Чтение 4–й страницы книги ~Нелетная погода~

- Сны начались на третью ночь после возвращения?

- Сейчас... - Снерг задумался. - Ну да, все верно, на третью.

- Все правильно, - сказал Вельяминов. - Всех, кто прилетел на Землю с Эвридики шестого июня сто четвертого года на лайнере "Картахена", на третью ночь стали мучить, как ты выражаешься, кошмары. После седьмого пациента мы запросили список пассажиров "Картахены" и стали методично вызывать одного за другим. Кроме тебя, осталось еще семеро, к врачам они, как и ты, как и предыдущие, не обращались - объясняли это тем, что якобы мешает что-то... Надеялись, видишь ли, что все перемелется. Что скажешь?

Снерг молчал. Беспокойства и страха не было - с ним произошло нечто из ряда вон выходящее, но в таком положении оказались еще двадцать три человека, и медицина уже сыграла боевую тревогу. К тому же поведение психологов внушало определенные надежды - они вели себя так, словно столкнулись с любопытным, но, в общем, не представляющим особой опасности явлением. Вряд ли за этим стояли только профессиональная выдержка и желание ободрить пациента.

"Вот и тема", - почти весело подумал Снерг, но вспомнил, что ждут его ответа.

- Я полагаюсь на нашу медицину, - сказал он. - Ничего другого мне попросту не остается. Гадать, почему так случилось, и почему это случилось именно с пассажирами "Картахены", я не берусь - не могу себе представить механизм феномена, почему он включил именно память предков...

- Почему вы решили, что это - память предков? - быстро спросил Свирский.

- Потому что вы пригласили в качестве консультанта одного из лучших историков планеты. И еще - сны как-то... чересчур реалистичны для кошмаров, даже натуралистичны, скажем так.

Пожалуй, Вельяминов не был так уж невозмутим - Снерг отметил, что у психолога несколько изменились и походка, и жесты, появились новые: раньше у него определенно не было привычки время от времени поскребывать бороду - всегда под правым ухом и всегда мизинцем.

- Да, а экипаж "Картахены"? - спросил Снерг. - Вы их тоже посчитали?

- Посчитали, - сказал Вельяминов. - Теперь понимаешь, почему этим занимается медслужба Флота? Новая опасность на межзвездных трассах.

- Но это единичный случай.

- Но он связан с космосом.

- А собственно, почему вы так решили? - спросил Снерг. - Может быть, мы все съели на Эвридике что-нибудь не то. Бывали прецеденты, хотя и редко, космос подкидывал сюрпризы - вернее, на сам космос, а именно другие планеты. Вы это лучше меня знаете.

- Мы запрашивали информаторий Медицинского Центра. Ничего аналогичного.

"А ведь он что-то недоговаривает, - подумал Снерг. - Нет, на первый взгляд он предельно откровенен, но смутное ощущение какой-то недоговоренности остается, наработанное чутье человека, привыкшего работать с информацией, хватка интервьюера подвести не могут... В чем же несообразность, за что зацепиться?"

- Прежде чем мы продолжим, хочу внести деловое предложение, - сказал он.

- Догадываюсь, - сказал Вельяминов. - Угадать нетрудно - тебе нужна тема для следующего фильма?

- Вот именно, - сказал Снерг. - Егор Петрович абсолютно прав в оценке ситуации - не только историка, но и репортера, не сделавшего бы стойку немедленно, остается только утопить.

- Врачебная тайна, - веско и почти равнодушно сказал Вельяминов.

- Запрет автоматически отпадает в отношении любого "пострадавшего", который пожелает сотрудничать со мной, - сказал Снерг. - А для наложения запрета Советом Этики нужны особо веские причины, которых я, в данном случае, признаться, не вижу.

- Ну, хват...

- Не первый год работаю, - скромно сказал Снерг.

- Оно и видно, ни капельки вы за последние триста лет не изменились... но ведь всегда можно договориться полюбовно, верно?

- Это другое дело.

- Снимай хоть двадцать фильмов, - сказал Вельяминов. - Только подожди хотя бы неделю.

- Пожалуйста, - сказал Снерг.

Нет, не узнавал он Вельяминова - зачем этот, в сущности, нелепый торг? Или на работе он становится совершенно другим?

