Советов, не хватало. Люди толпились у раздаточных окон кухни, хлеборезки,
заняв стол-прилавок, держали за ним оборону. Получив кашу в обширные банные
тазы из черного железа, стопки скользких мисок, служивые с непривычки не
знали, куда с ними притиснуться, где делить хлеб, сахар, есть варево.
крайних столов от лесу, и новобранцы, пытаясь обогнуть грязь, мешковато
потрусили на зов. Пока не сложились команды, не разбились люди на десятки,
карантинный контингент, еще не связанный расписаниями, режимом, правилами,
кормили в последнюю очередь, и насмотрелись, наслушались ребята всего. Вася
Шевелев, успевший уже вдосталь "накомбайнериться" в колхозе, как он с
усмешкой пояснил, глядя на здешние порядки, покачал головой и с грустным
выдохом внятно молвил: "И здесь бардак".
изможденные люди подбирали крошки, объедки со столов и под столами. Там,
куда не доставала обувь стесанными подошвами, на ничейном месте, украдчиво
выросшая, кучерявилась стылая мокрица, засоренная рыбьими костями.
могли парни приспособиться одновременно есть и держаться за нечистые,
обмерзлые плахи. Бывалые бойцы, уже одетые в новое обмундирование, на
занятия не спешившие, позавтракав, облизав ложки и засунув их за обмотки иль
в карманы, посмеивались над новичками, подавали им добродушные советы,
просили закурить, которые постарше бойцы, значит и подобрей, наказывали:
Боже упаси стоять в грязи меж столами или оплескаться похлебкой -- сушиться
негде, дело может кончиться больницей, а больница здесь...
мужики, а так хотелось еще с ними поговорить, разузнать про здешнюю жизнь,
да что же разузнавать-то, сами не слепые -- видят все.
сцепило покорностью и всепоглощающей стужей зимнюю округу. Еще сильнее
скрючило, сдавило там, внутри, у молодых парней, тяжкие предчувствия вселял
небольшой, не в братстве нажитый опыт: поздней осенью здесь будет еще хуже.
дяденьками, которые где уберегли бы от беды, где подсказали чего, где и
поругали бы -- уцелеешь, не уцелеешь в бою, не от тебя только одного
зависит, на войне все делают одно дело, там все перед смертью равны, все
одинаково подвержены выбору судьбы. Так близко и так далеко-далеко от истины
были в этих простецких, бесхитростных думах только начавшие соприкасаться с
армейской жизнью молодые служивые.
волосами расставались трудно, однако стоически, крестились, плакали, а потом
хохотали друг над другом, не узнавая голые морды свои и товарищев, один
старообрядец плакал особенно безутешно, даже и на обед не пошел. Закрывшись
полами шабуров, каких-то лишь нашим людям известных тужурок, телогреек,
пальто и им подобных одежд, водворив вместо подушки сидора под головы,
ребята пробовали спать, однако день выдался суматошный, их то и дело сгоняли
с нар, выдворяли из помещения, выстраивали, осматривали, переписывали,
разбивали по командам, не велели никуда разбредаться, ждать велели, но чего
ждать -- не сказали. Уже тут, в полужилом подвале, на подступах к военной
службе, парням внушалась многозначительность происходя- щего, веяние
какой-то тайны, все тут насквозь пронзившей, должно было коснуться даже
этого пока еще полоротого, разномастного служивого пролетариата.
политбеседа. Не старый, но, как почти все здешние командиры, тощий, серый
ликом, однако с зычным голосом капитан Мельников, при шпалах и ремнях,
оглядел внесенную за ним двумя новобранцами в помещение треногу, пошатал ее
для верности, пришпилил к доске кнопками политическую изношенную карту мира
с една видными синенькими, желтыми, коричневыми и красными странами и
материками, среди которых раскидисто малинилось самое большое на карте пятно
-- СССР, уверенно опоясавшее середину земли.
ее, из-подо лба наблюдая за рассаживающи- мися по краям нар новобранцами,
провел большими пальцами под ремнем, сгоняя глубокие, бабьи складки на
костисто выгнутую спину, сосредоточиваясь на мыслях, кашлянул, уже скользом
оглядел публику, плотно рассевшуюся в проходе, но не вместившуюся ни на
плахах, ни на нарах, по-куриному приосевшую на корточки спиною к коленям
сидящих сзади, -- сцепка людей была всеобщая, по казарме никто не смел
бродить, курить тоже запрещалось.
