ей лишь в крайнем случае. В этом подчинении также может скрываться грех, но
такой грех простителен. Это падение, но падение коленопреклоненного, которое
может завершиться молитвой.
падайте, грешите, но будьте справедливы.
это мечта ангела. Все земное подвластно греху. Грех обладает силой
притяжения".
он говорил, улыбаясь:
способен каждый. Вот почему те, у кого совесть нечиста, испугались и спешат
отвести от себя подозрение.
говорил:
мужья, отцы, хозяева, сильные, богатые и ученые.
виновно в том, что у нас нет бесплатного обучения; оно несет ответственность
за темноту. Когда душа полна мрака, в ней зреет грех. Виновен не тот, кто
грешит, а тот, кто порождает мрак.
вещах. Я подозреваю, что он заимствовал ее из Евангелия.
велось следствие; вскоре долженбыл состояться суд. Очутившись без средств,
какой-то несчастный из любви к женщине и к ребенку, которого он имел от нее,
стал фальшивомонетчиком. В те времена подделывание денег еще каралось
смертью. Женщина была задержана при попытке сбыть первую фальшивую монету,
сфабрикованную ее любовником. Ее посадили в тюрьму; улики имелись только
против нее. Она могла выдать и погубить любовника своим признанием. Она
отрицала его вину. Допрос продолжался. Она упорно молчала. И вот
королевскому прокурору пришла в голову мысль: он оклеветал любовника,
обвинив его в неверности, и с помощью искусно подобранных выдержек из его
писем сумел убедить несчастную женщину в том, что этот человек обманул ее и
что у нее есть соперница. Обезумев от ревности, она изобличила любовника,
призналась во всем, подтвердила все. Человека ждала неминуемая гибель. В
ближайшем времени его должны были судить в Эксе вместе с сообщницей. Все
говорили об этом происшествии и восхищались ловкостью прокурора. Вызвав
ревность, он из гнева извлек истину, а из мести - правосудие. Епископ слушал
молча. Наконец он спросил:
смертной казни за убийство. Этот бедняга, не очень образованный, но и не
вполне невежественный, был ярмарочным фокусником и ходатаем по делам. Весь
город с любопытством следил за процессом. Накануне дня, на который была
назначена казнь, заболел тюремный священник. Необходимо было отыскать
другого пастыря, который находился бы при осужденном в последние минуты его
жизни. Обратились к приходскому священнику. Тот отказался, причем будто бы в
таких выражениях:
возиться с этим канатным плясуном? Я тоже болен. И вообще мне там не место.
"канатного плясуна", назвал его по имени, взял за руку и начал говорить с
ним. Он провел с ним весь день, забыв о пище и о сне, моля бога спасти душу
осужденного и моля осужденного спасти свою душу. Он рассказал ему о
величайших истинах, которые в то же время являются самыми простыми. Он был
ему отцом, братом, другом и, только для того чтобы благословить его, -
епископом. Успокаивая и утешая, он просветил его. Этому человеку суждено
было умереть в отчаянии. Смерть представлялась ему бездной. И с трепетом
стоя у этого зловещего порога, он с ужасом отступал от него. Он был
недостаточно невежествен, чтобы оставаться совершенно безучастным. Смертный
приговор потряс его душу и словно пробил ограду, отделяющую нас от тайны
мироздания и называемую нами жизнью. Беспрестанно вглядываясь сквозь эти
роковые бреши в то, что лежит за пределами нашего мира, он видел одну лишь
тьму. Епископ помог ему увидеть свет.
фиолетовой мантии, с епископским крестом на шее, он вышел вслед за ним и
предстал перед толпой бок о бок со связанным преступником.
накануне угрюмый и подавленный, теперь сиял. Он чувствовал, что душа его
умиротворилась, и уповал на бога. Епископ обнял его и в тот момент, когда
нож гильотины уже готов был опуститься, сказал ему:
отца. Молись, верь, вступи в вечную жизнь! Отец наш там.
заставило толпу расступиться. Трудно сказать, что больше поражало -
бледность его лица или безмятежное его спокойствие. Возвратясь в свое
скромное жилище, которое он с улыбкой называл "дворцом", епископ сказал
сестре:
нашлись люди, которые, обсуждая поступок епископа, сказали:
подозревать дурное в благих деяниях, был тронут и восхищен.
не мог оправиться.
что-то от галлюцинации. До тех пор, пока вы не видели гильотину своими
глазами, вы можете более или менее равнодушно относиться к смертной казни,
можете не высказывать своего мнения, можете говорить и "да" и "нет", но если
вам пришлось увидеть ее - потрясение слишком глубоко, и вы должны
окончательно решить: против нее вы или за нее. Одни восхищаются ею, как де
Местр; другие, подобно Беккарии, проклинают ее. Гильотина - это сгусток
закона, имя ее - vindicta {Наказание (лат.).}, она сама не нейтральна и не
позволяет оставаться нейтральным вам. Увидев ее, человек содрогается, он
испытывает самое непостижимое из всех чувств. Каждая социальная проблема
ставит перед ножом гильотины свой знак вопроса. Эшафот-это видение. Эшафот -
не помост, эшафот - не машина, эшафот - не бездушный механизм, сделанный из
дерева, железа и канатов. Кажется, что это живое существо, обладающее
непонятной зловещей инициативой- можно подумать, что этот помост видит, что
эта машина слышит, что этот механизм понимает, что это дерево, это железо и
эти канаты обладают волей. Душе, охваченной смертельным ужасом при виде
эшафота, он представляется грозным и сознательным участником того, что
делает. Эшафот - это сообщник палача. Он пожирает человека, ест его плоть,
пьет его кровь Эшафот - это чудовище, созданное судьей и плотником, это
призрак, который живет какой-то страшной жизнью, порождаемой бесчисленными
смертями его жертв.
казни и еще много дней спустя епископ казался удрученным. Почти
неестественнее спокойствие, владевшее им в роковой момент, исчезло; образ
общественного правосудия неотступно преследовал его. Этот священнослужитель,
который, выполнив любую свою обязанность, испытывал обычно радость
удовлетворения, на этот раз словно упрекал себя в чем-то. Временами он
начинал говорить сам с собой и вполголоса произносил мрачные монологи. Вот
один из них, который как-то вечером услышала и запомнила его сестра:
углубляться в божественные законы, чтобы уже не замечать законов
человеческих. В смерти волен только бог. По какому праву люди посягают на
то, что непостижимо?
по-видимому, изгладились из его памяти. Однако люди заметили, что с того дня
епископ избегал проходить по площади, где совершались казни.
изголовью больного или умирающего. Он понимал, что это и есть важнейшая его
обязанность и важнейший его труд. Осиротевшим семьям не приходилось просить
его, он являлся к ним сам. Он целыми часами молча просиживал рядом с мужем,
потерявшим любимую жену, или с матерью, потерявшей ребенка. Но, зная, когда
надо молчать, он знал также, когда надо говорить. О чудесный утешитель! Он
не стремился изгладить скорбь забвением, напротив, он старался углубить и
просветлить ее надеждой. Он говорил:
пристальней, и вы увидите живой огонек в небесах - то душа вашего дорогого
усопшего.
человека в отчаянии, приводя ему в пример человека, покорившегося судьбе, и
преобразить скорбь, вперившую взор в могилу, указав на скорбь, взирающую на
звезды.
Глава пятая. О ТОМ, ЧТО МОНСЕНЬОР БЬЕНВЕНЮ СЛИШКОМ ДОЛГО НОСИЛ СВОИ СУТАНЫ