- Уговорили, - сказал Снерг. - Жду неделю, потом начинаю бешеную работу. А теперь подступайте ко мне с ланцетами.

- Как вам семнадцатый пострадавший, Егор Петрович? - спросил Свирский.

- Очень энергичный молодой человек, - сказал Голубцов. - И хорошо держится.

- Приступаем с ланцетами? - спросил Свирского Вельяминов.

- Приступаем, - кивнул тот. - Начнем, Стах?

- Режьте его! - азартно поддакнул Голубцов. Чувствовалось, что академику все это доставляет неподдельное удовольствие - и головоломная загадка, и его роль в попытках загадку разгадать. Должно быть, он немного устал от своей работы и сейчас с удовольствием вместо отдыха помогал другим, а явные успехи настроили его на веселый лад.

- А что вы, собственно, собираетесь делать? - спросил Снерг.

- Резать не будем, не бойся, - сказал Вельяминов. - Ты как можно более подробно опишешь все свои сны, а чтобы лучше вспомнил, рассказывать будешь под гипнозом, ничего не имеешь против гипноза?

- Ровным счетом ничего, - сказал Снерг.

- Устраивайся поудобнее, - Вельяминов наклонился над ним, - откинься на спинку, положи руки на подлокотники. Расслабься, не думай ни о чем постороннем, вообще ни о чем не думай. Ты уже не чувствуешь тела, не можешь им управлять, ты начнешь засыпать спокойным сном...

И все исчезло.

Снерг открыл глаза, пошевелил руками, огляделся. Голубцов сидел спиной к нему за пультом Глобального информатория, его сухие пальцы метались по клавишам. Коды информационных ячеек вспыхивали сразу на двух экранах, из прорези сплошным потоком выскакивали карточки. Вельяминов подхватывал их, складывал на столик. Свирский укладывал в стопу кипу больших листов с цветными рисунками. Снерг подошел посмотреть - персонажи его снов, наброски костюмов, корабли, оружие, пушки, здания, какие-то схемы - сражений? Он посмотрел на часы - его "допрос" длился почти четыре часа, уже вечер...

Он смотрел на врачей, а они смотрели на академика. Голубцов развернул к ним вращающееся кресло. На лице историка читались удовлетворение и чуточку нарочитая скромность - лицо хорошего специалиста, довольного проведенной работой.

- Итоги таковы, - сказал историк. - Мне были предъявлены для экспертизы описания двухсот тридцати шести снов. Сто семьдесят шесть - описания сражений, сорок восемь - религиозные церемонии, двенадцать я бы охарактеризовал как бытовые: четыре занятия ремеслами, пять эпизодов торговли, два любовных свидания, одно мореплавание, один сбор урожая. Потолок - максимум третья четверть семнадцатого века, нижнюю границу определить не могу.

- Почему? - чисто машинально спросил Снерг и тут же спохватился. - Значит, вы считаете, что мы видим во сне прошлое? "Настоящее", существовавшее когда-то?

- Прошлое, настоящее и неподдельное, - сказал академик. - Кроме особо оговоренных, сюжеты лишены каких-либо несоответствий. Я имею в виду несоответствие с имеющимися в распоряжении науки данными. Я поясняю это, разумеется, для вас, Станислав, - врачи все это уже слышали. А чисто медицинские аспекты проблемы объясните, понятно, вы? - обернулся он к Вельяминову.

- Да, конечно. Видишь ли, Стах, сон, даже самый ясный и четкий, лишен, если можно так выразиться, скрупулезности. В любом случае сон создает лишь общую картину, намечает общие контуры. Предположим, ты увидел во сне эпизод из времен "Трех мушкетеров" - одна из стычек героев с гвардейцами кардинала. Ты можешь вспомнить, как проходил бой, кто с кем дрался, кто был убит, цвет плащей. Но даже под гипнозом ты не вспомнишь, какими были пуговицы на камзолах или эфесы шпаг, не опишешь кольцо на пальце Атоса - таких подробностей во сне твое сознание не создавало. И наоборот - будь ты очевидцем реального поединка, то все эти детали можешь вспомнить под гипнозом - внимания на них ты вроде бы и не обратил, но подсознание зафиксировало все. Понял?

