АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
переставая изумляться бабкиной могучей эрудиции. - Нынче школьники вполне
прилично выглядят.
- Да знаю... Это я по инерции... Проклятое наследие... А учишься-то
как?
- На "хорошо" и "отлично".
- Нешто без двоек обходится?
- Пока без них.
- Тогда заходи.
В горнице чисто, полы выскоблены, пахнет геранью, корицей и еще чем-то,
что неуловимо знакомо, а не поймать, не догадаться, что за аромат. Стол,
четыре стула, лавка, крытая одеялом, скроенным из пестрых лоскутов. Комод.
Кружевные белые салфетки. Кошка-копилка. Цветная фотография кошки с
бантиком, прикнопленная к стене. На комоде - желтая суперобложка польского
фотоальбома "Кошки перед объективом". На одеяле - живая черная кошка.
Смотрит на Алика, глаза горят, один - зеленый, другой - красный.
У стены - русская печь.
- Холодно, - неожиданно говорит бабка.
- Что вы, бабушка, - удивляется Алик. - Жарко. Обещали, что еще жарче
будет: циклон с Атлантики движется.
- С Атлантики движется, за Гольфстрим цепляется, - частит бабка. И
неожиданно яростно: - А мы его антициклоном покроем, чтоб не рыпался.
"Сумасшедшая старуха", - решает Алик, но вежливости не теряет:
- Ваше право.
- То-то и оно, что мое. Ты, внучек, подсоби старой женщине, напили да
наколи дровишек, протопи печку, а я тебя на верную дорогу наставлю: всю
жизнь идти по ней будешь, коли не свернешь.
- Мне не надо на всю жизнь. Мне бы в Трубино.
- Трубино - мелочь. В Трубино ты мигом окажешься, вопроса нет. Сходи,
внучек, во двор, наделай чурочек.
Алик пожимает плечами - вот уж сон чудной! - спрашивает коротко:
- Пила? Топор?
- Все там, внучек, все справное, из легированной стали,
высокоуглеродистой, коррозии не подверженной. Коли - не хочу.
"Ох, не хочу", - с тоской думает Алик, однако идет во двор, где и
вправду стоят аккуратные козлы, сложены отрезки бревен, которые и пилить-то
не надо: расколи и - в печь. И топор рядом. Обыкновенный топор, какой в
любом сельпо имеется; врет бабулька, что из легированной стали.
Поставил полешко, взял топор, размахнулся, тюкнул по срезу - напополам
разлетелось. Снова поставил, снова тюкнул - опять напополам. Любо-дорого
смотреть такой распрекрасный сон, тем более что в реальной действительности
Алик топора и в руках не держал. В самом деле: зачем топор в московской
квартире с центральным отоплением? Вздор, чушь, чепуха...
Нарубил охапку, сложил на левую руку, правой прихватил, пошел в
горницу.
- Ах, и молодец! - радуется бабка. - Теперь топи.
Свалил у печки дрова, открыл заслонку. Взял нож, нарезал лучины,
постелил в печь клочок газеты, уложил лучину, сверху полешек подкинул.
Чиркнул спичкой - занялось пламя, прихватило дерево, затрещало, заметалось в
тесной печи. Алик еще полешек доложил, закрыл заслонку.
- Готово.
А бабка уже котел здоровенный на печь прилаживает.
- Варить что будете, бабушка?
- Тебя, внучек, и поварю. Согласен?
"Ну, вляпался, - думает Алик, - эту бабку в психбольницу на четвертой
скорости отволочь надо". Но отвечает:
- Боюсь, невкусным я вам покажусь. Сухощав да ненаварист. В Трубино в
продмаге говядина неплохая...
- Ох, уморил! - мелко-мелко хохочет бабка, глаза совсем в щелки
превратились, лицо, как чернослив, морщинистое. А зубы у нее - ровно у
молодой: крепкие, мелкие, чуть желтоватые. - Да какая ж говядина с
человечиной сравнится?
- Вот что, бабушка. - Алик сух и непреклонен. - Дрова я вам наколол,
разговаривать с вами некогда. Показывайте дорогу. Обещали.
Бабка перестает смеяться, утирает рот ладошкой, платок с розами
поправляет. Говорит неожиданно деловым тоном:
- Верно. Обещала. И от обещаний своих не отказываюсь. Будет тебе
дорога, только сперва отгадай три загадки. Отгадаешь - выведу на путь
истинный. Не сумеешь - сварю и съем, не обессудь, внучек.
- Это даже очень мило, - весело соглашается Алик. - Валяйте,
загадывайте.
Бабка опять хихикает, ладони потирает.
- Ох, трудны загадки, не один отрок из-за них в щи попал. Первая такая:
без окон, без дверей - полна горница людей. Каково, а?
- Так себе, - отвечает Алик. - Огурец это.
