за удобства всякий
свою копеечку выложит. Это уж не извольте сомневаться.
Прокопыча Сазанова. Мужик был пожилой, сильно от жизни уставший: и говорил
тихо и глядел просто. Был он в прошлом бригадиром на лесоповале, да как-то
оплошал: под матерую сосну угодил в полной натуре. Полгода потом по
больницам валялся, пока все в нем на прежние места не вернулось. А как
оклемался маленько, так и определили его сюда, на лодочную станцию.
ремонт. Чтоб был порядок: банки на месте, стлани годные, весла в порядке и
воды чтоб в лодках не боле кружки.
было, как в избе у совестливой хозяйки.
столики сообразим и ларек без напитков. Ну, может, чай. А то потопнет кто --
затаскают.
придется отказать.
Обходительность -- вот третья твоя забота. Турист -- народ нервный, больной,
можно сказать, народ. И с ним надо обходительно.
Разумные вещи разумным голосом говорил.
сторону подрядят, тогда тебе идти. Пристанешь, где велят, поможешь вещи
сгрузить и отчалишь, только когда спасибо скажут.
значит, отчаливай.
что. Услужить, словом.
рамки его плотницких навыков. Это было нечто сверхнормы, сверх обычного, и
этим он гордился.-- Ну, дык, ходил, Яков Прокопыч! Озера у нас в деревне
неоглядные! Бывало, пошлет председатель...
записана. Их особо береги: давать буду лично под твою прямую
ответственность. И только для перевозок в дальние концы: в ближние и на
веслах достигнешь.
запаздывал. А ближних туристов да местную молодежь интересовали только лодки
напрокат, для прогулки. Этими делами занимался сам Яков Прокопыч, а Егор с
увлечением конопатил, чинил и красил обветшавший за зиму инвентарь. И
уставал с удовольствием, и спал крепко, и улыбаться начал не так: не
поспешно, не второпях, а с устатку...
4
учительниц. И на уроках сидел степенно, а когда что-нибудь интересное
рассказывали -- ну, про зверей или про историю с географией,-- рот разевал.
Все этого момента ждали, весь класс. И как только случалось -- враз замирали,
и Вовка тайком от учительницы трубочку поднимал. Из бузины трубочка:
напихаешь в нее шариков из промокашки, прицелишься, дунешь -- точно Кольке в
рот разинутый. Вот уж веселья-то!
крепко рот зажимал, губа к губе. А как начнет учительница про древних героев
рассказывать или стихи читать,-- забывался. Забывался, ловил каждое слово и
рот, наверное, для того и разевал, чтобы слов этих не упустить. Вот тут-то в
него и стреляли. И если удачно, Оля Кузина в ладоши хлопала, а Вовка
куражился:
вздрагивали. Из-за таких ресниц любой бы в драку полез, а Кольке все не до
того было:
Сиднем, говорит, тридцать три года сидел, а как пришли калики перехожие...
плевательную трубку свою забыл. Ходил, живот выставив: