формах не только у различных лиц. Иногда все его проявления можно было
наблюдать в быстрой смене у одного и того же. Человек, который минуту тому
назад упорно молчал и казался подавленным и утратившим способность
соображать, вдруг начинал танцевать и кривляться как клоун. Еще минута - ион
рвал на себе волосы или раздирал свое платье и топтал его ногами как
сумасшедший. Немного спустя он начинал плакать, ему становилось дурно, он
терял сознание и, если б его оставить без помощи, через несколько минут он
наверное был бы уже трупом. И так было не с двумя, не с десятью или
двадцатью, а с большинством, и, сколько помню, наш доктор был принужден
пустить кровь, по крайней мере, тридцати спасенным.
странное дело - как раз старик то и вел себя всего хуже. Едва вступил на
палубу и почувствовав себя в безопасности, он упал, как подкошенный, без
малейших признаков жизни. Наш врач сейчас же принял надлежащие меры, и один
только из всех находившихся на корабле не считал его уже мертвым. Напоследок
он открыл священнику жилу на руке, предварительно растерев руку докрасна и
хорошенько разогрев ее. После этого кровь, сначала лишь медленно сочившаяся
капля по капле, полилась сильнее. Минуты через три старик открыл глаза, а
через четверть часа он уже заговорил, и ему стало легче. Вскоре он
почувствовал себя совсем хорошо. Когда ему остановили кровь, он начал
расхаживать по палубе, заявляя, что он чувствует себя превосходно, выпил
глоток лекарства, данного ему врачом - словом, совершенно пришел в себя. Но
через четверть часа его спутники прибежали в каюту врача, который делал
кровопускание женщине, лишившейся чувств, и сообщили ему, что священник
буйствует. Повидимому, только теперь он сознал перемену своего положения и
пришел в исступление. Жизненные духи помчались в его крови так быстро, что
сосуды не могли выдержать. Кровь его разгорячилась, он впал в лихорадочное
состояние, и казалось, что место его в Бедламе. Врач не решился вторично
пустить кровь в таком состоянии и дал ему принять что то успокоительное и
усыпляющее.
утро он проснулся совершенно здоровым и разумным.
действительно служил примером того, как должен вести себя человек,
сохраняющий нравственное достоинство. Вступив на корабль, он упал ниц и,
распростершись, благодарил господа за свое избавление. Полагая, что он в
обмороке, я, к сожалению, - некстати подошел и помешал ему молиться. Но он
спокойно поблагодарил меня, сказал, что он благодарит бога за свое спасение,
попросил меня оставить его на несколько минут одного и прибавил, что, воздав
благодарность создателю, он сочтет долгом поблагодарить и меня.
оказал другим, чтобы они его не тревожили. Он пролежал, распростертый ниц,
после моего ухода минуты три или, может быть, несколько дольше, затем
подошел ко мне и серьезно и прочувствованно со слезами на глазах стал
благодарить меня за то, что я с божиею помощью спас жизнь ему и другим
несчастным. Я отвечал, что не могу посоветовать ему поблагодарить за свое
спасение прежде всего бога, так как видел, что он уже исполнил это; что же
касается меня, то я сделал только то, что предписывала разум и гуманность, и
что у нас столько же причин, как и у него, благодарите бога, которому угодно
было сделать нас орудием своего милосердия.
успокоить их, урезонивал, беседовал с ними и делал все, чтобы удержать в
границах рассудка. По отношению к некоторым это ему удалось, но другие на
время совершенно утратили самообладание.
тех, в чьи руки попадет моя книга, научит их управлять бурными проявлениями
своих страстей. Ведь если чрезмерная радость может настолько лишить человека
рассудка, то к чему же должны привести бурные вспышки гнева, злобы и
раздражения? В этот момент я понял, что действительно необходимо сдерживать
всякие страсти, - как радость и удовольствие, так и скорбь и раздражение.
дня были нам несколько неприятны. На ночь они удалились в отведенные им
помещения, и на другой день, когда большинство их выспалось хорошенько под
влиянием волнений и усталости, они казались совершенно другими людьми.
свою признательность за оказанную им услугу. У французов, как известно,
такие таланты - врожденные. Капитан их пришел ко мне с одним из священников
и выразил желание переговорить со мной и моим племянником, капитаном, чтобы
выяснить, что теперь делать. Они сказали нам, что так как мы спасли им
жизнь, то если они даже отдадут нам все, что у них есть, и того будет
слишком мало. Капитан заявил, что им удалось спасти от пламени и взять с
собой в лодки некоторую сумму денег и кой какие ценные вещи и что если мы
пожелаем, то они готовы предложить нам все это. Они желали бы только, чтобы
мы высадили их по дороге где нибудь в таком месте, откуда можно было бы
добраться до Франции.
