Чтение 4–й страницы книги ~Сходняк~

Что там будет дальше, неизвестно, приходилось верить Гоше на слово, а сейчас в организме Карта-ша происходили разительные перемены к лучшему. По. силе и быстроте животворящего преображения сие чудо можно было сравнить лишь с грамотно проведенной опохмелкой: когда секунду назад тебе казалось, что руки и ноги навсегда залил свинец, что лопается по швам головной мозг, но вот секунда миновала, и дрянь из тела утекает, как грязь с мостовой во время ливня, а в просветлевшем организме расцветают бутоны радости и счастья. Расцветают яблони да груши. Петь, кстати, тоже тянуло.

- Если бы ты дал хлебнуть этого раствора до боя, я б твоего пахана отделал, - сказал Карташ, с силой завязывая шнурки кроссовок.

- Потому эту отраву на олимпиадах и запрещают, - подмигнул ему Гоша. - Спортивные дядьки зря беса гнать не будут, рюхают тему...

А раствор продолжал впитываться в слизистую желудка, продолжались и химические процессы, встряхивающие организм. В данный момент Карташ не сомневался, что, доведись ему сейчас переть по тайге, пер бы лосем, только бы ветви трещали. Еще же появилось обманчивое ощущение сжатия времени: казалось начни он сейчас действовать, и другие люди будут двигаться по сравнению с ним как в замедленной съемке или как мухи в патоке, за секунду успеешь гораздо больше того, чего действительно можно успеть за секунду. Вот такая уверенность произрастала на удобренной хитрой химией почве. "Бляха, сказки становятся былью. Прямо "живая вода" из сказок, которой всякие волхвы поднимали поверженных богатырей..."

- Господи, господи, - рядом тяжело вздохнула Маша, которая таки остановила свой выбор на белоснежном адидасовском костюме. - Я уже давно забыла, что такое платье...

...Каждого везли в своей машине. Если б не конвой, то можно было бы сказать, что принимают их по высшему правительственному уровню. Правда, Карташ удостоился чести быть конвоируемым явно нерядовыми в здешней иерархии - Попом и Гошей: Гоша сидел рядом с водителем, Поп - на заднем сидении, по правую руку от Карташа. Но был в машине и один рядовой боец, одетый в облегающую мышечные бугры футболку, он подпирал Карташа слева.

Чем-то таким Карташ себя выдал, может, осанка изменилась или там посадка головы, потому что Поп не преминул отметить:

- Ага, воспрял, москвич. До душе допиноговая водичка пришлась? Хозяин прописал ее тебе из-за твоих боксерских подвигов. Ему понравилось, как ты отстоял против него. Видишь, и на обед вашу шайку пригласил...

- Какие ж там подвиги?

- Ну, ну, не прибедняйся! Хозяин уважает стойких парней. А ты аж целый раунд выстоял под неслабой бомбардировкой. Так что ты пока во временном авторитете. Но особо не зазнавайся, настроение у Хозяина что флюгер...

- Поп, он ментяра, от него ничего не укроется, -сказал Гоша.

Поп покосился на коллегу, но ничего не сказал в ответ.

Этот Гоша, сперва, может быть, из-за неандертальской внешности показавшийся Карташу полной шестеркой, похоже, высоко сидит при олигархе Зубкове - несмотря даже на то, что интеллектом не блещет. Скорее всего, он принадлежит к старой гвардии, с которой Зубков брал Байкальск, а после входил в Шантарск. Гоша, что называется, выслужил свое положение верностью хозяину, доказанной годами, да еще тем, что мало кто из старой гвардии уцелел после стольких-то войн местного криминального значения.

А не очевидная, но вполне угадываемая напряженка между Гошей и Попом теперь, благодаря последней реплике Гоши, стала вполне объяснима: один мент, другой явно бывший сиделец, а, как известно, волк и собака друзьями не станут никогда, пусть даже и вынуждены будут жить вместе.

- Смотри в окно, москвич. Спецом велено было покружить по городу, - сказал Гоша. - Хозяин хочет, чтоб ты заценил его город.

- Отчего ж не посмотреть, - согласился Карташ. -Можно и глянуть...

Он не стал спрашивать, что за город, как зовется, в какой точке России расположен. Все это он и без того знал. Знал, что город зовется Нижнекарск, что находится он в ста с чем-то там километрах от Шантарска, в памяти застряло даже то, что в городе проживает тридцать тысяч человек и большая часть горожан, разумеется, трудится на алюминиевом комбинате. "И стоило петрушку ломать с мешками на головах? - подумал Карташ. - Чего от нас скрыть-то хотели?" И сам же себе возразил: "Ну, они же не догадывались, что ты такой грамотный и вычислишь по олигарху название и месторасположение города... Да и не том даже дело. Просто не получила группа захвата четких инструкций и действовала по обычной схеме, включающей и колпаки на головах. Олигарх же, как и свойственно ихней буржуинской братии, проявил своеволие и решил ничегошеньки от пленников не утаивать, даже наоборот: распорядился устроить ознакомительную экскурсию по владениям..."

Город был и вправду хорош. Хотя ничего выдающегося на улицах Нижнекарска, может быть, и не встречалось, никаких тебе нотр даммов, золотых ворот с колизеями и прочих пизанских башен, зато город выглядел вполне уютным и вполне удобным для житья с бытьем. Улицы, уже во власти наступающих сумерек, преимущественно широкие, заасфальтированы по самым взыскательным европейским стандартам, тротуары выложены плиткой. Да и вообще, кабы не всякие несущественные мелочи вроде надписей на великом и могучем, можно было подумать, что катишь по самым что ни на есть евро-пам. Застройку, в основном, составляют двух- и четырехэтажные коттеджи с непременными палисадниками перед каждым. Улицы не по-нашенски чисто выметены, урны у каждого столба, там-сям видны детские площадки, довольно много домов строится, попадаются бассейны, кинотеатры, кафе. Кстати, и церковь тоже имелась, которую тянуло поименовать на сельский лад церквой, - небольшая, ладная, окруженная ухоженным садиком...

Карташу припомнилась публикация в некоей шантарской газетке, которую он листал со скуки во время своего дежурства по ИТУ, заглянув в красный уголок при казарме срочников. Статья была посвящена преступности, а в качестве положительного примера борьбы с таковой приводился город Нижнекарск. (Не случайно статья была опубликована в местной газете. Оно и понятно. Центральным СМИ не было никакого дела не то что до заштатного городишки, в общем-то, им не было дела и до миллионного Шантарска. О провинциальных городах столичные СМИ вспоминали лишь когда случалось что-нибудь эдакое, сенсационное, самолет там разобьется, на жизнь губернатора кто-то покусится или Шантара по весне разольется, затопив пригороды. Чего уж там говорить про какой-то Нижнекарск!) И еще по тому же поводу Карташ припомнил разговоры в пармском Салуне. В кафе "Огонек" тоже поминали Нижнекарск, когда речь заходила о борьбе с преступностью - а такие речи заходили нередко, все-таки непосредственная близость зоны и поселковый контингент навевали соответствующие темы. "Чего там голову ломать, как ее победить, вон, в алюминиевом городе победили, потому как захотели", - эта фраза постоянно вспыхивала в любом разговоре о Нижнекарске.