- Понял, - сказал Снерг. - А наши сны, выходит...

- Да. И ты, и другие словно бы рассказываете о неких событиях, очевидцами и участниками которых вы были. При необходимости описываете до мелочей одежду, интерьеры, вооружение, рангоут корабля - подробности, которым просто неоткуда взяться в вашем сознании.

- Но мы же смотрим исторические фильмы, - сказал Снерг, - вот и отложилось.

- Во-первых, ты, как человек, тоже имеющий отношение к производству фильмов, должен знать, что постановщики не всегда добиваются стопроцентной точности. Во-вторых, о ряде описанных вами событий никогда не снимали фильмов - примерно о половине. В-третьих... Вот тебе пример, касающийся лично тебя, последний фильм о временах падишаха Акбара был снят за одиннадцать лет до твоего рождения, и ты сам признался под гипнозом, что не видел его. Меж тем ты описал до мелочей внешний вид и вооружение падишахских конников. Аналогичные случаи были и с другими - разумеется, применительно к другим эпохам. Сомнений нет - это прошлое, продолжайте, пожалуйста, Егор Петрович.

- Вы быстро ухватили одну из сложностей, Станислав, - сказал академик.

- То, что вы не беретесь определить нижнюю границу времени действия снов?

- Да. Дело в том, что четыре сражения, два религиозных обряда, одно любовное свидание и две сцены торговли идентификации не поддаются. Вы отложили эти рисунки, Кирилл? Спасибо. Посмотрите, Станислав. Посуду, которой торгует этот бородач, Глобинф не в состоянии привязать к какой-либо культуре - как и одежду торговца, кстати, как и доспехи участвующих в этом сражении. Как и корабль, который напал на "ваш" в вашем последнем сне. Истории неизвестны наряды, в которые облачилась, идя на свидание, эта милая юная пара и статуи божеств, которым поклоняются на этом рисунке. Можно лишь примерно определить климатический пояс места действия, но и это ничего не решает - за тысячелетия климат мог измениться, так что привязку к месту дать невозможно. Вполне вероятно, что речь идет о культурах, до сих пор остающихся неизвестными науке.

- Помните наш прошлогодний спор? - спросил Снерг. - Что если я плыл как раз на корабле атлантов или антарктов? Обратите внимание на странное сочетание - доспехи и корабли "гомеровского", условно скажем так, периода - и странный огненный луч, мало чем напоминающий греческий огонь...

- Дело за малым, - Голубцов улыбнулся той самой, прошлогодней улыбкой. - Дайте материальные доказательства, я включился в эксперимент и верю его результатам потому, что возможно идентифицировать большую часть снов. Я могу поверить, логически продолжая мысль, что вы плыли на корабле атлантов, но ваш сон не предъявить Академии наук. Более того - и для "идентифицированных" случаев есть большая вероятность того, что их станут оспаривать. Но если бы вы увидели во сне неизвестный археологии город, а я раскопал бы его... постараетесь, а?

- Хорошо, оставим спор об атлантах до лучших времен, - не принял шутку Снерг. - Странный подбор сюжетов - превалируют бои и моления.

- Разве вы забыли, сколько времени предки уделяли воинам и молитвам?

- Виноват, - сказал Снерг. - Львиную долю уделяли... но вот что еще, Сергей, - обернулся он к Вельяминову. - Ты говорил о "скрупулезности" подсознания. Могла ли ее сохранить генетическая память?

- Ты чересчур торопишься, - сказал Вельяминов. - Мы пока вообще ничего не знаем о генетической памяти, кроме того, что ее существование возможно.

- Более того, мы не знаем, можно ли назвать случившееся проявлением генетической памяти, - добавил Свирский.

- То есть как? - тоном, которым он, по воспоминаниям Снерга, говорил с нерадивыми студентами, громко начал Голубцов. - А как же еще назвать случившееся, если не проявлением генетической памяти?

- Действительно, - сказал Снерг. - Уж не хочешь ли ты сказать, что мозг каким-то образом обрел возможность выхватывать из прошлого картины?

- Так далеко мы не заходим, - сказал Вельяминов. - Но вокруг каждого качественно нового явления имеет смысл выставить частокол безумных гипотез.

