Написано семь плановых (!) писем.
Прочитано газет и журналов на столько-то часов, письма родным — столько-то часов.
Можно было считать такие подробности излишеством, тогда спрашивается, к чему из года в год производить анализ времени, от которого никакой пользы, только зря на него тратить время. У Любищева все было продумано. Выясняется, что для Системы нужно было знать все деятельное время, со всеми его закоулками и пробелами. Система не признавала времени, негодного к употреблению. Время ценилось одинаково дорого. Для человека не должно быть времени плохого, пустого, лишнего. И нет времени отдыха: отдых — это смена занятий, это как правильный севооборот на поле.
Ну что ж, в этом была своя нравственность, поскольку любой час засчитывается в срок жизни, они все равноправны, и за каждый надо отчитаться.
Отчет — это отчет перед намеченным планом. Отчет — и сразу план на следующий месяц. Что, для примера, было в плане сентября 1955 года? Намечено: 10 дней в Новосибирске, 18 дней — в Ульяновске, 2 дня — в дороге. Далее: сколько часов на какую работу затратить. В подробностях. Допустим, письма: 24 адреса — 38 часов. Список нужной литературы, которую надо прочесть; что сделать по фотографии; кому написать отзыв.
Хотя бы грубо распределялось время по плану работ, предложенному службой, институтом, по прежнему опыту…
«При составлении годовых и месячных планов приходится руководствоваться накопленным опытом. Например, я планирую прочесть такую-то книгу. По старому опыту я знаю, что в час я прочитываю 20–30 страниц. На основании старого опыта я и планирую. Напротив, по математике я планирую прочитать 4–5 стр. в час, а иногда и меньше страниц.
Все прочитанное я стараюсь проработать. В чем заключается проработка? Если книга касается нового предмета, мало мне известного, то я стараюсь ее проконспектировать. Стараюсь на каждую более ли менее серьезную книгу написать критический реферат. На основе прошлого опыта можно наметить для проработки известное количество книг».
«При серьезном отношении к делу обычно отклонение фактически проработанного времени от намеченного бывает в 10 %. Часто бывает, что не удается проработать намеченное количество книг, создается большая задолженность. Часто появляются новые интересы, а потому задолженность бывает велика, и скоро ликвидировать ее невозможно, а потому имеет место невыполнение плана. Бывает невыполнение плана по причине временного упадка работоспособности. Бывают внешние причины невыполнения плана, но во всяком случае, мне ясно, что планировать свою работу необходимо, и я думаю, что многое из того, чего я достиг, объясняется моей системой».
Время, что оставалось для основных работ, планировалось: подготовка к лекциям, экология, энтомология и другие научные работы. Обычно работа второй категории превышала работу первой категории процентов на десять.
Всякий раз меня поражала точность, с какой выполнялся план. Случалось, разумеется, и непредвиденное. В отчете за 1938 год Любишев пишет, что работы первой категории не выполнены на 28 процентов:
«Главная причина — болезнь Оли и Вали, отчего увеличилось общение с людьми».
Время у него похоже на материю — оно не пропадает бесследно, не уничтожается, всегда можно разыскать, во что оно обратилось. Учитывая, он добывал время. Это была самая настоящая добыча.
Годовой отчет — уже многостраничная ведомость, целая тетрадь. Там расписано буквально все. В том же 1938 году: сколько заняла экология, энтомология, оргработа, Зообиологический институт, Плодоягодный институт в Китаеве: сколько времени ушло на общение с людьми, передвижение, домашние дела.
Из этого учета можно узнать, сколько было прочитано, каких книг и сколько страниц художественной литературы на разных языках. Оказывается, за год — 9000 страниц. Потребовалось на них — 247 часов.
Написано за тот же год 552 страницы научных трудов, из них напечатано 152 страницы.
По всем правилам статистики Любищев исследует свой минувший год. Материалов достаточно — это месячные отчеты.
Теперь надо составить годовой план. Он составляется с грубой прикидкой, исходя из помеченных для себя задач.
«Центральный пункт — (1968год) международный энтомологический конгресс в Москве, в августе, где думаю сделать доклад о задачах и путях эмпирической систематики».
Он пишет, какие статьи надо закончить к конгрессу, что сделать по определению вида Халтика. Сколько дней пробыть в Ульяновске, в Москве, в Ленинграде. Сколько написать страниц основной в эти годы работы «Линии Демокрита и Платона», сколько по таксономии и эволюции — «О будущем систематики». После этого и следует грубое распределение времени в условных единицах.
«Работа 1-й категории 570 (564,5)
Передвижение 140 (142,0)
Общение 130 (129)
Личные дела 10 (8,5)».
И так далее, всего — 1095.
