Чтение 4–й страницы книги ~Ашхабадский вор~

* * *

...Российско-казахскую границу они пересекли, можно сказать, со свистом. Сначала Карташ несколько стремался отсутствия загранпаспортов или ежели загранпаспорт в этих местах как будто бы не требуется, то отсутствия каких-либо прочих бумажек, позволяющих свободно перемещаться по заграницам, пусть и в целях сугубо командировочных. Ну вот не выдала им диаспора документики, не озаботилась как-то, а они сами про такую мелочь за суетой и не вспомнили. У Карташа и Машки паспорта были, российские, у Карташа еще и военный билет завсегда с собой, тоже, правда, российский, - а вот беглый зэк Таксист по части удостоверений личности был гол как сокол. Что, конечно же, могло выйти всем троим боком... Однако пока обошлось, ни их самих, ни груз на границе не досматривали - вообще вагоны будто бы не заметили. И через несколько часов простоя локомотив бодро молотил через степи Казахстана.

По первости все трое не отлипали от дверного проема, во все глаза глядючи на знаменитые бескрайние степи, ранее виденные исключительно по телевизору.

Но однообразие быстро приелось - степь и степь, сколько ж можно-то. Никакой тебе, блин, романтики. Ну разве что романтикой можно было с превеликой натяжкой назвать суточные перепады температур - днем зашкаливало за тридцать, и они торчали в теплушечном проеме в одном исподнем, подставляя тела под остужающий ветер, а ночной смене, между тем, приходилось, чтоб не околеть, растапливать буржуйку и подбрасывать. уголек вплоть часиков эдак до восьми утра (после стычки с бандой Ловкого они себе расслабух не позволяли, караул блюли, что твои универсальные солдаты). Впрочем, как выяснилось из дальнейшей езды, температурные перепады в течение суток - это обычное среднеазиатское дело, так что и те приелись.

На Машу неизгладимое впечатление произвели смерчи, в огромном количестве шляющиеся (и другого слова не подобрать) по казахской степи. Маленькие, прямо-таки миниатюрные, какие-то несерьезные смерчи.

Смерчи карманного формата, как называла их Маша.

...Киргизия запомнилась в общем-то тем же самым, что и Казахстан, ну разве еще они впервые видели стада сайгаков, мчащиеся наперегонки с паровозом и поднимая тучи коричневой пыли. Попадались иногда и табуны лошадей, несущиеся сквозь степь со скоростью не меньшей, но в сопровождении пастухов, - или как они там называются касательно коников? Пастухи были в черных пропыленных одеждах и шапках с загнутыми вверх белыми полями.

Карташу Киргизия запомнилась благодаря двум обстоятельствам. Во-первых, явлением киргизского пограничника - первого и последнего на их пути к туркменской станции Буглык, румянощекого низенького живчика, который бодро тараторил на ломаном русском, совал свой куцый нос во все щели, включая угольную кучу и буржуйку, и задавал всякие не относящиеся к делу вопросы - в общем, явственно напрашивался на взятку, однако увидев сопроводительные документы на груз, вмиг поскучнел и ретировался. Из чего Алексей сделал однозначный и успокаивающий вывод, что лапа Дангатара и его друзей и в самом деле весьма длинная.

А второе обстоятельство, более приятственное...

На одной из малопонятных остановок посреди степи, возле безымянного полустанка, являющего собой одноэтажное белое кубическое строение без единого признака человеческих существ в радиусе километра. Рядом со строением размещался домик, весьма напоминающий дачный нужник, но не в пример чистый и ухоженный. На домике висела трогательная табличка:

"ДУШЬ". Внутри и в самом деле ждала посетителей душевая кабинка, вылизанная и надраенная неизвестно кем, с горячей и холодной водой, поступающей неизвестно откуда. Сюр, в общем, полный - душ в центре степи, но Маша, что называется, загорелась. До этого они мылись от случая к случаю, что называется, по ситуации, на буржуйке грели воду в стыренном еще в России баке и поливали друг друга, а тут такая роскошь! Алексей задумчиво посмотрел вдоль состава. Состав, похоже, застрял надолго. И он решился. Строго-настрого наказав Таксисту следить за окрестностями, а в случае появления признаков отправки подавать сигнал голосом и стуком в стену, он уединился в душевой на пару с Марией... Кто на кого набросился, так и осталось загадкой, но факт, что спустя миг они уже оказались в объятиях друг друга. Грязная, пропыленная одежда улетела куда-то к чертовой матери, Карташ подхватил боевую подругу, поднял, прижал к стене. И вошел в нее одним ударом; она вскрикнула, и вода, падающая им на плечи, из горячей превратилась в кипяток, и тесная кабинка вдруг стала еще теснее, и не хватало места. Он ловил губами ее мокрые губы, терзал губами грудь и никак не мог насытиться... То ли дело в другом воздухе, в другом климате, то ли в ощущении, что наконец оторвались, сбежали от всех - но вопли и стук Таксиста дошел до него не сразу, как сквозь вату. Выскочили, застегиваясь на ходу, мокрые, растрепанные, возбужденные, едва успели запрыгнуть в набирающий скорость состав...

А спустя сутки они добрались до туркменской границы.

Глава 4

НЕ ЗАДЕРЖИВАЙТЕСЬ ПРИ ВЫХОДЕ ИЗ ВАГОНА!

Двенадцатое арп-арслана 200* года, 23.41

Ночь была как наброшенное на голову темное покрывало: мир во мгле, небосвод беспросветно черный, без единой звездочки. Впрочем, звезды, наверное, никуда не делись, сияли, как им и положено, но их свет затмевали редкие, но яркие огни станции под несерьезным названием Буглык.

С наступлением ночи, однако, жизнь на сортировке не затихала - как, впрочем, и на любой другой сортировке некогда великой державы. Откуда-то доносился лязг перецепляемых вагонов, по соседнему пути, свистнув для пущего куражу, бодренько прогрохотал одинокий маневровый локомотивчик. Рельсы маслянисто блестели в свете голубых огоньков светофоров. На последней рокировке вагонов в составе, что имело место быть незадолго до исторического омовения в кабинке с надписью "ДУШЬ", их "теплушку" определили в самый конец поезда, и теперь троицу окружали ночь, темнота и полнейшая неизвестность.

- Опять холодает, - отметила Маша, спрыгивая на шуршащий гравий. - Надоело. Днем пекло, а по ночам холод собачий.

Она просунула руки в рукава наброшенной на плечи камуфляжной куртки, запахнула подбитые мехом полы.

Поежилась.

- Поверить не могу, что добрались, - признался Гриневский и глупо хихикнул.

Организм Карташа чувствовал себя странновато - никогда допреж Карташу не приходилось мотаться по железной дороге в течение аж целой недели, запертым в четырех стенах деревянной коробки, без пересадок, роздыха и вагона-ресторана, и теперь земля под ногами ощутимо покачивалась и вздрагивала, совсем как опостылевший вагон, а в ушах продолжали мерно постукивать на рельсовых стыках колеса. Он присел несколько раз, разгоняя кровушку по жилам. Потом закурил, прикрывая огонек зажигалки от ветерка. Выпустил в ночь струйку дыма. Сказал:

- Ну так что делать будем, господа миллионеры? Что-то не видать комитета по торжественной встрече... Твой Дангатар ничего намудрить не мог?

Гриневский в ответ пожал плечами. Где-то вдалеке что-то испуганно промяукал громкоговоритель, и в ответ другой громкоговоритель - диспетчерский, не иначе - что-то грозно прогавкал. На русском или же туркменском языке осуществлялось сие общение, уразуметь было решительно невозможно, но диспутирующие стороны, видать, поняли друг друга прекрасно.

- Что ж, будем ждать и надеяться, что ребятки просто-напросто запаздывают, - преувеличенно бодро заметил Карташ, хотя на душе у него, признаться, кошки скребли. Не нравилась ему сложившаяся ситуация. Ну вот не нравилась, и все - несмотря на ту легкость, с которой им удалось пересечь через полстраны и чертову уйму границ, таможен и бюрократических препон... А может, и благодаря этой легкости. - Могут они задерживаться? Могут. Все ж таки - вышли мы все из Союза, а там точность никогда не была отличительной чертой королей - по причине полного отсутствия последних ...

