акционеров. Этот джентльмен, убежденный, что серебряные копи без серебра
встречаются столь же редко, как следствие без причины, докопался до
благородного металла, руководствуясь логикой вещей. Это пришлось Литлмору
как нельзя более кстати и положило начало богатству, которое не раз
ускользало от него за все эти безрадостные годы, проведенные в самых
суровых местах, и которого человек, не столь уж упорно стремящийся к цели,
пожалуй, и не заслужил. С дамой, поселившейся сейчас в отеле "Мерис", он
познакомился еще до того, как добился успеха. Теперь ему принадлежал самый
большой пай в копях, которые, вопреки всем предсказаниям, продолжали
давать серебро и позволили ему купить в числе прочего ранчо в Монтане куда
более внушительных размеров, чем несколько акров сухой земли в
окрестностях Сан-Диего. Ранчо и копи рождают чувство надежности, и
сознание, что ему не нужно слишком пристально следить за источниками
своего дохода (обязанность, способная испортить все для человека такого
склада, как Литлмор) еще более способствовало обычной невозмутимости
нашего джентльмена. И нельзя сказать, что невозмутимость эта не
подвергалась испытаниям. Приведем хотя бы один - самый наглядный - пример:
года за три до того, как мы с ним познакомились, он потерял жену, прожив с
ней всего лишь год. Ему было сорок, когда он встретил и полюбил
двадцатитрехлетнюю девушку, которая, подобно ему, искала путей устроить
счастливо дальнейшую судьбу. Она оставила ему маленькую дочь, которую он
вверил заботам единственной своей сестры, владелицы английского сквайра и
унылого поместья в Хэмпшире. Дама эта, по имени миссис Долфин, пленила
своего сквайра во время его вояжа по Соединенным Штатам, предпринятого с
целью осмотра всех достопримечательностей этой страны. Из всего, что он
там увидел, наиболее примечательным, по его словам, оказались хорошенькие
девушки больших городов, и года два спустя он вернулся в Нью-Йорк, чтобы
жениться на мисс Литлмор, не растратившей, в отличие от брата, своей доли
наследства. Ее золовка, выйдя замуж много позднее и приехав по этому
случаю в Европу, где, как она тешила себя надеждой, были непогрешимые
врачи, умерла в Лондоне через неделю после рождения дочери, а бедный
Литлмор, хотя и отказался временно от родительских прав и обязанностей,
оставался в этих обманувших его чаяния краях, чтобы быть поближе к
хэмпширской детской. Он был весьма видный мужчина, особенно с тех пор как
поседел. Высокий, сильный, с хорошей фигурой и скверной осанкой, он
производил впечатление человека одаренного, но ленивого; ему обычно
приписывали большой вес в обществе, о чем он даже не подозревал. Взгляд у
него был спокойный и проницательный, улыбка, медленно и не очень ярко
освещавшая лицо, привлекала своей искренностью. Основным его делом было
теперь ничегонеделание, и он довел это занятие до высокого совершенства.
Эта способность Литлмора вызывала жгучую зависть у Руперта Уотервила,
который был на десять лет его моложе и слишком отягощен честолюбивыми
помыслами и заботами - не очень тяжелыми порознь, но составлявшими вкупе
ощутимое бремя, - чтобы спокойно ждать, когда его осенит. Уотервил полагал
это большим талантом и надеялся когда-нибудь тоже им овладеть; это
помогало обрести независимость, не нуждаться ни в ком, кроме самого себя.