- В нашей области науки все обстоит несколько иначе, - сказал Голубцов.

- Безусловно, - вежливо согласился Вельяминов. - Что ж, на сегодня, я думаю, закончим. Стах, ты не смог бы остаться здесь на ночь? Мы тебя исследуем, пока будешь спать.

- Валяйте, - сказал Снерг. - Только вот что... Конечно, все это прекрасно, имеет огромное значение для науки, но с чисто человеческой точки зрения - как мне теперь жить? Что ни ночь орать во сне и просыпаться мокрым как мышь?

- Я тебя понимаю. Но... Как по-твоему, есть разница - мучиться кошмарами и видеть во сне прошлое?

Он лукаво улыбался.

- Во-от оно что... - сказал Снерг. - Я и не подумал...

- Вот именно, - сказал Вельяминов. - Современная медицина может обеспечить тебе сон без сновидений. Но четырнадцать из шестнадцати твоих предшественников предпочли наблюдать прошлое, пусть даже такое... Да и кто может сказать, что ты увидишь в следующий раз?

- Пятнадцать из семнадцати, - сказал Снерг. - Егор Петрович, я заверяю, что давний наш спор рано или поздно закончится в мою пользу. Постараюсь увидеть город, который вы сможете откопать...

- С делами покончено, - встал Вельяминов. - Егор Петрович, вы остаетесь?

- Что за вопрос? Не улечу, пока вы не осмотрите остальных.

- Прекрасно. В таком случае до ужина распускаю всех на каникулы.

- Видеофон вы еще не поставили? - спросил Снерг. - А, ну тогда совсем хорошо. Покажите, где он.

Набирая первые цифры, он вспомнил, что в Сибири уже заполночь, но не остановился - вряд ли Алена спала.

Она и не спала - экран вспыхнул после второго сигнала вызова.

- Ты не плакала? - спросил Снерг. - А то мне так кажется.

- Буду я из-за тебя плакать, - счастливым голосом сказала Алена. - Ну, говори! Что?

Снерг вкратце рассказал.

- Снерг, - растерянно-радостно сказала Алена. - Это же грандиозно! Ты понимаешь, насколько это грандиозно?

- А если окажется, что твой прапрапрадед купцов по дорогам грабил?

- Да ну тебя! Я за тебя рада - угодить в эпицентр такой истории...

- Жаль только, что эти сны нельзя заснять, - сказал Снерг. - А ты, может быть, сумеешь увидеть, как играли Дузе и Ермолова... Представляешь? Сюрпризы нам гарантированы.

- Ты вернешься сегодня?

- Завтра. Сегодня мне еще выступать в роли подопытного кролика. Ложись спать и ни о чем грустном не думай.

Экран погас. Снерг, насвистывая что-то бодрое, спустился на первый этаж, постоял в раздумье и вышел из дома. Сел на белую скамейку и стал смотреть на море, вечное, неизменное, существовавшее вне времени. Вспоминал корабль, на котором "плыл", корабль, сожженный таинственным белым лучом. Неужели в самом деле атланты? Антаркты? Сколько народов и стран числятся до сих пор без вести пропавшими или вовсе не значатся ни в каких списках? Да, сюрпризы нам гарантированы, но - самые разнообразные, вот ведь что...

Зашуршал песок. Голубцов присел рядом.

- Думаете об... этом? - он кивнул в сторону дома. - Что ж, это только начало...

- Вы здесь давно?

- Вторую неделю. Успел многое обдумать. Почему неизведанное всегда выглядит так обыденно? Никаких небесных знамений, откровение в грозе и буре. Незаметно и скромно мы с вами стали свидетелями эпохальнейшего события - и что же? Полагается что-то чувствовать, какой-то щемящий трепет - но нет, ничего. Может быть, все дело в масштабах, а они настолько грандиозны, что сознание не в состоянии соответственно отреагировать - так, как оно отзывалось на новенький диплом, первые успехи, взгляд любимой женщины?

- Возможно, - сказал Снерг.

- Знаете, Станислав, я почему-то ощущаю себя сейчас адвокатом дьявола. Знакомо вам такое понятие?