- Тю, догадался... - бабка ошеломлена. - Как же ты?
- Сызмальства смышлен был, - скромничает Алик.
- Тогда вторая. Потруднее. Два конца, два кольца, в середине - гвоздик.
- Ножницы.
- Ну, парень, да ты и впрямь без двоек учишься. - У нее уж и азарт
появился. - Бери третью: стоит корова, мычать здорова, трахнешь по зубам -
заревет. Что?
- Рояль.
- А вот и не рояль. А вот и пианино, - пробует сквалыжничать бабка.
- А хоть бы и фисгармония. - Алик тверд и невозмутим. - Однотипные
музыкальные инструменты. Где дорога?
Бабка тяжело вздыхает, идет к двери, шлепая галошами. Алик за ней.
Вышли на крыльцо. Бабка спрашивает:
- Есть у тебя желание заветное, неисполнимое, чтобы, как червь, тебя
точило?
- Есть, - почему-то шепотом отвечает Алик, и сердце, как и в первом
сне, начинает биться со скоростью хорошей турбины. - Хочу уметь прыгать в
высоту по первому разряду.
Бабка презрительно смотрит на него.
- Давай уж лучше "по мастерам", чего мелочиться-то?
- Можно и "по мастерам", - постепенно приходит в себя Алик, нагличает.
- Плевое дело. - Бабка вздымает руки горе, и лицо ее будто
разглаживается. Начинает с завываньем: - На дворе трава, на траве дрова, под
дровами мужичок с ноготок, у него в руках платок - эх, платок, ты накинь тот
платок на шесток, чтобы был наш отрок в воздухе легок...
- Что за бредятина? - невежливо спрашивает Алик.
- Заклинанье это, - обижается бабка. - Древнее. Будешь ты теперь,
внучек, сигать в свою высоту, как кузнечик, только соблюди условие
непреложное.
- Что за условие?
- Не солги никому никогда ни в чем...
- Ни намеренно, ни нечаянно, ни по злобе, ни по глупости?..
- Ни из жалости, ни из вредности, - подхватывает бабка и спрашивает
подозрительно: - Откуда знаешь?
- Слыхал... - туманно говорит Алик.
- Соблюдешь?
- Придется. А вы, никак, баба-яга?
- Она самая, внучек. Иди, внучек, указанной дорогой, не сворачивай, не
лги ни ближнему, ни дальнему, ни соседу, ни прохожему, ни матери, ни жене.
- Не женат я пока, бабушка, - смущается Алик.
- Ну-у, эта глупость тебя не минует. Хорошо - не скоро. А в Турбино
свое по той тропке пойдешь. Бывай, внучек, не поминай лихом.
И Алик уходит. Скрывается в лесу. И сон заканчивается, растекается,
уплывает в какие-то черные глубины, вспыхивает вдалеке яркой точкой, как
выключенная картинка на экране цветного "Рубина".
И ничего нет. Темнота и жар.
4
И тогда начинается сон третий.
Будто бы пришел Алик в мамин институт. Мама - биолог, занимается
исследованием человеческого мозга. "Мозг - это черный ящик, - говорит ей
отец. - Изучай не изучай, а до результатов далеко". "Согласна, - отвечает
ему мама. - Только с поправкой. Черный ящик - это когда мы не ведаем
принципа работы прибора, в нашем случае - мозга, а данные на входе и выходе
знаем. Что же до мозга, то его выход мы только предполагать можем: сила
человеческого мозга темна, мы ее лишь на малый процент используем..."
"А коли так, где пределы человеческих возможностей? - думает Алик. - И
кто их знает? Уж, конечно, не ученые мужи из маминого института..."
А мамин коллега, профессор Брыкин Никодим Серафимович, хитрый мужичок с
ноготок, аккуратист и зануда, бывая в гостях у родителей Алика и слушая их
споры, таинственно посмеивается, будто известно ему про мозг нечто такое,
что поставит всю современную науку с ног на голову да еще развернет на сто
восемьдесят градусов: не в ту сторону смотрите, уважаемые ученые.
Вот сейчас, во сне, Никодим Брыкин встречает Алика у массивных дверей
института, берет за локоток, спрашивает шепотом:
- Хвоста не было?
Вопрос из детективов. Означает: не заметил ли Алик за собой слежки.
- Не было, - тоже шепотом отвечает Алик.
И они идут по пустым коридорам, и шаги их гулко гремят в тишине - так,
что даже разговаривать не хочется, а хочется слушать эти шаги и проникаться
высоким значением всего происходящего во сне.
- А почему никого нет? - опять-таки шепотом интересуется Алик.
- Воскресенье, - лаконично отвечает Брыкин, - выходной день у
трудящихся, - а сам локоть Алика не отпускает, открывает одну из дверей в
Страницы: 1 2 3 [ 4 ] 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28
|
|