ГЛАВА II
ПУШКИ СТРЕЛЯЮТ НА РАССВЕТЕ
Под утро Беличенко еще раз вышел из блиндажа. Морозец за ночь окреп,
так что прихватывало ноздри. В траншее, в затишке, притопывал промерзший
часовой, постукивал перчаткой по стволу автомата, отогревая пальцы. Ветер
вольно гулял наверху и, как только Беличенко вылез на бруствер, плотно
прижал к его спине накинутую шинель, обнял рукавами, подхватил полы - вмиг
выдул все тепло, запасенное в блиндаже.
Небо уже замутнелось, на востоке проглядывал зябкий рассвет, но на
западе еще держалась ночь. Было тихо, диковато, пусто. В этот час всегда так
на передовой, и часовых на морозе клонит в сон.
Беличенко по привычке глянул в ту сторону, где у немцев была
сосредоточена артиллерия. Но там тоже было тихо. "А может быть, зря я
опасаюсь? Только людей и себя переполошил",- подумал Беличеико с тем большей
легкостью, что ему хотелось верить в это. Он потянулся, зевнул, намереваясь
идти досыпать, что не доспал, и тут сквозь сомкнутые веки увидел блеснувший
короткий свет. Когда он оглянулся, по всему окружию горизонта сверкали немые
зарницы вспышек и ухо ловило приближающийся знакомый вой. Мгновение
Беличенко прислушивался, потом спрыгнул в траншею.
- Подъем! По ще-елям!
В блиндаже Тоня искала санитарную сумку. Сумка висела на колышке,
вбитом в стену, а она щупала ее в соломе на нарах.
Обрушились первые разрывы. В темноте запахло пылью, пыль заскрипела на
зубах.
Когда Беличенко и Тоня выскочили из блиндажа, по траншее бежали
разведчики, мелькая мимо них. Откуда-то сверху, осыпав бруствер, свалился
запыхавшийся Богачев. Нагнулся, подтянул одно за другим голенища хромовых
сапог на своих длинных ногах.
-- Все ясно: как на ночь сапоги сниму, утром немец наступает! Примета
верная!
И заорал поверх голов:
- Ратнер! Стереотрубу сними!
Ратнер с напряженным лицом пробежал мимо. В момент все будто вымерло на
НП. Еще не отдышавшийся Богачев, сидя в щели на корточках, затяжка за
затяжкой докуривал цигарку. Ваня Горошко, обняв колени, сжался. При каждом
взрыве веки его вздрагивали.
Снаряды ложились теперь близко: перелет - недолет.
- Нащупал, сволочь! - сказал Богачев, рукой разогнав дым над головой, и
глянул на телефон, по которому Беличенко передавал команды на батарею, как
будто немцы могли обнаружить этот телефон. Беличенко взял из его руки
цигарку и стал докуривать, припекая губы. Он нервничал. Он всякий раз
нервничал, если в бою Тоня была рядом. В такие моменты его все раздражало. И
особенно его сейчас раздражали голоса в соседней щели. Туда спрыгнули
переждать обстрел два пехотных радиста, И чем дальше, тем трудней им было
вылезти наружу, Земля спасительно притягивала их, самым надежным местом на
свете была для них теперь эта щель.
Но один из них был рядовой, а другой - сержант, он отвечал перед
начальством.
- А я тебе говорю, иди! - приказывал сержант без особой уверенности.
- Куда я пойду? - уныло сопротивлялся радист.- Куда я пойду?
Он твердил это с упорством человека, который хочет жить и, кроме этого,
ничего знать не хочет.
- А я тебе говорю, иди! - ожесточался сержант.- Командир батальона
рацию ждет, приказание выполнять не хочешь?
"Сейчас погоню сержанта",- с холодным бешенством подумал Беличенко.
И тут каждый услышал не громкий, но сразу оттеснивший все другие звуки
снижающийся вой. Этот снаряд примирил всех. Радисты затихли в своей щели.
Беличенко пригнул Тоню к своим коленям, закрыл ее собой. И каждый
почувствовал, что от падающего сверху у него сейчас одна защита -
собственная спина.
Окоп качнуло, земля как будто сдвинулась, и все затряслось в дыму и
грохоте.
С наблюдательного пункта командира полка, с других наблюдательных
пунктов, которые не нащупала немецкая артиллерия, было видно, как высота
покрылась распухавшими на глазах хлопьями разрывов, дым смешался с рыжей
пылью, высоко поднявшейся к небу. Глядя в свои стереотрубы и бинокли, как
над высотой в пыли и дыму все вспыхивает коротко, они понимали, что должны
чувствовать люди под таким огнем.
Когда разрывы смолкли, в ушах у каждого еще стоял грохот и земля
рушилась сверху. Тоня поднялась - песок ссыпался со спины, с воротника
шинели. Близко от себя Беличенко увидел ее лицо, бледные, под цвет лица,
губы и несмело улыбавшиеся ему глаза, из которых еще не ушел страх.
- С тобой я смелая,- сказала она.- С тобой я ничего не боюсь.