- Признаться, не помню.

- Когда церковники решали вопрос о канонизации будущего нового святого, один из них скрупулезно рассматривал недостатки кандидата, порочащие моменты, препятствующие обстоятельства. Адвокат Дьявола. Вот и я... Случившееся, естественно, не поставит историю с ног на голову и не опровергнет фундаментальные законы, но уточнение частностей, расширение знаний, прояснение темных мест будет иметь и теневые стороны. Рухнут чьи-то концепции, теории, потеряют значение или вовсе окажутся ошибочными чьи-то работы. Я уже сейчас могу назвать как минимум десяток моих коллег, чье будущее... Чем дальше в глубь веков, тем больше неудобств, потому что, чем дальше назад, тем фрагментарнее наши знания...

- Но зато, если эффектом научатся управлять, история станет даже более точной наукой, чем математика. Александрийская библиотека, библиотека Ивана Грозного, неизвестные трагедии Эврипида - содержание всех не дошедших до нас книг, рукописей, документов откладывалось в чьей-то памяти, кто-то их читал. И встречи, разговоры, собрания, после которых не оставалось записей.

- Все правильно, - сказал Голубцов. - Плюсы многократно превосходят минусы. И все же, чисто по-человечески рассуждая, - найдутся и обиженные, недовольные.

- Я об этом уже подумал, - сказал Снерг. - Допустим, что человеку предоставляется возможность ознакомиться с жизнью огромного количества своих предков. Каково-то узнать - не теоретически допуская, а увидеть своими глазами - что среди них были и мерзавцы, палачи? Увидеть их за работой? В длинном ряду наших предков масса не-ангелов. Чисто психологическая проблема. Нет, с ума никто не сойдет и веру в человечество не потеряет, но настроение надолго испортится... Пусть у немногих - все равно.

- Мне кажется, вы преувеличиваете, - сказал Голубцов. - Мы и так знаем, что не все наши предки были праведниками с белоснежными крыльями. Но предков у нас так много, и так удалены во времени многие грешники, что сон останется сном...

- Вы правы, - сказал Снерг. - Я просто перебираю нюансы. Мне ведь, как и вам, впервые предстоит обсуждать проблему, непосредственно затрагивающую интересы всего человечества. Вдобавок сам к ней вплотную причастен...

Глава 5

ГОСТИ И РАССТАВАНИЯ

Ровно в девять видеофон залился протяжной трелью. Панарин вскочил, с закрытыми глазами проделал несколько гимнастических упражнений, больно ударился коленом об угол стола и проснулся окончательно, оказавшись посреди солнечного утра. Короткий сон великолепно освежил, словно он спал не три часа, а тринадцать. "Каратыгин!" - вспомнил он с маху и сразу поскучнел.

- Доброго ранку, - сказал Гуго (он две недели назад женился на молодой специалистке из Киева). - Ну, проснулся, командор?

- Проснулся, - сказал Панарин. - Запрос о Снерге послал?

- Ага. Станислав Снерг. Последние три недели находился в Мехико. То есть код для сообщений он заявил в Мехико, а вообще-то странствовал по джунглям. Снимал там. Вчера вечером вылетел из Мехико в Красноярск, но сигнала "дома" на красноярской квартире не оставил.

- Ничего, - сказал Панарин. - Знаю я, где его в таком случае искать. Спасибо.

Он отключил видеофон и отправился в кухню. Рассеянно соорудил трехэтажный бутерброд, откусил огромный кусок и попытался вычислить, где могла поселиться Ирена. Узнать это через справочную было бы полуминутным делом, но элемент неизвестности - так гораздо интереснее.

Тоненько запел сигнал у входной двери. Панарин поспешил туда.

На площадке стояла очаровательная блондинка в легком белом комбинезоне и смотрела с такой светской невозмутимостью, будто и не видела, что хозяин босой и растрепанный, а рот у него набит. Начни он суетиться, получилось бы и вовсе смешно, а он не любил выглядеть смешным, перед женщинами особенно. Сообразив это, Панарин медленно прожевал, убедился, что не поперхнется и сказал:

- Здравствуйте.

- Здравствуйте, - сказала девушка. - Разрешите войти?

