-- то, что надо. А себе нальешь?
помните, не употребляю. Но могу посидеть пять минут за компанию.
привести себя в порядок.
ох, как недешево.
времен Анидо! Она гастролирует по свету куда больше, чем концертирует здесь.
И попасть на ее концерт не легче, чем стать "мисс Биармия".
комплимент. Но я стоически молчал, потягивая коктейль. Лучше, чтобы наши
отношения не переходили определенной грани. А дистанция от комплиментов до
постели в наш трофимизированный век слишком коротка. Кстати, о(
взвилась:
комнаты, и сразу же вслед за этим хлопнула входная дверь. Я сидел
дурак-дураком. И ведь я мог поставить свой патент против рваного ботинка,
что Магда уже не раз готова была поехать ко мне или даже остаться здесь, в
"задушевной", прояви я некоторую активность. Больше того, я сильно
подозревал, что рано или поздно это должно будет случиться. И не потому
совсем, что была она вполне современной девушкой. Просто я ей нравился. Так
же, как она мне. Не знаю, насколько, но -- факт. И вдруг -- такой всплеск(
слово. Она возникла в комнате и метнула на столик передо мной кучу каких-то
бумаг.
понаслаждаться от души!
"Задушевная" не раз уже служила мне спальней, в шкафу всегда лежала
свежевыглаженная пижама, а в холодильнике магдиными стараниями не иссякал
кое-какой припас. Я принял душ, закутался в халат и завалился на диван,
пододвинув поближе принесенные Магдой проспекты.
пришлись на мое детство, и никаких воспоминаний об этих временах у меня не
сохранилось. Вернее, воспоминаний было сколько угодно -- о том, например,
как мы исследовали заброшенные, еще времен Второй мировой, доты Озерного
укрепрайона. Или как отправлялись в плавание через озеро Вено на
доморощенном "Кон-Тики" (к счастью, нас успели снять до того, как плот начал
разваливаться). Но к делу все это ни малейшего отношения не имело. Какие-то
отдельные фрагменты зацепились в памяти со школьных времен, но были они
слишком отрывочными и бессвязными, чтобы на это можно было опереться.
Поэтому посмотрим, что пишут специалисты. Пусть даже на
рекламно-просветительском уровне. Возможно, этого и хватит(
Надо признать, авторы и составители всех этих проспектов и брошюрок были
специалистами хорошего класса. Кстати, одна из них -- по истории вопроса --
принадлежала перу кандидата медицины Р.Ярвиллы( Не знаю уж, какой он там
ученый, но писатель в нем явно пропал.
десять-двенадцать после того, как наша республика из номинально-автономной
превратилась в суверенную, вернула историческое название -- Биармия -- и
обрела в Конфедерации статус равного среди равных. Постепенно биармы из
разных концов бывшего Союза стали стягиваться на свою историческую родину.
Медленно и трудно, но все-таки шла национальная консолидация, более или
менее завершившаяся примерно к тому времени, когда я появился на свет. А
чуть раньше родилась идея жесткого контроля рождаемости. Идея отнюдь не
новая -- в каких только странах ни пытались ее осуществить, но нигде еще
всерьез это не получилось. Даже там, где было настоятельной необходимостью.
Мы оказались первыми.
надел греческого колониста достигал ни много ни мало -- тридцати с лишним
гектаров. Конечно, кормился с них не один колонист -- вся его семья и все
его рабы. Само собой, за двадцать пять веков многое изменилось. Но даже
после всех прогрессов и зеленых революций доктора Борлога на долю каждого
человека должен приходиться гектар пашни, сада, огорода( И как ни мал
биармский народ -- всего-то нас, не считая диаспоры, три с половиной
миллиона -- кормиться ему должно со своей земли. Вот только где ее взять?