Да, в городе алюминиевого короля Зубкова преступность если не напрочь отстутствовала, то была, по новомодному журналистскому выражению, минимизирована. В Нижнекарске криминал встречался, как правило, исключительно бытовой, а раскрываемость преступлений имела огромный, прямо-таки заоблачно высокий для России, да и не только для России, процент, без какой-то малости стопроцентной была та раскрываемость. И секрет сего феномена прост.

Конечно, в городе наличествовали официальные силы правопорядка, сиречь милиция. Но наличествовали исключительно для вывески. Реальную же охрану городского порядка осуществляла так называемая народная дружина. Создал ее Зубков, а возглавлял (про то, разумеется, в Парме, переполненной слухами про воровской мир, знали наверняка) некий Уксус, авторитет сибирского значения. "У меня воровать не позволю. Хочешь воровать - поезжай в Москву или Шантарск", - сие бессмертное изречение молва приписывает лично Зубкову. И если припомнить недавнее общение Карташа с олигархом, тат запросто мог отмочить и не такое. Вот эти самые Уксус и его, так сказать, народная дружина баловать в Нижнекарске и не позволяли. Методы их, конечно, были далеки от понятий "гуманистические ценности" и "права человека", зато архидейственны - по другим понятиям. Своих, кто нарушал установленные заповеди, наказывали нещадно. Гастролеры же, зная, что к чему, в Нижнекарск и носа не совали. А если кого и заносило, то этот "кто-то" в небольшом городке сразу же попадал под колпак, и ежели что случалось... В общем, завидовать участи этих залетных молодцов не приходится.

Местные жители в своем правителе души не чаяли - даже несмотря на его жесткость (Карташ припомнил все ту же статью, где описывалось, что с алюминиевого комбината моментально выгоняют за нарушение производственного режима: за пьянку, прогулы и даже за пятиминутное опоздание). Зато и получали у него прилично. Вдобавок город оброс множеством мелких прикладных фабрик вроде молокозавода, колбасного производства, водочного заводика, имелся даже цех по изготовлению всяческих сувениров. Вблизи Нижнекарска, как грибы, вырастали фермерские хозяйства, которым Зубков тоже покровительствовал. В общем, Зубков правил откровенно по-сталински, но народу это нравилось. Глядя из окна автомобиля, Карташ убеждался, что живут здесь, по крайней мере, не бедно. Например, за время их кружения по городу попалась всего одна отечественная лайба серии "жигуль", а так ездили и стояли возле домов главным образом авто импортные и, главным образом, японского розлива.

- Ну что, москвич, - отвлек Алексея от наблюдений Поп. - Хотел бы здесь поселиться?

- Надо подумать, - ответил Карташ.

"Брожу по миру, собираю кликухи, - вдруг пришло в голову Карташу. - В Туркмении удостоился погоняла Яланчи, теперь стал Москвичем. Так и представляться теперь стану: "Я, Леха-Москвич-Яланчи, понял, бля!?" О темпоре, о морес..."

Часть вторая

АЛЮМИНИИ И РОМАЛЭ

Глава 7

КАК ЛЮБЯТ УЖИНАТЬ В НИЖНЕКАРСКЕ

Пятнадцатое сентября 200*года, 20.29.

Тем временем кортеж выехал на окраину Нижнекарска, свернул к одиноко стоящему особнячку, окруженному кованой чугунной оградой. Автомобили проехали под воротами со скромной вывеской "Приют олигарха", описали круг по двору, в центре которого вздымалась метров на десять деревянная горка для увеселительных спусков подвыпивших гостей, и остановились возле высокого, украшенного резьбой крыльца. Хоть это заведение и являлось рестораном, но почему-то Карташ был уверен, что с его общедоступностью дела обстоят неважнецки. Скорее всего, используется оно исключительно под клуб сильных града сего, и гражданам с улицы, даже если у тех и шуршат в кармане подходящие деньжата, попасть внутрь проблематично.

Подведенные каждый от своей машины пленники вновь сошлись на крыльце. Далее их провели через просторный, весь в зеркалах, холл, сопроводили вверх по лестнице с бордовой ковровой дорожкой по центру, навевающей мысли о дворцах бракосочетания. На втором этаже их встречал представительный седовласый господин в смокинге и при бабочке, похожий на отставного культуриста. Он распахнул перед гостями толстые двери, сработанные из кедра (которые, в случае чего, не приходится сомневаться, выдержат и крупнокалиберный пулеметный огонь), - и гости вошли в зал.

М-да, гражданин олигарх место своего обеденного отдыха обставил от души и от всех щедрот, как говорится - не оглядываясь и не прислушиваясь. Стены были отделаны темными дубовыми панелями, кое-где на них висело оружие, причем самых разнообразных народов и эпох (Карташ разглядел японскую катану и прямой русский меч, алебарды, кистени, мушкеты и дуэльные пистолеты), хотя предпочтение все же отдавалось оружию холодному. А в дальнем углу зала, в нише, застыл, опираясь на полосатое турнирное копье, собранный из доспехов рыцарь, словно позаимствованный из старой доброй советской комедии "Иван Васильевич меняет профессию". Плотные толстые шторы на окнах были задернуты, зал освещали электрические светильники, стилизованные под факелы. Центр же зала занимал огромный круглый стол. Разумеется, ломящийся от всяческих яств и напитков, кои были сосредоточенно поглощаемы десятком едоков и пиву-нов. Никто не был ни в смокинге, ни во фраке, ни в прочих буржуазных пережитках моды, в каковых надлежит присутствовать на приеме у самодержца. Кто изволил явиться в простом костюмчике и дешевом галстуке, кто в джинсах и рубахе навыпуск, и, хотя попадались и особи в "тройках", приобретенных явно не в магазинах типа "Мужская одежда", спортивный стиль гостей-пленников особого диссонанса в картину не вносил.

Сам Зубков восседал в кресле с высоченной спинкой. Олигарх, как и положено в данном случае хозяину положения, снисходительно поглядывал вокруг, почти незаметно усмехаясь одними лишь уголками губ. Кем уж он себя при этом представлял - королем Артуром, Аль Капоне или князем Вованом Ясно Солнышко, - сказать было затруднительно, но Карташ склонялся к мнению, что скорее всего последним, - если припомнить его патриотические умонастроения. И глядя на кресло с олигархом, Алексей ответил на вопрос, который неоднократно задавал самому себе: "Какой логикой увязывается все то, что произошло с ними в последние часы?" Да вот она, та самая логика, - жует бутерброд с красной рыбкой. И зовется она "самодурство барина". Принцип "Захочу - золотом осыплю, а захочу - собаками затравлю", - он, конечно, кто же спорит, в русских традициях. А в сибирских традициях и подавно. Во глубине таежных бескрайностей, вдали от грозной столичной власти разные там миллионщики, заводчики, купчины и высокопоставленные государевы люди колобродили так, что поныне о том жива память, вытворяли эдакое, что нынешние "новые русские", выражаясь на современный лад, рядом не лежали.

