представляло больших трудностей. Верный и великий Пегий пес всякий раз
безотказно отзывался - без особых усилий памяти возникал перед внутренним
взором Кириска именно там, в той стороне, где он оставался, возникал как бы
воочию, всей своей громадой, с лохматыми лесами по кручам, с пятнами снега
на "голове" и в "паху", с гремящим, неутомимым, вечным прибоем у подножия
утеса. Представив себе Пегого пса, мальчик не мог не думать о других
окружающих сопках и невольно начинал думать о доме. Виделась ему небольшая
долина среди прибрежных сопок, а в той долине у опушки леса, на берегу
речки, стойбище - срубы, лабазы, собаки, куры, вешала для сушки рыбы, дымы,
голоса и там мать и сестренка Псулк. Он живо представил их себе и то, что
они сейчас делают, чем занимаются. Мать втайне думает, конечно, о нем и об
отце, и обо всех них - охотниках в море. Да, вот сейчас она наверняка думает
о них. Думает, а сама очень боится, чтобы злые духи не отгадали ее мысли, не
проведали ее страха. И еще кто думает о нем, так это, наверно, Музлук.
Музлук, пожалуй, прибегала уже вроде бы поиграть с Псулк. А ведь мать может
отругать ее, если та ненароком скажет вслух или спросит что-нибудь о нем,
ушедшем в море. Мать непременно отчитает ее: "Ты о чем это болтаешь, разве
ты не знаешь, что он ушел в лес за дровами". Девочка спохватится, замолчит,
пристыженная. Кириску при этом даже жаль стало ее. Он хотел, чтобы Музлук
думала о нем, но ему очень не хотелось, чтобы ее укоряли из-за него.
блистало в мелком кипении волн все то же сплошь бурунистое море. Нивхи
рассчитывали пополудни, самое позднее к концу дня добраться до первого
островка (то был близлежащий из трех сосцов - Малый сосец) и при удаче
начать там охоту. Затем им предстояло засветло доплыть до второго - Среднего
сосца и там заночевать, благо у берега есть удобная затишь для .лодки. А
рано утром снова в море. Если с вечера повезет, если добудут сразу три туши
нерпы, утром могут не мешкая лечь в обратный путь. Но как бы то ни было,
возвращаться предстояло в первой половине дня, не позднее высоты солнца в
два тополя. Известно ведь, чем раньше покинешь море, тем лучше.
расчет. Да и подручные его - Эмрайин и Мылгун - не первый раз шли к Трем
сосцам. Сами отлично знают, что к чему. Главное же - чтобы погода стояла и
чтобы зверя вовремя обнаружить на лежбище. Это главное, а все остальное -
как сумеешь справиться, тут уж каждый за себя в ответе.
нуждой, ясное дело - без прокорма с моря не проживешь, но еще и потому, что
море влекло его. Морские дали располагали старика к его заветным раздумьям.
Были у него сокровенные мысли свои. В море ничто не мешало предаваться им,
ибо всему тому, о чем поразмыслить некогда на суше, среди повседневных
забот, в море наступал черед - здесь ничто не отвлекало Органа от его
великих дум. Здесь он чувствовал себя сродни и Морю и Небу.
ничто. Но человек мыслит и тем восходит к величию Моря и Неба, и тем
утверждает себя перед вечными стихиями, и тем он соизмерен глубине и высоте
миров. И потому, пока человек жив, духом он могуч, как море, и бесконечен,
как небо, ибо нет предела его мысли. А когда он умрет, кто-то другой будет
мыслить дальше, от него и дальше, а следующий еще дальше и так без конца...
Сознание этого доставляло старику горькую усладу непримиримого примирения.
понимал, что смерть всему конец, но при этом надеялся почему-то, что самое
сокровенное и заветное в нем - его великие сны о Рыбе-женщине пребудут,
останутся с ним и после смерти. Он не мог передать свои сны другому -
сновидения непередаваемы, и потому, считал он, они не должны исчезнуть
бесследно... Не должны. Великая Рыба-женщина бессмертна, стало быть, и сны о
ней должны быть бессмертными.