Пригодной -- не больно-то густо, как ни крути, а все-таки зона рискованного
земледелия; к тому же половину, если не больше, еще только предстояло
возродить к жизни. Вволю поиздевались над ней предки. Не щадя сил. Это
сейчас уже можно сказать, что многое удалось. А полвека назад задача
представлялась едва ли не утопической. И тогда родился лозунг: пусть станет
нас меньше, но жить будем лучше.
противозачаточное средство. Ежегодная прививка давала стопроцентную
гарантию, причем главным преимуществом этого метода была даже не столько его
абсолютная надежность (один отказ на девять с половиной тысяч), сколько
полная безвредность. Я не больно-то разбираюсь в биохимии и физиологии, но
главное уловил: ничего общего с прежними гормональными препаратами
трофимизация не имела. Скорее уж напоминала аутогемотерапию: некий субстрат
извлекался непосредственно из организма и после надлежащей обработки
организму же возвращался. Ничего чужеродного, никакой химии. Тогда и был
внесен законопроект о всеобщей трофимизации. Споров было множество.
Сторонники и противники схлестывались на всевозможных аренах. Активнее всех
возражала церковь, причем все конфессии обнаружили в этой борьбе
поразительное единство. Родилось и объединение сторонников трофимизации --
Фронт национального возрождения. В конце концов пришлось проводить
референдум. Большинством -- незначительным, но достаточным -- законопроект
обрел силу закона. Всем (или почти всем) хотелось, чтобы дети жили лучше
них. Пусть даже детей этих будет меньше. Отныне каждой женщине раз в год
делалась прививка (прочтя описание этой процедуры, я, кажется, понял причину
магдиного взрыва). К тому же право иметь детей стало дополнительным стимулом
-- было решено, что в первую очередь предоставляться оно будет тем, кто
исповедует здоровый образ жизни и больше потрудился на благо Биармии.
чертыхнулся.
поэтому я завел будильник на шесть утра. Потом нырнул под плед и уснул.
прихотливые, но плавные извивы русла Виэны. Мой "алеко" бежал довольно
резво, невзирая на свой достаточно почтенный возраст. Конечно, пора бы его
сменить. После покупки дома новых крупных трат вроде не предстояло (когда
же, наконец, машины у нас подешевеют настолько, чтобы не считаться крупной
тратой?), но расставаться с ним мне было жаль. Не то чтобы я так уж привыкал
к вещам, но машина -- не вещь. Она почти товарищ. Как лошадь.
по прямой, от поворота до поворота вполне можно было выспаться. Однако
однообразной эту часть пути я бы не назвал. То и дело по сторонам
открывались озера, и при всей схожести каждое было в чем-то неповторимо.
Изредка я проскакивал через деревни -- в этой части страны фермерских
хозяйств мало, преобладают крупные кооперативы, в основном скотоводческие,
одним словом, мясной край. В одной из деревень я остановился на полчаса и
позавтракал в придорожной закусерии. Кормили здесь весьма прилично, без
изысков, но по-домашнему основательно. В "Пороховой бочке" одной такой
порции хватило бы на троих.
Покровского собора -- я подъезжал к "Детинцу". Когда-то он был православным
монастырем -- из тех, рожденных радением Сергия Радонежского, где иноки с
одинаковой сноровкой звонили в колокола и палили из пушек, а к бердышам да
пищалям были привычны не меньше, чем к наперсным крестам. Он разрастался и
богател -- пока после переворота тысяча девятьсот семнадцатого монахов
отсюда не выгнали безо всяких церемоний. Что только ни обосновывалось здесь
потом: от складов до тюрьмы и от каких-то мастерских до психиатрического
интерната. На здания всем было, само собой, наплевать. Лет двадцать пришлось
провозиться здесь энтузиастам и подвижникам, прежде чем Свято-Михайлов
монастырь обрел божеский вид. Однако церкви он оказался не нужен. И тогда
его превратили в "Детинец" -- нечто среднее между сиротским приютом,
деревней "СОС" и античным полисом. Целый детский город, со своими школами,