Между прочим, как раз где-то в здешних алюминиевых краях закончился знаменитый поход одного чересчур бравого шантарского генерал-губернатора на столицу. Дело сие случилось тому назад давненько: не то при Павле Первом, не то, в крайнем случае, при Екатерине Второй. После семи дней запоя тогдашний генерал-губернатор внезапно припомнил все обиды, нанесенные ему Петербургом, и воспылал местью. В мщении же решил не мелочиться, а двинуть на столицу, захватить ее и самолично наказать обидчиков. Немедля был объявлен великий поход и под бунтарские знамена мобилизованы все тогдашние шантарские силы: солдаты гарнизона, чиновники вплоть до самых мелких письмоводителей, всякий прочий народец, подвернувшийся под руку. Был составлен и обоз - главным образом из винных бочек. И сия грозная армия двинулась примерно в направлении Петербурга, по пути пополняясь и обрастая разнообразным сомнительным людом.

Увязли захватчики где-то аккурат в этих краях, ну, плюс-минус пятьдесят километров, что по сибирским меркам и не расстояние вовсе и ни в какую эпоху расстоянием не являлось. Может, воители и продвинулись бы подальше, кабы не захватывали по пути каждую деревеньку, где, по праву победителей, гуляли, меры и устали не зная, - то бишь грабили, опивались, объедались и охальничали. Армия начала быстро редеть: кто-то укушивался до смерти, кого-то зарубали топорами несогласные с происходящим деревенские мужья и братовья, кто-то дезертировал, убоявшись ответа, который придется когда-то держать. Армия редела, но все же продвигалась вперед. В конце концов то ли свои, то ли чужие связали никак не желающего угомониться генерал-губернатора и спеленутым доставили обратно в Шантарск на протрезвление. Ну, а какие-то губер-наторовы недоброжелатели, как водится, быстренько состряпал и отослали в столицу депешу с подробным описанием учиненных безобразий... И ведь простил хмельного фрондера едва не захваченный Петербург! Рассудили там, что не тот это случай, все ж таки бунтарь сей есть не Стенька Разин или Емелька Пугачев, отправили строгую с курьером и дело закрыли... Да, видать, источает сия земля заразные пары бунтарства и самодурства, не давая покоя и сегодняшним хозяевам жизни...

- Сюда, - отставной культурист в смокинге показал Карташу место. Остальных тоже подвели к предназначенным им стульям. - Вы сюда. Вы сюда.

В общем, усадили их за стол весьма красноречиво: не вместе, а порознь, и так, чтобы по обе стороны у каждого сидело по хлопчику самого серьезного вида. Маша оказалась не единственной женщиной за столом, присутствовали и еще две особы слабого пола. Хотя особу, что сидела рядом с Зубковым одесную, слабой можно было поименовать лишь условно. Высокая, наверное, за метр девяносто, с широким разворотом плеч - пловчиха, не иначе. Годочков где-то тридцати, добавляем сюда близость к хозяину, брильянтовые серьги в ушах, браслет с камешками от Сваровского - и получается жена, официальная или неофициальная, это уже не суть важно. Всяких разовых девочек вряд ли бы впустили в узкий, избранный круг.

Вторая женщина была и вовсе немолода, как говорится, давно за пятьдесят, но прямо-таки по-европейски подтянутая и моложавая, под очками с золотой оправой притаились холодные, цепкие и презрительные глаза, по Карташу и прочим новым лицам она мазнула взглядом, как по пустому месту. Что сия мадам может делать за этим столом, где собрались, в общем-то, равные! Не иначе, мадам у них состоит по финансовой части, под ее приглядом находятся темные денежные потоки, отмывка, прочие оффшорные делишки. Интересная особа. Думается, в ее биографии за советский период обязательно отыщутся и подпольные цеха, а то и отсидка по хозяйственной статье, и какие-нибудь саморазваливающиеся кооперативы на заре перестройки, и прочие "пирмамиды". А потом... А потом она как-то сошлась-спелась с Зубковым. А ведь, возможно, не кто иной, как эта женщина почтенного ныне возраста наставляла будущего олигарха по финансовой части, стала ему кем-то вроде крестной матери. Одними кулаками и природным умом гигант алюминиевой индустрии не захватишь, нужны весьма специфические познания, и без консультантов тут не обойтись.

Заняли свои места за столом и те, кто пришел вместе с пленниками, -разумеется, исключая охранников, оставшихся за дверью. Ошую от Зубкова сел Поп, Гоше тоже было отведено место недалеко от Папы. А еще Карташ узнал среди восседающих за столом легендарного Уксуса, того самого, кто состоит в должности смотрящего за порядком в Нижнекарске. Личность была примечательная и зело популярная среди постояльцев пармского санатория под названием "ИТУ №***". Глубоко впавшие глаза, худоба, неподвижный взгляд, за исключением лица все видимые участки кожи покрыты партачка-ми (сиречь татуировками), а главная примета - шрам, уродующий левую щеку. Плюс кличка не из разряда заурядных.

"Да тут, похоже, собралась вся верхушка империи Андрея Валерьевича Зубкова, - подвел итог Карташ. - Интересно, это у них плановый сход или экстренное совещание по нашу душу?.."

- Видел мой город, москвич? - спросил Зубков. Налил себе из пластиковой поллитровки минеральной воды, выпил залпом, как водку. - Ничем не хуже твоей столицы. Иномарки тут у каждой семьи. А в любой дом зайди, так дом - полна чаша. Холодильники набиты жратвой, всяки-разны домашние кинотеатры, стиральные машины, печки-шмечки... Чего там печки, у всех, почитай, стоят компьютер с Интернетом. Ну, ты уловил главное, москвич? Это - Европа. Посреди азитчины мы построили натуральную Европу... в которую, кстати, мои работяги регулярно мотаются в отпуска. Потому как бабки у них есть. А есть они потому, что я не даю себя грабить ни вашей долбаной Москве, ни местному губерна-торишке. Пусть и хлопотной выходит проводка, но зато большая часть моего лавэ не уплывает в чужие потные ручонки...

При этих словах Зубков бросил взгляд на возрастную мадам, подтверждая предположение Карташа насчет роли дамочки в здешней структуре.