подумать, как поступить с потерпевшими, но я был иного мнения: я знал, что
значит высадиться на берег в чужой стороне, и если б португальский капитан,
который подобрал меня в море, поступил со мной так же и взял с меня за
спасение все, что у меня было, мне пришлось бы умереть с голоду или
сделаться в Бразилии таким же невольником, каким я был в Берберии - с тою
только разницей, что я не был бы продан магометанину. Но португалец, как
господин, нисколько не лучше турка, а иной раз бывает и хуже.
беды, то ведь поступить так было нашей обязанностью; мы такие же люди и
желали бы себе того же, если бы очутились в такой же или иной крайности.
Следовательно, мы сделали только то, чего ожидали от них, если б мы
оказались в их положении, а они в нашем. Мы выручили их из опасности для
того, чтобы оказать им услугу, а не для того, чтобы ограбить их. По моему
мнению, было бы крайне жестоко взять от них то немногое, что им удалось
спасти от огня, а затем высадить их и оставить на берегу. Это значило бы
сначала спасти их, а потом самим же их погубить, спасти от потопления и
обречь на голодную смерть. Поэтому я не хотел брать от них ничего. Что
касается высадки их на берег, то я сказал им, что это очень затруднительно
для нас, так как наше судно идет в Ост-Индию. И хотя мы значительно
отклонились к западу от нашего курса - возможно, что провидение направило
нас сюда именно для их спасения, - мы все-таки не можем изменить ради них
наш маршрут. Мой племянник, капитан корабля, не может взять на себя
ответственность за такое отклонение от пути перед лицами, у которых корабль
был зафрахтован с письменным обязательством плыть через Бразилию, и все, что
я могу обещать - это избрать такое направление, при котором есть шансы
встретиться с судами, идущими из Вест-Индии, которые могли бы доставить их в
Англию или Францию.
оставалось только поблагодарить меня. Но они были очень опечалены - особенно
пассажиры - тем, что им придется ехать в Ост-Индию. Они высказали мнение,
что раз мы уже отклонились так далеко на запад, до встречи с ними, то я мог
бы, по крайней мере, итти тем же курсом к берегам Ньюфаундлэнда, где нам
может встретиться какой либо корабль или шлюпка, которые согласятся свезти
их обратно в Канаду, откуда они выехали.
расположен был согласиться. Я и сам думал, что везти всех этих бедняков в
Ост-Индию не только было бы непозволительной жестокостью, но и разбило бы
весь план нашего путешествия, так как они уничтожили бы всю нашу провизию.
Поэтому я думал, что за подобное отступление от намеченного курса,
безусловно вынужденное непредвиденными обстоятельствами, нас никто не осудит
и что его ни в каком случае нельзя считать нарушением договора. Ибо ни
законы божеские, ни законы природы не дозволяли нам отказаться принять к
себе на борт людей с двух лодок, очутившихся в таком отчаянном положении, И
мы не могли уклониться от обязанности высадить бедняков где либо на берег.
Поэтому я согласился отверти их в Ньюфаундлэнд, если ветер и погода позволят
это, а если нет, препроводить их на Мартинику в Вест-Индии.
как направление ветра долго не менялось, мы упустили несколько случаев
отправить потерпевших крушение во Францию. Мы встретили несколько судов,
шедших в Европу, в том числе два французских. Но они так долго боролись с
противным ветром, что не могли взять пассажиров из опасения, что им не
хватит провизии ни для них самих, ни для пассажиров. Поэтому мы должны были
везти наших пассажиров все дальше и дальше. Приблизительно через неделю мы
подошли к отмелям Ньюфаундлэнда, где высадили французов на барку, которую
они подрядили доставить их на берег, а затем отвезти их во Францию, если им
удастся запастись провизией. Когда французы стали высаживаться, молодой
священник, о котором я говорил, услыхав, что мы едем в Ост-Индию, попросил
нас взять его с собой и высадить на берегу Короманделя. Я согласился, так
как чрезвычайно полюбил этого человека и, как видно будет впоследствии, не
ошибся в нем. Сверх того, на нашем корабле осталось четверо французских
матросов, оказавшихся весьма дельными малыми.
югу и юго-востоку, иногда с слабым попутным ветром, иногда же и совсем без
ветра, когда нам снова представился случай оказать помощь людям,
находившимся почти в столь же печальном положении, как и пассажиры
сгоревшего французского корабля.
широты, держа курс на юго-юго-восток, мы заметили парус. Скоро мы
разглядели, что это большое судно и что оно направляется к нам. Сначала мы
не могли сообразить, что ему нужно, но, когда оно подошло ближе, мы увидели,
что оно потеряло грот-мачту, фок-мачту и бушприт. В знак того, что оно
находится в бедственном положении, оно сделало пушечный выстрел. Погода была
хорошая, ветер дул с северо-северо-запада, и скоро нам удалось вступить в
переговоры.
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Корнев Павел
Белогорский Евгений
Сертаков Виталий
Березин Федор