- ...И весьма забавно получится в противном случае, - подхватила Маша с непонятной интонацией.

С какими-то невнятными бумажками, без денег и знания языка на чужой территории - зато с кучей контрабандной платины, запрятанной в куче угля...

Алексей покосился на боевую подругу в некотором беспокойстве: не начинается ли извечная женская истерика по поводу того, что все идет несколько не так, как и запланировали. Ничуть не бывало - боевая подруга была собрана и решительна. Молодчина.

- Да ведь пока, собственно, ничего страшного не происходит. - успокоил он ее. - Подождем немного, а потом...

Что потом, он и сам не знал.

И тут сзади послышался негромкий голос, произнесший непонятное слово: "Генгеш-той".

"Блин, это же пароль", - с некоторым трудом вспомнил Карташ наставления Дангатара-Поджигая. И резко обернулся.

Перед ними нарисовались трое узкоглазых аборигенов - двое угрюмых, в промасленных оранжевых жилетах, с испещренными наколками руками и вида самого что ни есть злодейского, ни дать ни взять, таги с большой дороги - и один усатый, в форме железнодорожника, расстегнутой до пупа и с уоки-токи на ремне под пупом.

- Типа того, - осторожно сказал Алексей, быстро просчитывая взглядом окрестности на предмет наличия возможных засадных полков, скрытых огневых точек и других малоприятных сюрпризов. Бляха-муха, да тут не то что засадный полк - тут танковую дивизию спрятать можно, никто и не заметит, столько вокруг было вагонов и строений непонятных простому вэвэшнику предназначений...

- Что ж, салям-алейкум, - осторожно сказал он усатому аборигену. - Вы по-русски-то кумекаете?

- Получше многих кумекаем, - ответствовал усатый на русском, глядя исключительно на Гриневского, и почесал брюхо.

Взгляд его был мало сказать неприятный - взгляд был до зубной боли Алексею знакомый. Именно так глядят матерые зэчары, что уже откинувшиеся, что еще чалящиеся. Чуть исподлобья, цепко, оценивающе, ежесекундно ожидая подлянки со стороны окружающего мира.

И никакая надетая личина, никакая добропорядочная жизнь после не сможет затупить, пригасить такой взгляд... Уж поверьте специалисту Карташу.

- Кто тут из вас от товарища Зажигаева? - поинтересовался усатый.

- Не знаем такого, - быстро сказал Гриневский, и Алексей незаметно нащупал сзади за поясом рукоять "глока"... Хрена с два незаметно - оба татя в жилетах тут же напряглись. А жилеточки у них, кстати говоря, весьма недвусмысленно оттопыриваются с левого бока...

- Правда, что ль - не знаете? - ненатурально удивился усатый. - И с товарищем Заряжаевым, может, не знакомы?

- Вот что, дядя, - Алексей сделал шаг вперед и, не обращая внимания на изготовившихся орлов в жилетах, снял ствол с предохранителя, - не знаем мы никаких выжигаевых-перезаряжаевых. И шагай-ка ты отсюда подобру-поздорову...

Наглость - второе счастье, не так ли? А также может дать заметное преимущество в развитии непредсказуемой ситуации, это вам любой дворовый хулиган скажет.

И любой урка подтвердит.

- Нормально, - усач вмиг стал серьезным, но на всякий случай руки держал на виду, буравя взглядом Гриневского и ни на кого боле взора не переводя. А орлы его заметно расслабились, точно повинуясь незримому сигналу железнодорожника. - Лакам - кличка то бишь по-нашему, - пусть и перековерканная, явно тебе знакома, но виду стараешься не подать. Стало быть, вы те самые, кого ведено встретить... А теперь давай-ка без дураков: в общем, Дангатар Махмудов Поджигай велели сказать вам слово заветное: "Генгеш-той". Означает оно, если не знаете, три-пять дней до свадьбы... А еще Поджигай-яр велели встретить ваш груз и перевести в укромное местечко. Этого достаточно?