- Этот город, москвич, прообраз нового Шантарска. Вот таким может стать, и быстро стать, заметь, сибирский миллионник. А сейчас что там? Дыра. Провинциальная дыра. Вот например: с метро сколько ковыряются? До сих пор ни одной станции построить не могут. А знаешь, сколько я в него, в метро это блядское, денег вгрохал?! Сам проектировщиков нашел, и не столичных - наших, сам по московским кабинетам бегал, согласовывал, сотрясал, подписи собирал... И что? Собрал. Согласовал, сотряс и утвердил. Бюджет выбил. Думал, дурак, помогу родному городу, подниму с колен.... - Поп предостерегающе положил руку на плечо хозяину, но тот, не глядя, стряхнул ее, гаркнул: - Хрена! Так с места и не сдвинулись, ни на миллиметр. Тоннели прокопали, станции заложили. И все! Теперь отдыхают. Типа, деньги кончились... И конца-краю тому не видно! Потому что рубль осваивают, а три воруют. Это Азия, вот в чем, выражаясь на научный манер, парадокс. Здесь без хозяина, хана, барона, князя или как хошь назови, короче, без твердой руки и атаманской воли ни хрена не сделаешь. Тем более, не выстроишь европейский город. Чуть дал послабку - или разворуют все к едреням, или финкарь в печень воткнут. А здесь хозяин есть! Что я скажу, то завтра будет сделано.

Зубков сжал кулак и стукнул им по столу, заставив задребезжать посуду.

- Вот позырь-ка, москвич, - Олигарх бросил Карташу поллитровку с минералкой, кою Алексей благополучно поймал. Хотя такая же бутылка стояла перед Карташем, но, по-видимому, Зубкову нравились эффектные жесты.

Алексей "позырил", как просили. На этикетке минеральной воды, называемой "Сибирская слеза", был помещен портрет Зубкова в овальной раме из ржаных колосьев, в высокой бобровой шапке и в богатой, "шаляпинской" шубе.

Ну-ка, ну-ка... Алексей глянул на стол, быстро нашарил взглядом, что искал, и внезапная догадка подтвердилась - на водочной бутылке имелся точно такой же портрет. Называлась водка "Огни Нижнекарска". "А в народе, не иначе, ее зовут "зубковкой". Или "зубачом". Или, скажем, "зубаткой"..." - отстранение подумал он.

- Видишь, где она произведена, москвич, - сказал Зубков. - Город Нижнекарск. И половина продуктов на этом столе тоже местная. Каких-нибудь устриц мы, конечно, тут взращивать не можем, так и так придется покупать, но что по климату и по силам, мы освоили или освоим. И вот скажи, москвич: на хрена мне или им, - Зубков обвел жестом руки сидящих за столом, - воровать у себя? Или им, - он показал на окно. - И крысятничать мы не дадим, крысятииков мы изведем, как тараканов. Хочешь озорничать, валяй туда, где власть зажравшаяся и мусора ленивые, гуляй там, пока народу не надоест эта бодяга и он не отправит пинком под зад всех уродов, которых сам же и навыбирал. А у нас мусора хорошие, правда, Поп?

Поп поморщился, ему не понравился намек на его ментовское происхождение.

- Шучу, шучу, - Зубков вскинул вверх ладони. -Короче, жизнь в России надо ставить строго по понятиям, а не валять дурака. Потому как понятия от натуры человечьей идут. Потому как с твоими демократишками, с толстожопыми болтунами и бюрократами мы утопнем в дерьме. Ежели б мы не в Азии жили, тады другое дело. Тады можно было бы в игрушки играться. А у нас люди понимают только кулак и сильную волю. Это как телегу из болота никогда не вытянешь, покуда не станешь лупить по лошадиным спинам кнутом, а людей крыть матюга-ми и тумаками. Россия - она и есть не что иное, как телега в болоте, увязшая в нем по верхушки колесных ободов. Иван Грозный малость раскачал эту телегу, царь Петр слегка болото осушил, потом Сталин протащил эту телегу чуть вперед, но теперь она опять прочно увязла... Вот так-то, москвич. И Зубков вновь потянулся к минералке. "А ведь ты и себя в этот ряд ставишь, - вдруг понял Карташ. - Царь всея Руси Зубков Первый. Да, и в самом деле, тесновато с такими амбициями в городишке Нижнекарск..."

- Ты, к примеру, в Швеции давно был в последний раз, москвич? - вдруг спросил Зубков.

- В предыдущей жизни.

- А я... Когда мы были в последний раз? - олигарх повернулся к Пловчихе.

- Недели три назад.

- Во! Короче, будешь в Швеции, подвали к любой заправке и вглядись, - Зубков забросил в рот оливку, запил минералкой. -Увидишь знакомый списочек: "бензин", "дизтопливо", все как и у нас, но за небольшим отличьицем - среди этого списочка ты обнаружишь еще и хренотень под названием "биогаз". Знаешь, что это такое? Это газ, который выделяется при брожении. Шведы его осваивают со страшной силой: заправляют им тачки, хавку на нем готовят, обогревают дома, - к слову говоря, половина шведских котельных уже перешла с угля и мазута на биогаз. Я побывал на заводах, где этот газ вырабатывают. А знаешь, как его вырабатывают? Свозят на завод пищевые отходы, заталкивают в резервуары типа нефтяных, туда же сливают говно из канализации - интересно, почему именно в резервуары, а не в реки и озера, а? А дальше этот компост бродит себе без посторонней помощи, выделяя газ на пользу нации... Короче, мне все это дело понравилось. Экология - раз, помойки сокращаем - два, вставляем фитиль в задницу нефтяным королькам -три. И вообще хорош травиться выхлопами, бабы наши будут рожать меньше уродов. Короче, хочу такую же фигню строить в Нижнекарске. А коли хочу, значит буду.

Окружение Зубкова не внимало благоговейно своему благодетелю, люди за столом ели и пили, обслуживая себя сами и не дожидаясь общих тостов. Видимо, так заведено на этих посиделках. Карташ заметил, что водку употребляли только Уксус и Поп, да и то по чуть-чуть, пиво выбрал лишь один из столующихся, а мадам бухгалтерша прихлебывала вино. Маша ни к чему не притронулась, Гриневский же хлопнул рюмашку водки-"зубковки" и захрумкал огурчиком - тоже, небось, из местных парников. Зубков же хлебал одну минералку, не ел, зато говорил. Да уж, что-что, насчет поговорить олигарх был явно не дурак.

- К чему я завел про Швецию, москвич. А к тому, что ты не найдешь никого, кто скажет: мол, плохое дело, мол, давайте и дальше плодить помойки и задыхаться выхлопами. Но никто в этой стране и пальцем не пошевельнет, чтобы и вправду что-то изменить. Не привыкли работать без кнута. Нужен Хозяин, который заставит. За десять лет при Сталине, как ты помнишь, целиком отстроили промышленность, которая фурычит до сих пор, которую даже за последние десять лет не развалили, хотя только тем и занимались. Я же могу все, но упираюсь в тесные стены. Чуть руки раскинул пошире, и - стены. А в Шантарске сейчас хозяина нет. Кто там хозяйничает? Губернатор и его чиновничья шушера лишь для себя суетятся, как бы нахапать побольше, пока не переизбрали... - он помолчал и со злостью выплюнул оливковую косточку прямо на скатерть. - Или, может быть, Фрол хозяин?! Про Фрола вы, понятное дело, слышали, не могли не слышать...

