"старик" не понимает происходящего: он полагал, что Сайто не решится на
расстрел. Надо срочно что-то сделать, прав был солдат, - надо объяснить
полковнику, что нельзя принести двадцать человек в жертву упрямству и
принципиальности; что не будет унижением для его чести и достоинства
отступить перед грубой силой - работают же офицеры в остальных лагерях!
Слова рвались из груди доктора. Он бросился на плац, крича Сайто:
знаю, что делаю.
его. Однако неожиданное появление доктора поколебало решимость Сайто.
Клиптон, вырываясь, единым духом прокричал, уверенный, что остальные японцы
не поймут его:
еще сорок больных в лазарете. Вам не удастся выдать это убийство за бунт или
попытку к бегству!
пришлось бы как-то объяснять своему командованию мотивы расстрела. Поэтому
любой оставшийся в живых англичанин был потенциальным свидетелем против
него. Значит, по логике вещей, ему пришлось бы перебить всех больных вместе
с врачом. Или отказаться от расправы...
призадумался. И хотя еще весь пылал от ненависти и унижения, он не решился
скомандовать: "Огонь!"
спуске. Им пришлось пробыть так долгое время, ибо Сайто не мог "потерять
лицо" настолько, чтобы позволить им отойти от пулеметов. Они просидели
большую часть утра, боясь пошевелиться, пока плац совершенно не обезлюдел.
судьбе строптивцев. В утешение он твердил про себя, что удалось избежать
худшего. Конвойные увели офицеров в лагерную тюрьму. Полковника Никольсона
схватили двое часовых-корейцев из личной охраны Сайто и потащили в кабинет
японского полковника. Эта комнатушка примыкала к его жилым покоям, куда
комендант часто наведывался днем приложиться к бутылке. Сайто медленно
проследовал за ними и тщательно закрыл за собой дверь. А вскоре
чувствительный Клиптон вздрогнул, услышав глухие удары.
V
его в хижину без нар и бросили на сырой земляной пол. Из еды ему стали
давать раз в день чашку соленого риса. Сайто предупредил, что будет держать
его в карцере до тех пор, пока он не надумает подчиниться.
уже по собственной инициативе бросал ему в рис добавочную горсть соли.
Полковник тем не менее заставлял себя проглотить несколько жгучих комков,
выпивая залпом скудную порцию воды, и ложился на землю. Он решил превозмочь
все лишения. Поскольку полковнику запретили выходить из хижины, та вскоре
превратилась в зловонную клоаку.
доктора вызвал к себе Сайто. Он сидел хмурый, с серым лицом. Доктор
догадался, что японца точит беспокойство, которое он пытался спрятать за
холодностью тона
Квай должен быть построен в кратчайший срок, и я как японский офицер не могу
терпеть подобной бравады. Передайте ему, что я не намерен уступать. Еще
скажите, что по его вине такому же обращению подвергнуты остальные офицеры.
А если и этого окажется недостаточным, жертвами его упрямства станут
солдаты. До сих пор я не трогал вас и ваших больных, доктор. Я проявил
снисхождение, освободив их от работ. Я сочту это снисхождение за слабость,
если полковник будет продолжать так вести себя.
доктор ужаснулся: в короткий срок полковник дошел до полного физического
истощения. Голос его звучал едва слышно и напоминал лишь далекое эхо
властных раскатов, звучавших когда-то в ушах доктора. Но это было лишь
поверхностное впечатление. Дух полковника был по-прежнему тверд, а речь так
же непреклонна, разве что тембр голоса изменился. Клиптон, решивший при
входе во что бы то ни стало убедить шефа пойти на уступки, понял, что из
этого ничего не выйдет. Он быстро исчерпал приготовленные доводы и замолк.
Полковник даже не стал обсуждать их, а просто сказал:
соглашусь превратить офицеров моего полка в землекопов.