Ветер отнес дым, и стало светло. Но никто за артподготовкой не видел
рассвета и как-то даже не вспомнил теперь об этом.
Беличенко рукой поискал в земле засыпанный телефон. Трубка была
разбита. Он все же подул в нее - телефон не работал.
- Ставь стереотрубу! - приказал он Богачеву.
Тот, сощурясь, глядел в сторону немецкой передовой, крупные ноздри его
хрящеватого носа жадно хватали воздух.
Перчаткой постегал себя по плечам, сбивая пыль, и размашисто зашагал по
траншее.
В соседней щели послышались голоса.
- Дай перевяжу,- сказал сержант и осторожно поинтересовался: - Рация
цела?
- Навылет пробило. Вот он мне сюда, осколок, в плечо вошел, а она за
спиной была.
Проходя по траншее, Беличенко увидел обоих радистов. Молодые ребята с
тонкими шеями, они сидели на земле. Радист - голый до пояса, тело по-зимнему
белое, раненое плечо, сразу похудевшее, жалко вздернуто. Тоня перевязывала
его, и он весь сжимался от боли.
Сержант зализал цигарку, дал радисту в рот, поднес прикурить. Тот на
правах потерпевшего принимал ухаживания.
- Теперь ты в госпиталь поедешь,- сказал сержант и вздохнул.- Месяца
небось на три... Войну уже не захватишь...
Но, увидев Беличенко, незнакомого капитана, оробел и сделал движение
встать. Тоня тоже повернула голову, встретилась глазами с Беличенко и
улыбнулась ему.
В холодном свете утра далеко было видно снежное поле и черные круги
разрывов на нем. По полю от передовой волокся дым. И от передовой же полз
раненый, приподнимался на руках, что-то кричал и падал. И снова полз, слепо
тычась в стороны. Другой раненый, в распахнутой шинели медленно шел,
опираясь на винтовку. Его несколько раз закрывало разрывом, но он вновь
появлялся сквозь дым, все так же медленно переставляя ноги.
Артподготовка продолжалась, и "хейнкели", гуськом заходившие на
бомбежку, теперь посыпались из-за облаков, пикируя на передовую. От них
плашмя отрывались черные палочки увеличиваясь и воя, они неслись вниз. На
НП вдруг все затряслось, задрожало, с брустверов потек песок. И сейчас же
над высотой черными тенями скользнули наши штурмовики и скрылись в дыму.
Еще не отбомбили самолеты, когда Ратнер, наблюдавший в бинокль,
обернулся со странным, будто повеселевшим лицом:
- Танки!
В стереотрубу Беличенко было видно, как они по одному появляются из-за
гребня. Стали смолкать разрывы. Теперь явственно была слышна трескотня
пулеметов и автоматов: началась атака. Только раненый все так же ковылял,
опираясь на винтовку. Ударила мина вдогон, одна-единственная. Когда ветром
отнесло летучий дымок, человека не было: на снегу серым пятном распласталась
шинель.
Но отрываясь от стереотрубы, Беличенко достал папиросу, крепко закусил
зубами.
Опять низко над головой прошли наши штурмовики. Они теперь возвращались
и шли на большой скорости, не строем, прижимаясь к земле. Их стало меньше, а
у последнего тянулся за хвостом черный шлейф дыма.
Беличенко подал команду. Телефонист повторял с той же интонацией, с
теми же движениями губ.
Впереди НП стояли в укрытии три наши самоходки, те самые, откуда
вечером приходил лейтенант-танкист с обожженной щекой. До артподготовки
здесь была посадка, она маскировала, но сейчас деревья были вырублены
осколками, и среди пней самоходные пушки стояли на оголенном месте.
У самоходок спереди - подушка лобовой брони, сзади и сверху они
прикрыты брезентом. Они хороши в наступлении, когда устремляются в прорыв.
Сейчас против них были тяжелые немецкие танки. Они медленно шли, и воздух
между ними и передовой будто сжимался.
Средняя самоходка зашевелилась вдруг, попятилась из укрытия - пушка ее
едва не чертила по земле. Постояв так, она сползла обратно в окоп и сразу
открыла огонь по танкам. Она словно торопилась расстрелять снаряды.
Танки стали. Длинные их стволы, утолщенные на концах, повернулись все в
одну сторону. Их было шестнадцать, и, в сознании своей силы, они не
торопились.
Забыв прикурить, Беличенко сунул зажигалку мимо кармана, не заметил,
как она упала.
- Огонь!
Высоко над головами прошелестели в воздухе снаряды, и позади немецких
танков возникли на снегу два разрыва. Беличенко убавил прицел. Третий снаряд
потревожил танки. Они расползлись дальше друг от друга, продолжая стрелять.
Теперь уже и остальные самоходки отвечали им, а откуда-то справа
оглушительно хлопала дивизионная пушка. Постепенно втягивалась вся
артиллерия, и тяжелая и легкая трудно стало различать свои разрывы. Но
Контровский Владимир
Самойлова Елена
Андреев Николай
Флинт Эрик
Фазиль Искандер
Роллинс Джеймс