Поп осторожно тронул хозяина за рукав, наклонился к его уху, что успокаивающе прошептал. И Карташ, не уловив ни слова, запросто смог бы воспроизвести текст: "Не стоит говорить лишнего, ваш-сятельство, к чему конкретные имена". А Зубков просто-напросто отмахнулся от Попа, как от мухи. Что Поп воспринял абсолютно спокойно, он свой долг советчика по безопасности выполнил, прислушается хозяин - хорошо, не прислушивается -с меня спрос снимается, я ведь предупреждал...

- Не, - Зубков помотал головой, - городу Фрол не хозяин. Он лишь удачливый разводящий, и все. Вовремя вспрыгнул на подножку и удержался. А удержался, потому что научился со всеми дружить. В том числе с мусорами. А еще он лихо научился мусорскими граблями убирать тех, кто хоть чуть-чуть высовывает голову выше установленного им предела. Сидит, как паук в центре паутины, и если кто где чересчур проворно шевелиться начал, он тут же или стравливает людишек между собой, или мусоров насылает...

Ах да! Карташу вдруг припомнились слышанные им (не иначе, в пармском Салуне) подробности взаимоотношений Фрола и Зубкова. Про то, что ненавидели они друг друга люто. Что там твои кошка с собакой! Про то, что в свое время две силы метили на верховодство в Шантарске: та, что стояла за Фролом, и та, что стояла за Зубковым. Фрол был из старых, на его стороне играли былые воровские связи, но вдобавок он вовремя сориентировался в меняющейся обстановке и умело вошел в новые времена, не утратив прежних козырей. Зубков же швырял на игральный стол такие козыри, как наглость, нахрапистость и напор. Это сейчас он заговорил о понятиях, о законах, по которым следует жить, а вот несколько лет назад он всем законам предпочитал винтарь с хар-рошей оптикой или шквальный огонь дюжины автоматных стволов...

В их схлестке за Шантарск верх взял более опытный и тактически мудрый Фрол. Именно он заполучил неофициальную, но оттого не менее почетную должность "черного губернатора" Шантарска. Зубков же вынужден был отступить, довольствоваться завоеванным алюминиевым комбинатом... но со своими амбициями он не простился. И не скрывал ни от кого, что готовит на Фрола новую атаку. Потому вовсе не кажется неправдоподобной версия, которую Карташ тоже слышал от кого-то в Парме: дескать, это не кто иной, как Фрол, чтобы заранее обезопасить себя, отправил Зуба за решетку, заручившись поддержкой неких московских людей и состряпав Зубкову обвинение в покушении на губернатора Камчатки. Может, не зря люди про то говорят...

- Время Фрола давно прошло, - продолжал витийствовать Зубков, - засиделся он. Этот старый козел возомнил себя кем-то вроде Туркменбаши. Типа я бессмертный и бессменный...

Оп-па! Алексей мигом сделал стойку. Случайно или нет он приплел Ниязова?..

- Ну вот мы и подходим, москвич, вплотную к тому, зачем вы здесь. Тебя же вроде это сильно занимало. Короче, харе трепаться за пустое. Переходим к существу. А существо у нас таково... Вот скажи мне, москвич, почему я вас в живых оставил, как думаешь?

Карташ пожал плечами, а Зубков хитро прищурился:

- А у кого вы платину сперли, а? Ну хотя бы догадываешься? Хотя это скорее к тебе вопрос, белобрысый... Как там его погоняло? - этот вопрос был уже адресован Попу.

- Кликуха Таксист. А по паспорту...

- Хватит и кликухи, - перебил Зубков. - Ну чего, Таксист, как меркуешь, у кого?

- Откуда мне знать... - начал Гриневский.

- Ну да, ну да, твое дело маленькое, - перебил Зубков. - Твое дело спереть платины на многие миллионы... Не, все-таки нравится мне эта троица. По-крупному ребята играют, на ерунду не размениваются. Хотя сами-то кто? Да никто! Какой-то старлей из вертухаев, зоновский мужик и заплутавшая с ними деваха. Но замахнулись-то как, а?! Не иначе, насмотрелись американских фильмов, где симпатичным ребятам удается оставить в дураках все мафии и спецслужбы и удачно смыться с сумками, набитыми "зеленью"... Только хеппи-энда у вас, ребята, не получилось, тяжеленьки оказались сумочки...

Зубков открыл новую бутылку минералки, отхлебнул прямо из горлышка.

- Мою ты платину спер, Таксист, мою. Нашу платину, - Зубков обвел рукою стол. - Мой это был прииск. Уже за одно это вы заслужили суровое, но справедливое наказание. Но, думаю, висит на вас и еще кой-чего. Я имею в виду твоих воришек-ребятишек, Уксус, которые отправились по следам нашей троицы в Туркмению и сгинули там без вести. Хоть ты и говорил, что отправил лучших ребятишек, но, полагаю, наша троица оказалась им не по зубам. Конечно, - теперь Зубков посмотрел на Попа, - они скажут нам, что ничего не знают ни о никаких ребятишках, а равно и о Туркмении. Хотя... в умелых руках Уксуса они как пить дать расскажут все без утайки. Но вот не хочу я отдавать их Уксусу, Поп, не хочу. Нравятся они мне, как я уже сказал. И потому я думаю так: захотят - расскажут про Туркмению, не захотят - пусть темнят. Ну, а касаемо твоих людей, Уксус... Если кто-то не выполнил задание, то не имеет значения, как он погиб и где захоронен, имеет значение только то, что он не выполнил задание... Не, они мне нравятся, эти трое без лодки, не считая платины! Поэтому я хочу сделать им подарок. И мой подарок таков: я буду с ними играть в открытую. Согласны?

Неизвестно, чьего согласия испрашивал олигарх: смотрел он при этом на свое изображение на-этикетке бутылки с минеральной водой. Никто же из присутствующих выражать согласие или несогласие не стал.

- Значит, что от вас нужно, р-разбойнички, -сказал Зубков, вертя в руках пластиковую бутыль. -Нам известна вся ваша история, может быть, за исключением красочных мелочей. И от вас всего-то и нужно, чтобы вы изложили ее сами. Да-да, ничего больше. Соберутся уважаемые люди, и вы им честно, во всех подробностях, без утайки расскажите про все то, как вышли на рудничок, как схлестнулись с украганами и два ящичка умыкнули. Как я уже сказал, ваши азиатские похождения никого не заинтересуют, пускай чурки разбираются с тамошними вашими проказами. У нас своих делов хватает. Уксус, растолкуй ты, каков расклад. У тебя это доходчивее выйдет. А то я чего-то утомился.