- Нет, - твердо ответил Гриневский. - Не верю и недостаточно. Что он еще сказал?

- И правильно делаешь, что не веришь, - дружелюбнейше осклабился усатый, обнажив десны в золотозубой улыбке. - Но ты первым правильный вопрос спроси.

И не обижайся, дорогой, Поджигай-яр так велел: пароль скажи - а потом пусть Белобрысый сам спросит про то, что он и сам знает. А из белобрысых здесь только ты, дорогой...

Таксист на секунду замешкался, - что, разумеется, не ушло от внимания ни Карташа, ни ореликов в оранжевых жилетах. И снова все моментально настроились на драку. А засадного полка, похоже, нема, мельком отметил Алексей. Не чувствуется в воздухе присутствия рядышком засадного полка. Или можно к черту посылать его интуицию... Гриневский вдруг хитро прищурился и малопонятно спросил у усатого:

- За три-пять дней до получения четвертой звезды старлей Чепраков пал геройской смертью, так?

- Так, да не так, - раздумчиво и в высшей степени непонятно ответствовал усач. - Героем он стал, но отцом выблядка - нет.

- Ты не можешь об этом знать, - внезапно набычился Гриневский. - Это знают только двое, я и Дангатар...

Что же касается Карташа, так тот вообще ни хрена не понимал из этого диалога, похожего на полубредовый обмен шифрофразами из шпионского фильма...

А усатый обезоруживающе развел руками.

- Я вообще мало что знаю, господин. Поэтому и жив еще. И вас я не знаю, и старлея Чепракова не знаю.

И вообще вас здесь нет. И вагона нет. Дангатар-яр сказал так: если белобрысый вспомнит про стралея, то, значит, и ответить я должен насчет либо выблядка, либо четвертой звезды ему на погоны, либо героя... Вот и все, что я знаю, Гавана-яр...

., Гриневский секунду помолчал, потом обреченно махнул рукой.

- Ладно. Будем считать, что познакомились. Иначе это уже паранойя... Короче: вот вагон, вот мы. Что дальше?

Усатый железнодорожник достал из нагрудного кармана мятый листок бумаги, протянул Таксисту. Пальцы его были столь же щедро изукрашены наколками.

- А дальше мы отгоняем вагоны вот в этот тупичок, видишь, ставим под охрану и ждем дальнейших распоряжений. От господина Дангатара. И боле ни от кого...

Договорились?

Гриневский посмотрел на бумажку, спросил угрюмо:

- А... посторонние до него не доберутся?

- Обижаешь, - вполне серьезно сказал аксакал. В том тупичке только особые грузы стоят, про которые даже начальнику станции знать не положено. И охрана соответствующая, чужих не пустит. А если и кто чужой пройдет, так оттуда уже не выберется. Проверено.

- А где сам господин Дангатар? - встрял Карташ. Ну вот хоть убейте, не верил он ни слову усатого азиата.

Зато, объективности ради надо заметить, Гриневский, похоже, поверил - и только поэтому Алексей с силовыми акциями решил повременить.

- Про это не знаем, - сказал пузатый туркмен. - Нам приказано груз принять и спрятать. А за вами приедут... Ну что, работаем?

Карташ посмотрел на Гриневского. Гриневский посмотрел на Карташа и изобразил на лице выражение "А пес его знает..."

- Ладно, - решился Алексей. Делать было нечего затевать ссору на, в общем-то, пустом месте и, главное, на насквозь чужой территории было не просто глупо, но смертельно глупо. К тому же Таксист отчетливо дал понять, что люди эти пришли именно от Дангатара и, как выразился татуированный железнодорожник, боле ни от кого. - Что ж... работаем.

Они отдали усатому сопроводительные документы.

Пока тот вякал какие-то распоряжения по уоки-токи (какие именно, было непонятно - говорил он по-туркменски), вытащили из теплушки свой нехитрый скарб, основным достоянием которого являлось разномастное оружие, и заперли вагон на трогательный висячий замочек.