поведение полковника - как геройство или как дикую глупость? Что делать -
просить Господа ниспослать ему ореол мученика или колпак безумца, готового
ввергнуть в катастрофу весь лагерь на реке Квай? Сайто не лгал. С остальными
офицерами обращались едва ли лучше, а солдаты ежеминутно терпели побои от
караульных. Теперь опасность нависла и над больными Клиптона.
ли он ответ полковника слишком резким ударом по своему престижу, но тут же
решил, что при любых обстоятельствах надо наступать.
увиденного я поддержал полковника Никольсона в его решении.
напомнил о международных соглашениях; как врач, добавил Клиптон, он убежден,
что подобное обращение равнозначно убийству. Он приготовился к бурной
реакции, но ее не последовало. Сайто пробормотал, что полковник сам виноват
во всем, и быстро удалился. Клиптон подумал в тот момент, что Сайто,
очевидно, не злой человек; его поступки во многом продиктованы страхом перед
высшим начальством, торопившим с завершением строительства моста, и страхом
"потерять лицо" перед подчиненными из-за того, что он не мог заставить
слушаться своих приказов.
одновременный страх перед начальством и перед подчиненными - главный
источник человеческих бед. Похоже, он где-то даже читал аналогичное
высказывание. Доктор почувствовал от этого душевное удовлетворение. И уже на
самом пороге лазарета ему пришло в голову, что самые страшные беды все же
причиняли миру люди, у которых не было ни начальства, ни подчиненных.
узника был смягчен. А в субботу комендант явился в карцер спросить, намерен
ли полковник в дальнейшем вести себя "как джентльмен". Он был мирно настроен
и пришел с искренним желанием побудить полковника внять голосу разума;
однако натолкнувшись на упрямый отказ обсуждать уже решенный вопрос,
комендант вспылил и снова впал в исступление. Полковник опять был избит, а
корейцу-караульному было наказано держать его в той же строгости, что и в
первые дни. Самому охраннику тоже досталось как следует. Во время припадков
гнева Сайто не помнил себя; он вопил, что караульный миндальничает с
заключенным. Комендант сучил руками, потом выхватил пистолет и заорал, что
сейчас пристрелит и часового, и пленного за нарушение дисциплины.
которые смогли подняться, вытолкали из лазарета. Их погнали на стройку, где
заставили наваливать в тачки грунт, пригрозив, что забьют до смерти, если
они не будут работать. Несколько дней в Квайском речном лагере царил террор.
Полковник Никольсон отвечал на репрессии гордым молчанием.
Выпроводив конвоиров, он усадил полковника за стол, достал из буфета банку
американской тушенки, сигареты и бутылку лучшего виски. Как офицер, сказал
комендант, он до глубины души восхищен его поведением, но война есть война,
и тут ничего не поделаешь. Полковник должен понять его. Сайто получил
приказ, в котором особо подчеркивается, что мост через реку Квай должен быть
построен в кратчайший срок. Коменданту пришлось поэтому мобилизовать всю
наличную силу. Полковник Никольсон отказался от тушенки, сигарет и виски, но
с интересом выслушал Сайто. Когда тот кончил, он спокойно сказал, что
комендант, очевидно, совершенно не представляет себе, как ведется подобное
строительство.
бесконечности. Никто не взялся бы сказать, что выкинет Сайто в следующую
минуту - будет ли он продолжать разговор или опять войдет в раж. Наступила
долгая пауза. В душе Сайто, должно быть, боролись два этих желания.
Полковник воспользовался заминкой, чтобы задать вопрос:
начались из рук вон плохо, и это снедало тревогой полковника Сайто - и
собственное его положение, и честь целиком зависели от исхода битвы. Но нет,
час мистера Хайда еще не пробил. Комендант замешкался с ответом и опустил
глаза, бормотнув что-то невразумительное. Он налил пленному полный стакан
виски, щедро плеснул себе и произнес:
нами не должно быть недоразумений. Когда я сказал, что все офицеры обязаны
работать, я ни минуты не имел в виду вас, командира полка. Приказ касался
других...
стакан.
продолжал:
Конюшевский Владислав
Каргалов Вадим
Быков Василий
Акунин Борис
Трубников Александр
Шилова Юлия