- А расклад простой, православные, - с готовностью подхватил Уксус, да так, что ни малейшей паузы не вышло. Он поочередно обвел Карташа, Машу и Гриневского немигающим взглядом, и взглядец тот пробирал до печенок, даже глубже, от такого взгляда невольно хотелось потупиться. - Каждому, как в Библии, воздается по заслугам его. Лживому - муки адовы, а правдивому - награда щедрая за правду. Награда немалая: исповедался - и катись на все четыре стороны с душой, очищенной от скверны. Злато-серебро, платина-шмлатина - это дело наживное... в отличие от головы, которой нас бог всех наделил лишь по одной.

- Смотрю, нахватался ты у Апостола благолепных словечек, речугу катишь гладко, как колесо, -сказал, наливая себе водочки, один из сидящих столом: тип в очочках, с холеным лицом и с короткой стрижкой "ежиком".

- Давно ты, Доктор, в наши края не заглядывал, -повернулся к нему Уксус, - забыл, кто какие слова говорит. Апостола же, царство ему небесное, зря поминаешь. После того, как мы с ним последний раз виделись, а было это на Ярославской пересылке, Апостол* зажил неправильно и плохо кончил, что закономерно. К тому же, кто от кого каких слов набрался, - это еще вопрос...

И снова Уксус прошелся своим жутким непод-вижным взглядом по пленникам.

* См. романы А. Бушкова "Охота на пиранью" и "След пираньи". -Прим, редактора.

- Смертушкой пугать вас не станем, поди, приготовились к ней. Да и вообще, умирать не страшно. Страшнее задержаться здесь против своей воли или обречь на страдание близких своих... Так вот, коли выберете вы путь лживый, не пожелаете за дела свои ответ держать, то уж не обессудьте. Каждому по делам его воздается, каждому своя мука приготовлена - не только в аду, но и на земле. Московскому гостю пообещать можно, что умирать он будет медленно и страшно, а перед смертью еще и помучается от того, что обрек на гибель стареньких родителей. Назвать тебе московский адресок, по которому, кстати, ты и сам до сих пор прописан, или не надо? Поверишь без клятвенной божбы, что есть у нас свои людишки в стольном граде?

Карташ скрежетнул зубами, но сдержался. Не кричать же: "Гады, ненавижу! Если что-то случится с моими, я вас всех порву!", - не вскакивать же, не вцепляться же в глотку этому Уксусу. Эмоциями здесь не поможешь... да, а влипли они конкретно. Оказывается, попадание к сволочи-викингу и не влипаловом вовсе было, а можно сказать, отдыхом на курорте...

- Девочке мы можем пообещать турецкий бордель. Конечно, блуд - занятие веселое, но это только когда ему предаешься по своей охоте. А когда ему предаешься с рассвета до заката, а потом еще с заката до рассвета, и без всякой охоты, зная, что обслуживать клиентов предстоит до самой до старости... Вдобавок мы попросим наших турецких друзей подбирать клиентов с особой тщательностью, отдавать предпочтение типам с необычными фантазиями, со всякими пикантными...

- Может, после посмакуешь подробности, - довольно резко перебила Уксуса мадам бухгалтерша.

Уксус, не посмотрев на мадам, покладисто кивнул.

- Можно и после. Девочке и без шокирующих физиологических подробностей, думаю, уже все предельно ясно.

Карташ скосил глаза в сторону Маши - как она. Она истерически не зарыдала и носом не захлюпала, даже не побледнела - крепкая девочка, лишний раз убедился Алексей, - лишь нервно провела ладонями по волосам. И еще сузились у нее глаза, что, как уже знал Карташ, означает высшую степень злости.

- Теперь ты, Таксист. Нехорошо, нехорошо ты поступил... но ты же мужик, а не вор, с тебя спрос невелик. Был бы вор, не было б тебе никакого прощения, а так - исполнишь, что надо, и искупишь вину. А чтобы ты недолго колебался с выбором... Михалыч, будь добр, включи нам кинишку.

Отставной культурист Михалыч, до этого стоявший возле двери со скрещенными на груди руками, направился в угол зала, наклонился к тумбочке с видеомагнитофоном, нажал кнопку воспроизведения, и экран, большая плазменная панель на стене, ожил.

Сперва мелькали какие-то штрихи и черточки, потом пошла запись. На экране появилась женщина, она сидела на, диване, задним фоном служили коричневые обои с незатейливым рисунком, еще в кадр попала подушка с вышитым на ней зайцем. "Кадр не дрожит, - машинально отметил Карташ, -значит, снимали со штатива".

Алексей уже понял, кто эта женщина. То же мне, бином Ньютона...

Сперва женщина на экране сидела, опустив голову, потом - видимо, следуя указаниям операторов с режиссерами, запись шла без звука, - голову подняла, посмотрела в объектив. Постановщики с явным умыслом выстраивали видеоряд: расстегнуты именно две пуговки на блузке, не больше и не меньше, никаких следов насилия ни на теле, ни на лице, но видны потеки туши - следы слез. Этими мелочами режиссеры - Феллини, бля, - давали недвусмысленный посыл: пока все хорошо, но твоя жена целиком и полностью в наших руках и в нашей власти, и в любой момент мы можем эту власть применить. А, как известно, в искусстве сильнее всего воздействуют именно мелочи...

Гриневский откинул стул, схватил столовый нож, рядом с которым заранее положил руку, прыгнул на стол... вернее, попытался запрыгнуть. Те хлопчики, между которыми был помещен за столом Таксист, сработали, следует признать, безупречно. Один подсек Грине ноги, и тот рухнул грудью на стол, второй хлопчик как-то невообразимо ловко взвился со своего места и в каратистской технике ребром ладони врезал Таксисту по шее. Петр сразу обмяк, сполз со стола на пол. Хлопчики подняли Гриневского, вновь посадили на стул, завели за спину руки и защелкнули на запястьях наручники.

Мысль Гриневского читалась легко - взять заложником Зубкова и с ножом у горла начать встречную торговлю. Добраться до олигарха он мог рассчитывать, только запрыгнув на стол и сиганув сверху вниз на Зубкова. К этому маневру он и прибег... вот только и сторожа оказались готовы к подобному повороту.

Происшедшее развеселило Зубкова и наконец-то пробудило аппетит. Олигарх вволю посмеялся, потом принялся кушать пирожок, запивая все той же минералкой.

- Зря я тебе, Уксус, доверил общение с гостями. Запугал мне гостей, одного чуть не довел до особо тяжкого, - сказал Зубков, стряхивая пирожковые крошки со своего темно-синего спортивного костюма.

- Так ведь правду сказал! - Уксус изобразил притворное сожаление.