Литлмор мог молча и неподвижно просидеть весь вечер, покуривая сигару и
разглядывая ногти. Поскольку все знали, что он славный малый, к тому же
сам нажил себе состояние, никто не приписывал такое его скучное
времяпрепровождение глупости или угрюмости. Это говорило скорее о большом
жизненном опыте, о таком запасе воспоминаний, что перебирать их в памяти
хватит до конца дней. Уотервил чувствовал, что если с пользой употребить
ближайшие годы, быть начеку и ничего не упустить, то он накопит
достаточный опыт и, возможно, лет в сорок пять у него тоже достанет
времени разглядывать свои ногти. Ему представлялось, что так погружаться в
созерцание - не буквально, разумеется, а символически - может только
светский человек. Ему представлялось также - возможно, без достаточных на
то оснований, ибо он не ведал, каково на этот счет мнение государственного
департамента, - что сам он вступил на дипломатическую стезю. Он был
младшим из двух секретарей, наличие которых делает personnel [личный
состав (фр.)] американской миссии в Лондоне столь многочисленным, и в
настоящее время проводил в Париже свой ежегодный отпуск. Дипломату
пристало быть непроницаемым, и, хотя в целом Уотервил вовсе не брал
Литлмора за образец - можно было найти куда лучшие образцы в американском
дипломатическом корпусе в Лондоне, - он полагал, что выглядит достаточно
непроницаемо, когда вечерами в Париже в ответ на вопрос, чем бы он
предпочел заняться, отвечал: ничем, и просиживал весь вечер перед "Гран
кафе" на бульваре Мадлен (он был очень привержен в кофе), заказывая одну
за другой demi-tasses [полчашечки (фр.)]. Литлмор даже в театр ходил
редко, и описанное нами посещение Комеди Франсез было предпринято по
настоянию Уотервила. За несколько вечеров до того тот смотрел "Le
Demi-Monde" ["Полусвет" (фр.)], и ему сказали, что в "L'Aventuriere" он
увидит обстоятельную трактовку того же сюжета - как воздают по заслугам
женщинам, которые любыми средствами готовы втереться в почтенную семью. Он
счел, что в обоих случаях дамы заслужили свою участь, но предпочел бы,
чтобы поборникам чести не приходилось так много лгать. Они с Литлмором
были в хороших, дружеских, хотя и не очень близких отношениях и много
времени проводили вместе. На этот раз Литлмор не сожалел, что пошел в
театр, ибо его весьма заинтриговала новая ипостась Нэнси Бек.
2
чем достаточно, и не обо всех из них стоит упоминать. Когда он наконец
собрался, то застал миссис Хедуэй дома и не удивился, увидев в гостиной
сэра Артура Димейна. Что-то неуловимое в атмосфере свидетельствовало о
том, что визит этого джентльмена сильно затянулся. Литлмор предполагал,
что при данных обстоятельствах тот поспешит откланяться - ведь хозяйка,
должно быть, осведомила его о давней и близкой дружбе, связывающей ее с
Литлмором. Возможно, у баронета есть на нее определенные права - судя по
его виду, это именно так, - но чем они определеннее, тем скорее он может
позволить себе проявить деликатность и временно отказаться от них. Так
раздумывал Литлмор, в то время как сэр Артур сидел, не сводя с него глаз и
ничем не выказывая желания отбыть. Миссис Хедуэй была сама любезность -
она и всегда держалась так, словно знает вас тысячу лет, - горячее, чем
того требовал случай, попеняла ему за то, что он не собрался раньше ее
навестить, но и самые ее укоры тоже были проявлением любезности. При
дневном свете миссис Хедуэй выглядела несколько поблекшей, но выражение ее
лица было не подвластно времени. Она занимала лучшие апартаменты в отеле
и, судя по роскоши обстановки и туалетов, была чрезвычайно богата; в
передней, за дверью, сидел ее фактотум (*6); она, несомненно, умела жить.
Миссис Хедуэй попыталась вовлечь сэра Артура в общий разговор, но тот,
хотя упорно продолжал сидеть, вовлекаться не пожелал и лишь улыбался, не
говоря ни слова, - ему было явно не по себе. Поэтому беседа их носила
светский характер - качество, в прежние дни меньше всего присущее беседам
миссис Хедуэй с ее друзьями. Англичанин глядел на Литлмора странным
упорным взглядом, что тот, посмеявшись про себя, сперва приписал
обыкновенной ревности.
к молодому человеку миссис Хедуэй минут через пятнадцать.
знаю худшее, на что он способен, - она послала свою прелестную улыбку
вслед уходящему гостю и неожиданно добавила: - Я хочу поговорить с ним о
прошлом.
останавливаясь на пороге.
английский манер, - объяснила она, как всегда, исчерпывающе и кратко,
когда баронет, заявив, что вечером он в любом случае придет, закрыл за
собой дверь.
вопрос не прозвучал слишком дерзко.
странные; боюсь, они не очень умны. Он никогда не слышал, чтобы женщины...
- миссис Хедуэй не договорила, и Литлмор заполнил паузу смехом.
свете есть много такого, о чем они не слышали. Все равно англичане мне
нравятся - во всяком случае, он. Он настоящий джентльмен - вы понимаете,
что я хочу сказать? Только он слишком засиживается у меня, и с ним немного
скучно. Я очень рада для разнообразия видеть вас.
единственным джентльменом; надеюсь, вы им и остались. Поэтому я
поздоровалась с вами в театре. Я ведь могла сделать вид, что знать вас не
знаю.
что бы такое придумать. Он часами сидит в передней; привычки мои просты, и
ему нечего делать. Прямо беда, нет у меня никакого воображения.
Березин Федор
Сертаков Виталий
Маккефри Энн
Березин Федор
Шилова Юлия
Зыков Виталий