Свистнув, подкатил маневровый, орелики в жилетах споро отцепили теплушку и вагон с металлической хреновиной от состава, присобачили к паровозику. Потом все трое вскочили на подножки, маневровый свистнул на прощанье и укатил в ночь, увозя с собой груду платины...

Троица проводила драгоценный груз тоскливым взглядом. Они остались совершенно одни на незнакомой земле Туркменистана.

' - Вот и все, типа? - недоверчиво спросил Гриневский.

Карташ прикурил, заметил негромко:

- Искренне надеюсь, что мы не облажались и не отдали кровью заработанные сокровища в ручонки наших авторитетных конкурентов.

- Непохоже, - не слишком-то уверенно сказал Гриневский. - Он назвал пароль, он знает то, что знают только я и Поджигай... Вот если только...

Он не договорил. Да и не нужно было договаривать, и так все было понятно: если только сам Дангатар не замыслил свою игру, в которой не было места троим русским нарушителям множества границ и законов.

- А теперь что? - подала голос и Маша, благоразумно хранившая молчание с момента появления татуированных работяг.

- А хрен разберет, - честно ответил Алексей. - Но одно я знаю точно: стоять здесь, как три тополя на Плющихе, меня не греет никаким боком. Где этот твой кореш?

Вместо ответа Гриневский показал бумажку сначала Алексею, потом Маше:

- Запомните номер сектора, пути и вагона. Запомнили?

Маша кивнула, Карташ буркнул: "Да вроде...". После чего Таксист достал зажигалку, подпалил листок, бросил на землю и, дождавшись, когда листок превратится в пепел, растер его в пепел.

- Разумно, - кивнул Карташ. И оптимистично добавил:

- Теперь место, где стоит заветный вагончик, враги у нас выведают только посредством пыток, потому как обыскать все вагоны на сортировке - тут батальон нужен. А дальше?

- Вон там окна горят, - показал рукой Гриневский. Гадом буду - буфет для местных работяг, иначе чего ему ночью работать. Может, прогуляемся? Обстановку, так сказать, прошерстим, да и брюхо набьем - достали консервы уже, сил нет.

- После баланды на нормальный паек потянуло? думая о другом, спросил Карташ и поглядел на окна.

- А и потянуло, чего странного...

И в самом деле, через пять путей от места прикола их уже ставшего до зубной боли родным товарняка светились оконца в одноэтажном зданьице красного кирпича, что располагалось чуть обособленно от остальных станционных построек.

- А Поджигай твой, Дангатар? - забеспокоилась Маша.

- Подождет, - коротко бросил Карташ, сквозь прищур разглядывая строение. И в самом деле, похоже, столовка - недобрый люминесцентный свет в окнах, белые занавесочки... - А вот если тут у всех на виду будем маячить, кто-нибудь бдительный наверняка заинтересуется: а какого фига трое гражданских в военной форме крутятся рядом с товарным составом...

Он решительно втоптал окурок в гравий, поправил заткнутый сзади за пояс "глок" и сказал:

- Идем, Таксист прав. Пожуем чего, да и рекогносцировку проведем.

- У тебя местные деньги есть? - спросила Маша.

- У меня баксы есть, не забыла? А это, знаешь ли, покруче всех денег, документов и прочих виз будет... По коням.

На самом деле, уж зело не терпелось ему отойти подальше от теплушки, хотя бы на время. Назовите это инстинктом, предрассудком, перестраховкой, как угодно - но ощущение нависшей над ними опасности не проходило. И значительно правильнее было бы в данной ситуации засесть где-нибудь в сторонке и посмотреть, что да как. Или это просто незнакомая местность действовала на него столь угнетающе?..

В общем, двинулись к зданию с горящими огнями, осторожно переступая через стрелки и смотря по сторонам на предмет нежданно приближающегося поезда.