- Правду по-разному можно сказать, - наставительно произнес олигарх.

- В какой-то умной книжке утверждается, что правду говорить легко и приятно, - выдал очкастый тип с "ежиком" на голове.

- Вот, - Зубков вытянул палец в его сторону. -Истину глаголит товарищ Доктор... Ага, гражданин Таксист очухался, очень кстати. Полагаю, ты не будешь больше изображать тут Брюса Виллиса? Потому как чего ты этим добьешься? Ну, пристрелят тебя, как чумную крысу, а чем ты жене-то поможешь, как это ее убережет от бед и страданий? Никак.

Зубкову не померещилось - Гриневский пришел в себя. Петр обнаружил на руках браслеты и рыпаться по новой, разумеется, не стал, неизвестно, какие думы он сейчас вынашивал, слышал или не слышал, что говорят вокруг, он сидел, положив руки на колени и уткнув взгляд в скатерть.

- Поп, - сказал Зубков, повернув голову налево, -мы тут за смешными разговорами ничего не упустили? От тебя же ничего не могло укрыться.

Поп поерзал на стуле, кашлянул в кулак.

- Я тут подумал, что наши... гости, может быть, неверно поняли, чего от них хотят.

- Тогда расскажи, - Зубков откинулся на спинку стула и завел руки за голову.

- От них требуется, чтобы они выступили свидетелями на суде и дали правдивые показания. Всего-то. Еще раз подчеркну - свидетелями, а не обвиняемыми. А что суд будет, так сказать, неформальный, так для них это еще и лучше. Они попадут под программу защиты свидетелей. Мы, в отличие от официальных судов, умеем защищать свидетелей...

- Так что видите, ребята, - Зубков обвел взглядом поочередно каждого из них троих, как до этого делал Уксус, - все очень просто, все очень по-доброму. А ведь я мог бы засунуть каждого в отдельный семизвездочный погреб, обеспечив удивительными ощущениями, и добиться, чего хочу.

- И когда же состоится этот... суд? - спросил Карташ, в общем-то понимая, что ответов на свои вопросы не получит. Но иногда важна и форма отказа.

- Вам скажут "когда", - ответил Поп.

- А что за люди, перед которыми надо исповедоваться?

- Люди будут что надо люди, - не скрывая раздражения, сказал Зубков. - Очень большие люди, тебе такие даже не снились. А тебе не все равно, москвич?! Ладно, что-то мне наскучило представление. Гоша, уведи их.

Глава 8

КАК ЛЮБЯТ СПОРТ В НИЖНЕКАРСКЕ

Шестнадцатое сентября 200*года, 17.46.

Карташ проспал даже не четырнадцать, а целых двадцать часов. Допинг выгреб все резервы организма без остатка. А проснувшись, Алексей еще часа полтора лежал с закрытыми глазами и размышлял, иногда снова забываясь непродолжительным сном.

В этом зыбком, подвешенном между сном и явью состоянии Карташу всегда хорошо думалось. Мысль порхала в свободном полете, плавала в некоем парафиновом эфире, не отвлекаясь ни на что и ни на кого.

"Из плена в плен... А чего ты, собственно, хотел? Прыгнуть выше головы не получилось, был один-единственный шанс проскочить между жерновов спецслужб и мафий, но шанс уплыл. Что происходит теперь - вполне закономерно, и, может быть, даже стоит поблагодарить судьбу за то, что мы все еще живы, за то, что за каким-то лядом еще кому-то понадобились, что еще кто-то согласен брать в плен, а не просто шлепнуть и закрыть вопрос навсегда..."

Карташ не успел ознакомиться со всеми плюсами и минусами узилища, кое им отвели. Уже в машине, когда их только везли сюда из ресторана "Приют олигарха", Алексей начал отключаться, поэтому путь до кровати помнил смутно, сквозь какие-то провалы, а едва коснувшись постели, тут же отрубился. И только сейчас выплывал потихоньку из глубин провала.

"Раз Зубков оставил нас в живых, значит, сильно мы ему нужны. Зачем? Если он не врет - а на это необходимо делать поправки, потому как чего ж ему нам не врать, спрашивается? - то понадобились мы ему для дачи свидетельских показаний. Ну, допустим. Чего ж мы такого исключительного знаем? Тем более отбрасывая Туркмению, которая ему неинтересна... правда, опять же по его словам. Тем более ему и без нас известны главные факты. Какое-то судилище, важные люди..."

Мысль Карташа, погруженная в промежуточное между сном и явью состояние, скакала по ключевым словам, как по болотным кочкам. Судилище. Важные люди. "Платина моя, Зубкова".

Фрол.

Фрол... Фрол, которого, по слухам, Зубков ненавидит смертной ненавистью. Впрочем, ненависть не главное, ненависть может лишь накладываться поверх, катализируя процесс, а вот то, что Фрол стоит на пути Зубкова, мешает Зубкову прорваться в Шантарск и развернуться там, - это га-араздо существеннее.

"Так-так. А если предположить, что Пугач брал платину по прямому приказу Фрол а... Это более чем вероятно, если предположить, что Пугач был человеком Фрола. А чьим еще он мог быть человеком, скажите на милость, если был назначен править в пармской зоне, расположенной неподалеку от Шантарска, что без согласия Фрола просто невозможно? Тогда, выходит, мы - я, Гриня, покойный Гена и Маша - сорвали планы не кого-нибудь, а самого Фрола...

Понятно, что все это - гадание на тумане, но, по крайней мере, на чистой стене вырисовывается хоть какая-то версия.

Попробуем внятно ее выстроить. Итак, Зубков нападает на поезд и возвращает принадлежащую ему платину. Попутно он узнает (кстати, той еще неразрешимости вопросец: "А откуда наш алюминиевый олигархушка все узнает?", - вряд ли обошлось без "протечки" в ведомстве белобрысого...), так вот, узнает про то, что вместе с драгоценными ящиками перевозят и виновников торжества, двух неудачливых охотников за брильянтами и одну охотницу. "Пожертвовать этими пешками или попробовать сыграть ими в какую-нибудь игру?" - задается Зубков вопросом. И в хитромудрой голове олигарха вспыхивает комбинация, с помощью которой, кажется, можно завалить самого Фрола, о чем наш олигарх давно и страстно мечтает...

Теперь попробуем просчитать комбинацию Зубкова. Зуб доказывает неким людям - назовем их важняками, - что это именно черный губернатор Шантарска по имени Фрол организовал бунт на зоне и нападение на прииск. Для выдвижения убедительного доказательства мы ему и нужны. И что мы лично можем подтвердить? Ну, я и Маша, мы обитаем где-то сбоку, мы лишь сможем дополнить историю живописными подробностями... А вот Таксист получается ключевой фигурой. Ведь для Зубкова интересны в первую очередь дела сугубо воровские, имена, клички, кто кому какую фразу обронил, на кого сослался, кто конкретно входил в группу Пугача. Хотя...