себя, не вступая ни в какие разговоры с попутчиками. Глядя на море,
обращаясь неизвестно к кому, он просил лишь об одном: оставить ему его сны о
Великой Рыбе-женщине. Разве невозможно, чтобы сны уходили вместе с человеком
в иной мир, чтобы они снились вечно, во веки веков? Не находя ответа, он
мучительно размышлял, пытаясь убедить себя, что так оно и будет, что сны
останутся при нем.
сопки Пегого пса жили три брата. Старший был скороход. легок на подъем,
везде и повсюду поспевал: женился он на дочери оленного человека, стал
хозяином оленьих стад, откочевал в тундру, с тем и ушел. Младший был
следопыт и меткий стрелок. Он тоже женился, взял себе девушку из лесных
людей, ушел в тайгу, стал охотником в таежных местах. А средний брат был
хромоногий от рождения, не повезло человеку, рано вставал, поздно ложился,
да что толку - за оленями ему не угнаться, зверя в лесу не выследить. Никто
в округе не отдал ему дочери своей в жены, братья покинули его, и остался он
один у самого синего моря. Перебивался тем, что рыбу удил. Известное дело -
сколько ее наудишь...
леску в море, только вдруг почувствовал, как удилище сильно задрожало в
руках. Обрадовался - вот будет улов! Начал он выводить рыбину, все ближе и
ближе к лодке подтягивать.
извивается, уйти хочет. А красоты невиданной - тело гладкое, серебром
отливает, как речной галечник в лунную ночь, груди белые с темными сосцами
торчком, точно бы то еловые шишечки, а глаза зеленые огнем искрятся. Поднял
он Рыбу-женщину из воды, подхватил под руки, тут она обняла его, и легли они
в лодку. От счастья такого голова хромоногого брата кругом пошла. Сам не
помнит, что с ним было, и казалось ему - до небес вскидывалась лодка.
Раскачалось море до неба, небеса раскачались до моря. А потом все утихло
разом, как после бури. Тут Рыба-женщина выпрыгнула из лодки и уплыла.
Кинулся хромоногий брат, стал ее звать и умолять вернуться, но она не
откликалась, исчезла в морской глубине.
покинутым всеми на краю моря. Уплыла Рыба-женщина и больше никогда не
появлялась. А хромоногий брат с того дня затосковал, закручинился крепко. С
того дня все дни и все ночи ходил он с плачем по берегу и все звал
Рыбу-женщину, заклинал и просил ее хотя бы издали показаться.
пору шкандылял по берегу горемычный брат хромоногий, по волнам прибоя по
колено брел и все в море смотрел - не покажется ли вдруг Рыба-женщина, и все
звал ее - не откликнется ли вдруг Рыба-женщина, только вдруг услышал он на
отмели вроде бы детский плач. Вроде бы дитя малое плачет-надрывается.
Побежал он туда и глазам не верит своим - младенец голышом сидит на отмели у
самой воды, волна то накроет его, то уйдет, а он плачет да все приговаривает
громко: "Кто мой отец? Где мой отец?" Еще больше диву дался хромоногий брат,
и не знал он, бедняга, как тут быть. А младенец увидел его и говорит: "Это
ты мой отец! Возьми меня к себе, я твой сын!"
себе.
добытчиком прослыл. Удачливым родился: сеть забросит - рыбы полно, стрелу
выпустит - зверя морского насквозь прошьет. Слава пошла о нем далеко, за
леса и горы. Тут и девушку со всем уважением выдали за него из лесного
племени. Дети народились, и отсюда пошел умножаться род людей Рыбы-женщины
океана, погружающий на какое-то время прибрежные земли, травы, дюны в
околдованную призрачность подводного сумрака.
у Органа. Он верил в него настолько, что никому, ни одной душе на свете не
рассказывал о своих свиданиях с Рыбой-женщиной, как не стал бы рассказывать
кому бы то ни было о подобных случаях в обычной жизни.
Зыков Виталий
Херберт Фрэнк
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Пехов Алексей
Глуховский Дмитрий