В скобках проставлено исполнение. Совпадаемость показывает, как точно он мог планировать свою жизнь на год вперед.
В отчете он придирчиво отмечает: «Учтенных работ первой категории 364,5 против плана 570, дефицит 5,5, или 1,0 %».
То есть все сошлось с точностью до одного процента!
Хотя в месячном отчете есть все подробности, тем не менее в годовом все сделанное, прочитанное, увиденное разбито на группы, подгруппы. Тут и работа, и отдых — буквально все, что происходило в минувшем году.
«Развлечение — 65 раз», и следует список просмотренных спектаклей, концертов, выставок, кинокартин. Шестьдесят пять раз — много или мало? Кажется, что много; впрочем, боюсь утверждать — ведь я не знаю, с чем сравнивать. С моим личным опытом? Но в том-то и штука, что я не подсчитывал и не представляю, сколько раз в году я посещаю кино, выставки, театр. Хотя бы приблизительную цифру не берусь сразу назвать, тем более динамику: как у меня с возрастом меняется эта цифра и сколько книг я читаю. Больше я стал читать с годами ли меньше? Как меняется процент научных книг, беллетристики? Сколько я пишу писем? Сколько я вообще пишу? Сколько времени в год уходит на дорогу, на общение, на спорт?
Ничего достоверного я не знаю. О самом себе. Как я меняюсь, как меняется моя работоспособность, мои вкусы, интересы… То есть мне казалось, что я знал о себе, — пока не столкнулся с отчетами Любищева и не понял, что, в сущности, ничего не знаю, понятия не имею.
«…Всего в 1966 году учитывалось работ первой категории — 1906 часов против плана 1900 часов. По сравнению с 1965 годом превышение на 27 часов. В среднем в день 5,22 часа, или 5 ч. 13 м.»
Представляете — пять часов тринадцать минут чистой научной работы ежедневно, без отпуска, выходных и праздников в течение года! Пять часов чистой работы, то есть никаких перекуров, разговоров, хождений. Это, если вдуматься, огромная цифра. А вот как выглядит итог на протяжении ряда лет:
«1937 г. — 1840 часов
1938 г. — 1402 часа
1939 г. — 1362 часа
1940 г. — 1560 часов
1941 г. — 1342 часа
1942 г. — 1446 часов
1943 г. — 1612 часов»
и так далее.
Это часы основной научной работы, не считая всей прочей, вспомогательной. Часы, занятые созданием, размышлением…
Ни на одной, самой тяжелой, работе не было, наверное, такого режима — его может установить человек для себя только сам.
Любищев работает побольше иных рабочих. Он мог бы, подобно Александру Дюма, в доказательство поднять свои руки, показывая мозоли. Написать полторы тысячи страниц в год! Отпечатать 420 фотоснимков! Это — в 1967 году. Ему уже семьдесят семь лет.
«На русском языке прочитано 50 книг — 48 часов
На английском — 2 книги — 5 часов
На французском — 3 книги — 24 часа
На немецком — 2 книги — 20 часов
Сдано в печать семь статей…»
«…Долгое пребывание в больнице отразилось, конечно, в превышении чтения, но план главной работы перевыполнен, хотя многое не было сделано. Так, например, статья «Наука и религия» заняла в пять раз больше времени, чем предполагалось».
Подробности годовых отчетов напоминают отчет целого предприятия. С каким вкусом и наглядностью очерчен силуэт утекшего времени, все эти таблицы, коэффициенты, диаграммы. Недаром Любищев считался одним из крупнейших систематиков и специалистов по математической статистике.
В числе прочего имелся переходящий остаток непрочитанных книг — задолженность:
«Дарвин Э. «Храм природы» 5 ч.
Де Бройль «Революция в физике» 10 ч.
Трингер «Биология и информация» 10 ч.
Добржанский 20 ч.»
Списки задолженности возобновляются из года в год, очередь не убывает.
Есть сведения неожиданные: купался 43 раза, общение — 151 час, больше всего понравились такие-то фильмы…
Читать его отчеты скучновато, изучать — интересно. Все же как невероятно много может сделать, увидеть, узнать человек за год! Каждый отчет — это демонстрация человеческих возможностей, каждый отчет вызывает гордость за человеческую энергию. Сколько она способна создать, если ее умно использовать! И, кроме того, впервые я увидел, какую колоссальную емкость имеет один год.
Кроме годового планирования Любишев планировал свою жизнь на пятилетки. Через каждые пять лет он устраивает разбор прожитого и сделанного, дает, так сказать, общую характеристику.
«…1964–1968 годы… По Халтику: сделал очень много, но если я монографию палеартич. Халтика закончу в следующую пятилетку, то буду очень доволен. Коллекцию кончил, однако до нахождения расстояния между рядами не мечтаю и в следующей пятилетке… Таким образом, хотя ни по одному разделу я не выполнил формально и половины, тем не менее по всем заметно продвинулся…».