Хотя, думается, и мы не менее, чем Таксист, важны для Зубкова. Как на любом процессе - есть главный свидетель, а есть свидетели косвенные, и без вторых показания главного звучат не слишком неубедительно, всегда остается сомнение: "а не клевещет ли главный свидетель по каким-то своим неведомым причинам на хорошего человека?" К тому же мы, я и Маша, сами не можем знать, какого рода подробности заинтересуют Зубкова и важняков.

Но почему в этом случае важняки пойдут против Фрола? Подумаешь, вор у вора дубинку украл, дело-то рядовое. Или мне только так кажется? Явно не хватает звена (или даже звеньев), что, впрочем, не значит, будто версия плоха. Просто мало информации. Может быть, бунт на Пармской зоне принес тому сообчеству, что стоит над Фролом и которому тот подчиняется, невосполнимый вред, и Фрол, как организатор и вдохновитель бунта, должен сполна ответить. Может быть, что-то еще. Не хватает информации...

Ясное дело, никто нам лишнюю информацию подкидывать не станет. Что получили, тем и будьте и довольны, даже больше нужного получили. Не исключено, что накануне выхода к важнякам Зубков дополнительно вразумит, как правильно отвечать, что еще говорить помимо правды с истиной, какие имена обронить, может быть, при помощи своих верных шестерок проведет заключительную обработку... Сейчас, думается, нас запугали лишь слегка, ровно настолько, чтобы мы и не думали пускаться в бега или шалить с попытками захвата заложников.

А вообще, какие нам оставлены возможности? Пока не видится ни одной. Бежать? Предположим, нам это удалось. Хотя вырваться из города, который полностью контролируется людьми Зубкова и его территория является для нас зоной не очень строго режима, мягко говоря, не просто. Но, предположим, убежали, нас не догнали, мы скрылись... А где скрыться-то? Ну, скажем, все на той же заброшенной "точке", которую я предлагал еще раньше, когда мы не знали куда податься с этой долбаной платиной. И сидеть там до конца жизни? Или исхитриться выйти на связь с викингом... А нужны ли мы ему - без платины-то? Кому еще, кроме Зубкова, мы нужны без платины?!

К тому же Гриня на побег не пойдет, рисковать женой не станет. Это Карташ может обезопасить своих родителей, вовремя добравшись до телефона и попросив своих московских друзей помочь -увезти стариков в безопасное место, пока все не уляжется. Жена Гриневского в руках у Зубкова, и тот ее не отпустит до самого конца. Если вообще отпустит...

А как махнуть рукой на все рукой, вот просто взять и всецело положиться на Зубкова, понадеяться на то, что он после всех игр и комбинаций не прикажет закопать в лесу ставший ненужным человеческий материал, а прикажет наградить жизнью, отпустить на все четыре и насыпать каждому в дорогу полные карманы алюминия..."

Вот по таким кругам бродила мысль Карташа, когда он проснулся после глубокого и продолжительного сна. Ну а по пробуждении его ждали открытия.

Открытие первое заключалось в том, что их бравую троицу раздели на три равные части, и каждая из этих частей до пресловутого "часа Икс" - а когда он пробьет, про то известно одному А. В. Зубкову, -будет проживать в отдельном доме. Решение следовало признать разумным: пленникам не сговориться на побег, не поделиться догадками и не поднять друг другу боевой дух.

Открытие второе было в прямом смысле открытием. Спала опухлость и открылся левый глаз. Губа, правда, еще не отошла и побаливала, доставляя неприятные ощущения во время приема пищи.

Открытие третье, приятное, заключалось в том, что никто не собирался держать Алексея Карташа на цепи - ни на длинной, ни на короткой, - ему дозволялось свободно бродить по дому и по двору, пользоваться всеми удобствами. А удобств хватало. Имелся даже мини-спортзал, где стояли тренажеры и висели боксерские "груши". (Как Карташ узнал несколько позже от Попа, Таксист чуть ли не все дни напролет проводит в этой комнате, исступленно молотя "грушу" и изводя себя штангой и тренажерами. Совсем как тот, кто, по слухам, до последнего дня тело свое каленое китайской гимнастикой мучил.)

Сам же Алексей большую часть времени проводил во дворе. Ходил-бродил по дорожкам, качался на садовых скамейках, потягивая преимущественно малоградусные спиртные напитки (бар никто на ключ не запирал, пожалуйте, пользуйтесь, гостюшка дорогой, хоть вусмерть упейтеся). Однако Алексей возможностью напиться вдрызг не пользовался, облегчал бар исключительно на сухие вина, потягивал их, покачиваясь на садовых скамейках, и размышлял. Размышлял Алексей все о тех же материях, что и прежде, и раз за разом приходил к тем же выводам, что и раньше.

Ясное дело, что без сторожевого пригляда никто его не оставлял. Два караула, по три человека в каждом, сменяли друг друга на боевом посту, работая по графику "сутки через сутки". Надо признать, сторожевую работу хлопцы проводили ненавязчиво, но следили неотступно. Рядом с Карташем на садовую скамейку никто не плюхался, не ходил за ним назойливо по пятам, но в любой момент поверти головой - и обнаружишь силуэт в окне или фигуру в камуфляже на дальней скамеечке. Охрана, как вскоре выяснилось, осуществлялась людьми Попа. Будь охрана поручена людям Уксуса, с которыми Карташ до этого встречался на пустынных туркменских дорожках, о чем вовек не изгладятся воспоминания, дело, думается, было бы поставлено несколько иначе, проводилось бы несколько в другом стиле.

Карташ всего лишь однажды попробовал завязывать общение с представителем караульной общественности, больше от скуки, чем в надежде выудить полезную информацию, но услышал в ответ: "Извини, друг, но нам в разговоры вступать не положено, все просьбы и пожелания через Попа", - и отступился навсегда. Ясное дело, что эти ребятки следят не только за Карташем, но и друг за другом тоже, и рисковать своим сытым положением при алюминиевом князьке ради сомнительного удовольствия поговорить с заключенным не станут.

Был в доме и телевизор, но Карташ его не смотрел. События мирового и российского масштаба его на сегодня не волновали нисколько, касаемо же блока шантарских новостей, в которых чисто теоретически могла бы проскочить некая полезная информашка... Разок Карташ заставил себя сесть смотреть такой блок. Увидел губернатора Шантарского края, разрезающего ленточку на открытии какой-то автотрассы и славословящего при этом президента, единственно благодаря которому-де и построили, увидел симпатягу-мэра Шантарска в кимоно на краевых соревнованиях по дзю-до среди мэрий разных городов (в зале над судейскими местами висел огромнейший портрет Путина, украшенный разноцветными ленточками), увидел усердно пыхтящих на татами толстожопых чиновников, чуть не проблевался от подобного противоестественного зрелища и выключил телевизор.