ведут упорные кровопролитные век на всех фронтах, -- начал неторопливо, как
бы взвешивая каждое слово, капитан Мельников, -- Враг вышел к Волге, и
здесь, на берегах великой русской реки, он найдет свою могилу, гибельную и
окончательную...
напористей, вся его беседа была так убедительна, что удивляться только
оставалось -- как это немцы умудрились достичь Волги, когда по всем статьям
все должно быть наоборот и доблестная Красная Армия должна топтать вражеские
поля, попирать и посрамлять фашистские твердыни. Недоразумение да и только!
Обман зрения. Напасть. Бьем врага отчаянно! Трудимся героически! Живем
патриотически! Думаем, как вождь и главнокомандующий велит! Силы несметные!
Порядки строгие! Едины мы и непобедимы!.. И вот на тебе -- враг на Волге,
под Москвой, под Ленинградом, половину страны и армии как корова языком
слизнула, кто кого домалывает -- попробуй разберись без пол-литры.
наваждение, блудословие, но все ж веровать хочется. Закроешь глаза -- и с
помощью отца-политотдельца пространства такие покроешь, что и границу не
заметишь, в чужой огород перемахнешь, в логове окажешься, и, главное дело,
время битвы сокращается с каждой минутой. Что как не поспеешь в логово-то?
Доблестные войска до тебя домолотят врага? Тогда ты с сожалением, конечно,
но и с облегчением в сердце вернешься домой, под родную крышу, к мамке и
тятьке.
потери, беды, похоронки, слезы женские, нары из жердинника, оторопь от
летней столовой, смрад и угарный дым в казарме, теснящая сердце тоска. И
дремалось же сладко под это словесное убаюкивание. Своды карантина огласил
рокот -- не иначе как камнепад начался над казармой, кирпичная труба
рассыпалась и рухнула, покатилась по тесовой крыше. Капитан Мельников и вся
ему внимавшая публика обмерли в предчувствии погибели. Рокот нарастал.
конце плахи, упал в песок на раздробленное сосновое месиво, шарился под
нарами, отыскивая картуз, который он только что держал на коленях.
занят работой, сплю.
улыбнулся, велел всем сесть, но нарушителю приказал стоять, пообещав, что
как перейдет новоприбывшее войско на казарменное положение, так просто
никому не спишется срыв важнейшего воспитательного предмета, каким являются
политические занятия, такому вот моральному отщепенцу, храпуну, кроме своих
прихотей ничего не уважающему, уделено будет особое, самое пристальное
внимание. Коля Рындин напугался обличительных слов важного капитана, потому
что быть моральным отщепенцем ему еще не доводилось, пнем горелым торчал
среди полутемной казармы, на всякий случай, пригнувшись под потолком, изо
всех сил старался слушать политбеседу, но непобедимая дрема окутывала его,
размягчала, уносила вдаль, качала-убаюкивала, и, боясь рухнуть наземь средь
почтительной беседы, он принял меры безопасности.
иначе как к исходу нынешнего года, но скорее всего по теплу союзники --
Англия и Америка -- откроют второй фронт, капитан попросил, чтоб бойцы
показали на карте, где находится Англия, где располагается Америка. Нашлись
два-три смельчака, отыскали дальние страны союзников на карте. Коля Рындин,
которому наконец-то позволили сесть, вытянул шею, глядел на деревянную
указку, шепотом спрашивал:
надорвались, обессилели. Тоды они нехристей на нас напустют.
карту в трубочку, удаленно глядел мимо разношерстных новобранцев, мучал
заморенное сознание, сосредотачиваясь перед новой беседой -- ему предстояло
побывать во всех казармах карантина да еще провести, уже вечером, последнее,
наставительное занятие с младшими командирами одного из маршевых батальонов.
Работал капитан Мельников так много, так напряженно, главное, так
политически целенаправленно, что ему не только пополнять свои куцые знания,
но и выспаться некогда было. Он считал, что так оно и должно быть: сгорать
на партийно-агитационной работе дотла во имя любимой Родины и героического
советского народа -- его назначение, иначе незачем было в армию идти, в
политучилище маяться, которое он уже забыл, когда закончил, да и себя мало
помнил, потому как себе не принадлежал, зато числился не только в полку, но
и во всем Сибирском военном округе одним из самых опытных, пусть и
слабообразованных политработников.
Маркелов Олег
Шилова Юлия
Панов Вадим
Зыков Виталий
Шилова Юлия
Посняков Андрей