Обычно он работал широким фронтом. Пятилетка, о которой шла речь, была занята математикой, таксономией, эволюцией, энтомологией и историей науки. Поэтому и отчеты, и планы состоят из многих разделов, подразделов. Учет, конечно, хорош, и все же, простите, на кой ляд это все надо, не лучше ли потратить это время на дело? Не съедают ли эти отчеты сэкономленное время?
Множество разных ироничных вопросов возникает, несмотря на наше восхищение и удивление.
Прежде всего, конечно, в глубине души обязательно прозвучит с ехидством: а кому нужна такая отчетность? Кто, собственно говоря, ее читает? И перед кем, извините, обязан он отчитываться, да еще в письменном виде?
Потому как, что бы там ни говорилось, душа не принимала все эти отчеты просто как работу добровольную, ради своего потребления, — все искались какие-то тайные причины и поводы. Что угодно, кроме самовнимания — казалось бы, естественнейшего внимания и интереса к себе, ко внутреннему своему миру. Изучать самого себя? Странно. Все же он чудак. Наилучшее утешение — считать его чудаком: мало ли бывает на свете чудаков…
ГЛАВА ВОСЬМАЯ О ТОМ, СКОЛЬКО ВСЕ ЭТО СТОИТ И СТОИТ ЛИ ОНО ЭТОГО
Сколько же времени занимали эти отчеты? И этот расход, оказывается, был учтен. В конце каждого отчета проставлена стоимость отчета в часах и минутах. На подробные месячные отчеты уходило от полутора до трех часов. Всего-навсего. Плюс план на следующий месяц — один час. Итого: три часа из месячного бюджета в триста часов. Один процент, от силы два процента. Потому что все зижделось на ежедневных записях. Они занимали несколько минут, не больше. Казалось бы, так легко, доступно любому желающему… Привычка почти механическая — как заводить часы.
Годовые отчеты отнимали побольше, семнадцать — двадцать часов, то есть несколько дней.
Тут требовался самоанализ, самоизучение: как меняется производительность, что не удается, почему…
Любищев вглядывается в отчет, как в зеркало. Амальгама этого зеркала отличалась тем, что отражала не того, кто есть, а того, кто был, только что минувшее. В обычных зеркалах человек под собственным взглядом принимает некое выражение, не важно, какое — главное, что принимает. Он — тот, каким хочет казаться. Дневник тоже искажает, там не увидеть подлинного отражения души.
У Любищева отчет беспристрастно отражал историю прожитого года. Его Система в свои мелкие ячейки улавливала текучую, всегда ускользающую повседневность, то Время, которого мы не замечаем, недосчитываемся, которое пропадает невесть куда.
Что мы удерживаем в памяти? События. Ими мы размечаем свою жизнь. Они как вехи, а между вехами — пусто… К примеру, куда делись эти последние месяцы моей жизни с тех пор, как я стал писать о Любищеве? Собственно, работы за столом было немного, — на что же ушли дни? Ведь что-то я делал, все время был занят, а чем именно — не вспомнишь. Суета или необходимое — чем отчитаться за эти девяносто дней? Если бы только эти месяцы… Когда-то, в молодости, под Новый год, я спохватывался: год промелькнул, и опять я не успел сделать обещанного себе, да и другим — не кончил романа, не поехал в Новгородчину, не ответил на письма, не встретился, не сделал… Откладывал, откладывал, и вот уже откладывать некуда.
Теперь стараюсь не оглядываться. Пусть идет как идет, что сделано — то и ладно. Перечень долгов стал слишком велик.
Конечно, признавать себя банкротом тоже не хочется. Лучше всего об этом не думать. Самое умное — это не размышлять над собственной жизнью. Упрекать себя Любищевым? Это еще надо разобраться. От таких учетов и отчетов человек, может, черствеет, может, от рационализма и расписаний организм превращается в механизм, исчезает фантазия. И без того со всех сторон нас теснят планы — план учебы, программы передач, план отпусков, расписание хоккейных игр, план изданий. Куда ни ткнешься, все заранее расписано. Неожиданное стало редкостью. Приключений — никаких. Случайности — и те исчезают. Происшествия — и те умещаются раз в неделю на последней странице газеты.
Стоит ли заранее планировать свою жизнь по часам и минутам, сдавать ее на конвейер? Разве приятно иметь перед глазами счетчик, безостановочно учитывающий все промахи и поблажки, какие даешь себе!
Березин Федор
Маккефри Энн
Конюшевский Владислав
Круз Андрей
Муркок Майкл
Прозоров Александр