Помимо выцеливания составов Карташ каждые десять секунд озирался еще и в поисках угрозы. Сам не понимая, зачем он это делает: вокруг все было мирно и деловито - пыхтят маневровые, клацают сочлениями составы, переругиваются диспетчеры, изредка нарисуются и исчезнут по своим сортировочным надобностям работяги исключительно азиатского и насквозь пролетарского вида... Вот разве что... Что это за силуэт, скажите на милость, притаился между цистерн обреченно застывшего на путях состава? Еще один взгляд украдкой - и нет там никого. Показалось? Или в самом деле между вагонами стоял невысокий патлатый подросток?..

Не-ет, ребята, скорее к светящимся окнам - там, по крайней мере, никто нас мочить сразу не станет, постесняется даже в дикой Азии, а промедление нам только на руку... Не то чтобы он не доверял Таксисту, но ведь, как говорится, на Аллаха надейся, а ишака привязывай...

- Это что за Чепраков такой? - негромко поинтересовался Алексей - не то чтобы ему было шибко интересно, просто хотелось отвлечься, отогнать чувство, что тебе смотрят в спину.

Карташ помотал головой и мысленно выматерился.

Блин, да чего он так дергается, а?! Даже если за ними наблюдают - и что с того? Если это люди честного Дангатара, то сам Аллах велел им проследить за странными гостями, пригнавшими вагон неизвестно с чем неизвестно откуда. Проследить и доложить, не более того.

А если это наши уголовные коллеги, то они наверняка видели, что вагон известно с чем гостями известно откуда был сдан местным под расписку, стало быть, надо пасти вагон, а с сопровождающими разобраться никогда не поздно... Да и не могли, физически просто не могли угловые вычислить их так быстро. Так что, как говорил один брателло с вентилятором на спине: "Спокойствие, только спокойствие!" Золотые слова, между прочим. Вон Таксист - идет себе ровно и без напрягов, хотя, казалось бы, именно зэк со стажем должен печенкой чувствовать опасность...

Означенный Гриневский замялся, нехотя ответил на вопрос:

- Чепраков... Был у нас один деятель. Еще в первую чеченскую. Стволы, "маслята", чуть ли не "коробки" черножопым втихаря впаривал. А потом из этих стволов и этими "маслятами" с наших же "коробок" чечены нас гасили... Сука. Все знали, но ничего поделать не могли - у него, у Чепракова, кто-то из родичей при штабе обретался. Ну вот. И дали ему отпуск по случаю женитьбы, и даже, то ли по случаю женитьбы, то ли срок подошел, не помню, представили заодно к четвертой звездочке. И тут уж Поджигай не выдержал. Юшка восточная взыграла. Не позволю, говорит, чтобы такие твари плодились, предки, дескать, меня не поймут и не простят! Звезду - это пожалуйста, это сколько угодно, хоть маршальскую, но чтоб этот петух еще и детей рожал!.. То да се, короче, сгоношил меня. И за три - пять дней перед отправкой этого козлины домой мы вдвоем с Поджигаем его и поздравили с повышеньицем. Петелькой на шею.

- И?

- И ничего. Шмон, конечно, был, но не шибко сильный. В штабе его тоже не очень-то жаловали. Объявили просто, что погиб, мол, боец на ратном поле, честь и слава герою...

Строения из красного кирпича они достигли, вот спасибо, без проблем и неприятностей. Гриневский смело толкнул дверь... и они оказались в другом мире.

Будто сработала кем-то активированная машинка времени. Таксист негромко присвистнул на американский манер: "О, о!", Маша машинально запахнула полы куртки поплотнее, будто отгораживаясь от сюрреалистической действительности, а Алексей... Алексей Карташ лишь шумно перевел дух - то ли от нечаянной ностальгии, то ли от обалдения.

А обалдеть было отчего.

Пустое помещение, куда они попали, занимало практически весь первый этаж - разве что за бледно-коричневой дверью таилась небольшая, судя по всему, кухня, источающая пары и ароматы вчерашнего супа. Штук восемь стоячих столиков на алюминиевой ножке, покрытых облупившимися листами белого пластика, стены, крашенные до половины человеческого роста ядовито-зеленой краской, а выше - побеленные и, разумеется, пачкающиеся, засиженная мухами стойка, усыхающие в витрине бутербродики с сыром и колбасой, унылые ряды бутылок с минералкой, водка на полке, бутылочное пиво за стеклом. Но не это и не столько это поразило гостей.

