сожалению, она не была слишком уверена в том, что я ей брат!
глазами и засмеялась коротко и нервно.
ушла, - оригинальничаешь все!..
могла понять сына, не знала, когда он шутит, когда говорит серьезно, что
думает и чувствует тогда, когда все другие, понятные ей люди думают и
чувствуют то же или почти то же, что и она сама. По ее понятиям выходило
так, что человек должен чувствовать, говорить и делать всегда то, что
говорят и делают все люди, стоящие с ним наравне по образованию, состоянию и
социальному положению. Для нее было естественным, что люди должны быть не
просто людьми, со всеми индивидуальными особенностями, вложенными в них
природой, а людьми, влитыми в известную общую мерку. Окружающая жизнь
укрепляла ее в этом понятии: к этому была направлена вся воспитательная
деятельность людей и в этом смысле больше всего отделялись интеллигентные от
неинтеллигентных: вторые могли сохранять свою индивидуальность и за это
презирались другими, а первые только распадались на группы, соответственно
получаемому образованию. Убеждения их всегда отвечали не их личным
качествам, а их положению: всякий студент был революционер, всякий чиновник
буржуазен, всякий артист свободомыслящ, всякий офицер с преувеличенным
понятием о внешнем благородстве, и когда вдруг студент оказывался
консерватором или офицер анархистом, то это уже казалось странным, а иногда
и неприятным. Санин по своему происхождению и образованию должен был быть
совсем не тем, чем был, и как Лида, Новиков и все, кто с ним сталкивался,
так и Марья Ивановна смотрела на него с неприятным ощущением обманутого
ожидания. С чуткостью матери Марья Ивановна замечала то впечатление, которое
производил сын на всех окружающих, и оно было ей больно.
это сделать. Сначала ему даже пришло в голову притвориться и высказать
матери самые успокоительные мысли, но он ничего не мог придумать, засмеялся,
встал и ушел в дом. Там он лег на кровать и стал думать о том, что люди
хотят весь мир обратить в монастырскую казарму, с одним уставом для всех,
уставом, ясно основанном на уничтожении всякой личности и подчинении ее
могучей власти какого-то таинственного старчества. Он начал было размышлять
над судьбою и ролью христианства, но это показалось ему так скучно, что он
незаметно заснул и проспал до глубокого вечера.
тоже. Думала она о том, что Зарудин явно ухаживает за Лидой, и ей хотелось,
чтобы это было серьезно.
хороший человек. Говорят, он в этом году получит эскадрон... Только долгов
за ним не оберешься! И к чему я этот сон отвратительный видела... Ведь сама
знаю, что чепуха, а из головы нейдет!
Зарудин был у них в доме первый раз, почему-то действительно мучил ее А
снилось ей, что Лида, в белом платье, шла по полю, покрытому травами и
цветами.
долго смотрела в постепенно темнеющее небо. Маленькие, но тягучие и докучные
мысли ползли у нее в голове, и ей было грустно и страшно чего-то.
III
затонувшего в темноте, послышались их оживленные яркие голоса.
раздражающе свежим и молодым запахом реки и красавицы женщины, возбужденной
до крайнего напряжения обществом молодых, ей нравящихся, ею возбужденных
мужчин.
А пока Виктор Сергеевич нам споет.
что судьба такой интересной, красивой, здоровой и понятной ей девушки, как
Лида, не может не быть счастливой.
балконе кресло-качалку и потянулась гибко и страстно.
лицо, высокую грудь и вытянутые из-под платья стройные ноги в черных чулках
и желтых туфельках, но она не замечала ни его взглядов, ни его самого, вся
охваченная могучим и обаятельным ощущением первой страсти. Она совсем
закрыла глаза и загадочно улыбалась сама себе.
мог разобраться. Иногда ему казалось, что она любит его, иногда - нет. И
тогда, когда он думал, что "да", ему казалось вполне возможным, легким и
прекрасным, что ее молодое, стройное и чистое тело сладострастно и полно
будет принадлежать ему. А когда думал, что "нет", та же мысль казалась ему
бесстыдной и гнусной, и тогда он ловил себя на чувственности и называл себя
низменным, дрянным человеком, недостойным Лиды.
объясниться, а если левой, то...
сейчас же сказал себе:
словом "три" прямо подойду и скажу. Как я скажу? Все равно. Ну раз... два...
три... Нет, до трех раз... Раз, два, три... раз, два...
ноги дрожали.
Слушать мешаете!
старинный романс:
криком и замиранием голоса. И пение Зарудина показалось чрезвычайно
неприятным Новикову.
чувством злобы и раздражения.
музыку не любите, так на луну смотрите.
таинственно выглянула из-за черных верхушек сада. Ее легкий неуловимый свет
заскользил по ступенькам, по платью Лиды и по ее улыбающемуся собственным
мыслям лицу. Тени в саду сгустились и стали черными и глубокими, как в лесу.
способен говорить!
саду. Лунный свет все яснел, а тени становились все глубже и черней. Внизу,
по траве, тихо прошел Санин, сел под липой, хотел закурить папиросу, но
раздумал и сидел неподвижно, точно зачарованный тишиной вечера, которую не
нарушали, а как-то дополняли звуки рояля и молодого страстно поющего голоса.
очевидно, что нельзя потерять этого момента.
веточки, чеканящиеся на ее круглом ярком диске.
Новиков. Санин повел головой и прислушался.
него редкостно красивый голос, и любил петь.
нехорошо до головокружения.
заплетаясь языком и чувствуя, что совсем это не так говорится и не то
чувствуется в такие минуты, и еще прежде, чем он говорил, как-то само собой
стало ясно, что "нет" и что сейчас произойдет что-то постыдное, глупое,
непереносимо смешное.
сказала и в замешательстве отвернулась. Луна смотрела прямо на нее.
перестала светить, что в саду душно и все валится куда-то в безнадежную
ужасную пропасть. - Я... говорить не умею, но это глупости и... я очень вас
люблю...
Адамов Григорий
Шилова Юлия
Никитин Юрий
Посняков Андрей
Володихин Дмитрий
Каргалов Вадим