- Конечно, - сказал Панарин, отступил, схватил с полочки гребешок и причесался за спиной гостьи, закрывая дверь, - проходите, садитесь, минуту, я сейчас...

Когда он вернулся, незнакомка уютно и непринужденно устроилась в его любимом кресле, словно бывала в этой комнате не раз. Плоскую сумочку, которую Панарин впопыхах не заметил, она положила на столик рядом с собой.

- Я вас оторвала от завтрака? - спросила она. - Продолжайте, я подожду.

- Ничего, я успею, - сказал Панарин, усаживаясь напротив. Мимоходом зацепив взглядом сумочку, он увидел на обращенной к нему стороне синий глазок, пульсирующий и словно бы бездонный. - Вы из Глобовидения?

- Знакомы с нашей аппаратурой? - подняла она брови отрепетированным жестом легкого изумления.

- У меня есть знакомые в Глобовидении, и я немного разбираюсь в вашей аппаратуре.

- И кто же?

- Станислав Снерг.

- Ах, Стах, патрон тайн... понятно. Как вас зовут, я знаю. Я - Марина Банишевская.

- Прекрасно, - сказал Панарин. - Я только вчера жаловался, что нас совершенно забыли асы Глобовидения.

- Это комплимент?

- Нет, просто я серьезно отношусь к стерео и знаю, что вы известны не менее чем Снерг или Грандоцци.

- Господи... - она рассмеялась. - Разве можно так обращаться с женщиной? Вы должны были подтвердить, что это - полновесный комплимент, что могу быть только асом, сразу, мол, видно.

- Но ведь вы пришли ко мне не как женщина?

- А вам бы этого больше хотелось?

- Ну... - сказал Панарин.

- Вот я вас, наконец, и смутила. А то вы упорно не смущались, у меня даже спортивный азарт появился. Смутила? Или дело в другом - вы привыкли, что женщина должна соблюдать определенные правила игры? Ну-ка, признайтесь.

Панарин взглянул в ее темные глаза. И не нашелся, что ответить.

- Так признаетесь?

- Да, - сказал Панарин, - наверное, это подсознательное. Мы отчетливо сознаем, что женщины равноправны, но в нас сотни лет культивировались стандарты относительно правил игры.

- Ну вот. А нам надоело сотни лет робко опускать глаза, понимаете ли. Вы очень мило смущаетесь.

- Это понятно, - сказал Панарин, - мы ведь все тут анахореты в какой-то мере.

- Теперь вы пытаетесь смутить меня откровенностью?

- Может быть. Открытость - тоже вид нападения.

- И не боитесь чересчур открыться?

- Нет, - сказал Панарин. - На мой провинцальный взгляд, мужчинам это не вредит, только жещине тайна придает очарование.

- Намекаете, что потупленные глаза мне все же больше пойдут?

- Всего лишь делюсь мыслями, - он взглянул на часы. - Простите, Марина...

- Да-да, - она чутко уловила момент и перестроилась. - Торопитесь? Ждете Каратыгина, надо полагать? А он уже здесь, прилетел на "Малабаре". Я с ним вместе прилетела час назад.

- Вот оно что...

- Ну да, "Малабар" шел вне расписания, и места на нем были. Но кто отказал бы мне, даже не будь мест?

- Будете здесь снимать?

- Буду, - сказала Марина. - И должна сразу предупредить - фильм я буду снимать, глядя с той же точки зрения, что и Каратыгин.

- А я-то, дурак, обрадовался... - сказал Панарин.

- И я сразу потеряла половину очарования? Вот видите, мы достигли идеального состояния равноправия - вы видите во мне не женщину, а противника ваших начинаний. Наступили идеальные условия для работы, мы видим друг в друге лишь деловых партнеров.

- С Каратыгиным у вас тоже чисто деловое партнерство?

Она стала еще красивее, побледнев от гнева. Потом встала. Панарин тоже поднялся, нарочито лениво, и они стояли, меряя друг друга взглядами, - Марина кипела, Панарин философски ожидал пощечины. Особенно он себя не корил за вырвавшуюся шпильку - он никогда не был хамом, но последние неудачи порой провоцировали такие вот срывы, в общем-то, происходившие от злости и бессилия.