Алексея более всего потрясло наличие на стойке громоздкого, уже почти забытого аппарата для разливки сока три перевернутых конуса, закрепленных на поворачивающейся ножке: подставляешь под него щербатый граненый стакан, поворачиваешь крантик - и потек из сосуда яблочно-грушевый или там березовый... Конусы были пусты. И, как последний штрих для этой панорамы неведомо каким образом сохранившегося уголка социалистического быта, угрожающе нависало над стойкой исполинское, неведомого автора полотно в раме, квадратных метров шести площадью, выполненное крупными, смелыми и жизнеутверждающими мазками в жанре развитого соцарта: какой-то мордатый тип в костюмчике и при очочках на трибуне, явно представитель аппаратных структур, благосклонно принимает букеты цветов от идиотически радостных соплюшек в национальных нарядах, окруженных толпой умиляющихся родителей и представителей узкоглазой интеллигенции; причем на заднем плане представители пролетариата со злостью продолжают копать некий уходящий за горизонт канал. Причем вручную. Короче, подобные шедевры живописи доморощенных рембрандтов с названиями вроде "Н. С. Хрущев на торжественной церемонии, посвященной завершению реконструкции Волго-Балтийского водного пути" или "Л. И. Брежнев присутствует на торжественной смычке Байкало-Амурской магистрали", как правило, украшали собой в не столь далекое время исключительно краеведческие музеи провинциальных городков - и то лишь по причине отсутствия прочих, хоть чем-нибудь знаменательных местных артефактов. А вот в образе мордатого очкастого аппаратчика, голову можно прозаложить один лишь Карташ его узнал - был изображен Сапармурат Ниязов, президент Туркменистана.

Иными словами, жизнь в буфете на сортировочной станции Буглык будто бы замерла на глухой отметке "1975 год" и с места пока сходить не собиралась. А запах! Потрясающая смесь ароматов прогорклого масла, мяса третьей категории, кислой капусты и еще чего-то такого далекого, ностальгического, воскресающего память о закусочных, пельменных и прочих очагах общепита, короче, о временах, когда слыхом не слыхивали ни о каких пиццериях, бистро и "Макдональдсах", а "кока-колу" видели только по телевизору, да в недолгое время Олимпиады-80... И вот эту бьющую через край соцреальность довершала фигура дородной тетки в замызганном переднике, по-хозяйски расположившейся за стойкой - с какой-то местной газетенкой в руках и с грозным выражением "не мешайте работать, суки" на лице. Тетка была отчетливо восточных кровей: миндалеглазая и усатая, с бюстом пятидесятого размера и кокетливой прической а-ля "вавилонская башня" над затылком. При появлении троицы в не совсем свежих камуфляжах усатая дама и соболиной бровью не повела - продолжала лениво листать газетку короткими толстыми пальцами с ядовито-красным маникюром, словно единственный, кто мог побеспокоить ее покой, был сам Туркменбаши. Ну, или на крайний случай, господин Путин.

Наплевав на правила социалистического уклада, беглый зэк Гриневский скинул с плеча сидор, вразвалочку двинулся к стойке, оперся локтями о кипу жирноватых подносов с будто обгрызенными краями и осведомился по-русски вполне дружелюбно:

- А что, хозяюшка, в вашем бахчисарае позволено ли будет усталым путникам отдохнуть и утолить голод?

- Бахчисарай - это где-то между Ялтой и Севастополем, - вполне ожидаемым басом и, неожиданно, без малейшего акцента ответствовала хозяйка, ни на миг от газетки не отрываясь, - а здесь Туркменистан, если не в курсе. Отдохнуть - это не ко мне, а к Тезегюль, на первом пунктире комнатенки держит, недорого. А похавать - чего видите, то и хавайте, только кухня уже закрыта, так что пирожки с картошкой, пицца, ляжки куриные, кофе бочковое, чай, и сосиски могу разогреть. Яйца под майонезом. А вот бутерброды, что с сыром, что с колбасой, не советую. Подохнете, - меланхолично добавила тетка. Ни дать ни взять - продавщица из совдеповского лабаза времен Бровеносца. Карташ даже в благословенной памяти Парме такого застоя не встречал...

- Да у нас местных денег нет... - признался Гриневский.

- А у кого они есть? - философски заметила буфетчица, с треском сложила газету и цепко глянула на вошедших. - Мы, туркмены, народ не гордый, любые деньги принимаем. Кроме фальшивых.

- Баксы устроят? - спросил Карташ напрямик.

- Издалека сами?

- Из Сибири, хозяйка, - сказала Маша.

- Значит, издалека, - она неторопливо отложила чтиво, но с места не сдвинулась. - На беглых не похожи, на бичей тоже... Какой шайтан вас сюда принес, а?

- Да груз один привезли. Сопровождающие мы, смиренно ответил Алексей, понимая, что без обстоятельной беседы пожрать им не дадут.

- Гру-уз... - то ли не поверила, то ли разочаровалась тетка. - Много вас тут таких бродит, и все с грузами... Баксов много?

- А что?

- Куплю. Выгоднее, чем в городе, клянусь. И чекдирме разогрею - пальчики оближете...

Они переглянулись. Местные фантики, конечно, нужны, тут к мулле не ходи, но поскольку никто из сибирских странников в глаза не видел местную валюту, даже не знал, как она зовется, то поддаваться на уговоры ченджа было стремновато.

- Сначала поедим как люди, - решил за всех Карташ, - а потом и о бизнесе поговорим.

- Это правильно. Кто о делах на пустой желудок толкует...

Тетка подхватилась с места и не спеша, ни дать ни взять - аглицкая королева, покидающая светский раут, двинулась в сторону кухни. Запертой, между прочим, по ее собственным словам.

* * *

...Блюдо с малоаппетитным погонялом чекдирме на вид оказалось бараниной, тушенной с картошкой, помидорами и луком и выложенной на огромное блюдо посреди столика, а на вкус... не сказать, конечно, что пальчики оближешь, но вполне приемлемо. По крайней мере,' для подобного заведения. Полагалось раздаточной ложкой (столовой, алюминиевой, за свою жизнь не единожды гнутой и вновь выпрямляемой) накладывать кусочки себе на тарелку и не менее исковерканными вилками хавать. Шантарская девушка Маша смотрела на всю эту экзотику с толикой опаски и ковыряла вилкой вяло, а Карташ с Гриневским, потому как жизнью приученные быть к еде неприхотливыми, наяривали источающую жир баранину за обе щеки. Карташ, тем не менее, не забывал краем глаза попутно отслеживать обстановку. Обстановка оставалась стабильной: вокруг тихо, темно и безлюдно. Как в могиле. И он, как ни странно, успокоился.

Вновь показалась давешняя хозяйка достархана, не в пример прошлому разу доброжелательная и предупредительная, - а все по причине отслюнявленных ей пятидесяти баксов. Осведомилась елейно:

- Желаете еще что-ни... А ну кыш отсюда, порсы! <Вонючка.>.

Все обернулись.

Последняя фраза относилась к девчушке, сунувшей было в столовку нос, - в грязных джинсах и какой-то местной одежке, напоминающей футболку с длинными рукавами и плюмажем с колоритным орнаментом. Годочков было ей ну никак не больше двенадцати, смугленькая, востроглазая и губастая.

- Кыш, кому сказала! - повысила голос хозяйка и прибавила еще несколько заковыристых слов по-тутошнему.

Девчушка звонко ответила заковыристо не менее, тряхнула гривой иссиня-черных волос, заплетенных в миллион косичек, и скрылась.

- Повадились ведь попрошайничать, гуджуки <Щенки.>, - проворчала тетка. - То хлебушек выспрашивают, то сопрут чего... а то и вот типа вас сопровождающим предлагают не скажу что...

- Вкусно, спасибо, - сказала Маша.