и если у него потребность властвовать. Нашелся и еще источник раздоров. У
госпожи Риго, к несчастью, были несколько вульгарные манеры. Я попытался
улучшить их, давая ей наставления по части хорошего тона; она (опять-таки не
без поддержки со стороны родственников) обижалась на это. Мы стали
ссориться, а родственники госпожи Риго распускали всякие сплетни и клевету,
преувеличивая наши нелады и делая их предметом соседских пересудов. Стали
говорить, будто я жестоко обращаюсь с госпожой Риго. А между тем самое
большее, что могли видеть, это как я разок-другой ударю ее по лицу. К тому
же рука у меня легкая, и если мне когда-либо и случалось поучить госпожу
Риго таким образом, то это скорей была шутка.
усмешка, искривившая при этих словах его губы, родственники злосчастной
госпожи Риго имели все основания предпочитать, чтобы он поучал ее не в
шутку, а всерьез.
мои природные свойства. Если бы родственники госпожи Риго пошли против меня
в открытую, я бы знал, как мне с ними быть. Но они, понимая это, плели свои
интриги тайно и лишь способствовали тому, что столкновения между мною и
госпожой Риго все учащались и усиливались. Даже когда мне требовалась
небольшая сумма денег на мои личные расходы, я не мог получить ее без
столкновения - и это я, чье природное свойство - властвовать! Однажды
вечером мы с госпожой Риго, как добрые друзья, или еще лучше сказать, как
влюбленная парочка, гуляли по обрыву над самым морем. Какой-то злой дух
подстрекнул госпожу Риго завести речь о своих родственниках. Я стал укорять
ее, доказывая, что добрая и любящая жена не должна поддаваться коварным
наущениям родственников, имеющим целью посеять в ней вражду к мужу. Госпожа
Риго возражала; я тоже возражал. Госпожа Риго рассердилась; я тоже
рассердился и наговорил лишнего. Я это признаю. Откровенность - мое
природное свойство. И вот госпожа Риго в припадке ярости (никогда не прощу
себе, что довел ее до этого) набросилась на меня с дикими воплями - их-то,
должно быть, и слышали проходившие по дороге, - стала рвать мне волосы,
царапать руки, изодрала мое платье, истоптала всю землю кругом, а в конце
концов прыгнула с обрыва и насмерть разбилась о прибрежные скалы. Вот те
события, которые людская злоба извратила, представив дело так, будто я
старался принудить госпожу Риго отказаться от своих имущественных прав в мою
пользу и, не добившись успеха, - убил ее.
листья, взял два или три листка и, стоя спиной к свету, стал вытирать ими
руки.
скажешь?
одной рукой за стену, чистил свой нож о подошву башмака.
извинение и должно было означать: "Что вы, помилуйте!"
движением забросил край плаща на плечо. - Пусть выносят самый худший
приговор!
низко наклонив голову и засовывая нож за кушак.
узника принялись расхаживать по камере взад и вперед и пути их всякий раз
скрещивались на середине. Несколько раз господин Риго, казалось, вот-вот
готов был остановиться, желая то ли сообщить еще что-то о своем деле, то ли
просто отвести душу злобным восклицанием; но синьор Кавалетто, не поднимая
глаз, рысцой трусил дальше, и господин Риго волей-неволей продолжал свою
прогулку, так и не раскрыв рта.
прислушаться. Донесся разноголосый говор, топот шагов. Потом хлопнула дверь,
шаги и голоса стали приближаться, и по лестнице, тяжело ступая, поднялся
тюремщик в сопровождении небольшого отряда солдат.
руке. - Прошу вас, выходите.
на столько частей, что потом и не соберешь. Внизу теснится толпа горожан,
господин Риго, и она настроена не слишком дружелюбно.
Минуту спустя отворилась низенькая дверь в углу камеры и тюремщик показался
на пороге.
было бы обозначить бледность, разлившуюся по лицу господина Риго. И среди
всех выражений, свойственных человеческим чертам, не найти ничего похожего
на выражение этого лица в миг, когда, казалось, в каждой крохотной его жилке
бился страх, сжимавший сердце. Говорят обычно: "Бледен, как мертвец,
страшен, как мертвец", но сравнение это неверно, ибо нет и не может быть
сходства между завершенной борьбой и отчаянным напряжением решающей схватки.
заключению, крепко стиснул ее в зубах; потом надел шляпу с мягкими, низко
свисающими полями, снова перебросил через плечо край плаща и вышел в дверь,
даже не оглянувшись на синьора Кавалетто. Впрочем, и тому было сейчас не до
него; все внимание маленького итальянца сосредоточилось на одном: как бы
подойти поближе к двери и выглянуть наружу. Точно зверь, подкравшийся к
отворенной дверце клетки, за которой - свобода, он жадно вглядывался в
темноту узкой галереи, куда выходила дверь камеры, пока эта дверь не
захлопнулась перед ним.
руке и дымящейся сигарой во рту. Он коротко приказал своим солдатам
построиться вокруг господина Риго, с невозмутимым хладнокровием занял место
во главе отряда, скомандовал "Марш!" - и процессия под бряцанье оружия
тронулась вниз по лестнице. Хлопнула дверь - повернулся ключ в замке - и от
ворвавшейся было в тюрьму струи непривычного воздуха и света остался лишь
медленно таявший синеватый дымок офицерской сигары.
которого раздразнили, взобрался на подоконник, чтобы не упустить ничего из
церемонии отбытия. Он все еще стоял, сжимая решетку руками, как вдруг до его
слуха донесся громкий шум - крики, брань, вопли, угрозы, проклятия сливались
в сплошной яростный гул, похожий на рев бури.
беспокойстве еще более похожий на дикого зверя в клетке; потом он снова
вскочил на окно, вцепился в решетку и стал трясти ее обеими руками, снова
спрыгнул и заметался из угла в угол, снова вскочил на окно и прислушался, и
так он не мог найти себе покоя до тех пор, пока шум не замер в отдалении. А
сколько узников с душой куда более благородной вот так же исходят тоской в
неволе, и никто не задумывается об этом, даже любимые ими существа далеки от
истины; а великие мира сего, те, что обрекли их на заточение, в это время
гарцуют в лучах солнца под приветственные клики толпы; когда же пробьет их
смертный час, спокойно отходят в вечность на собственной постели,
напутствуемые восхвалениями и пышными речами; и учтивая история, более
раболепная, чем любой клеврет, услужливо бальзамирует трупы!
любое место для проверки своей способности засыпать когда вздумается, лег на
скамью, подложив под голову скрещенные руки, закрыл глаза и через мгновение
уже спал. В своей беспечности, в своей покладистости, в своем добродушии, в
коротких вспышках гнева, в том, как легко приходил к нему сон, в том, как
легко он довольствовался черствым хлебом и жестким ложем, в быстрой смене
горя и веселья - во всем этом он был истинным сыном своей родины.
угасло; в ореоле алых, зеленых, золотистых лучей закатилось солнце; звезды
высыпали на небе, а на земле, подражая им, засияли светлячки, - так добрые
дела, совершаемые людьми, служат лишь жалким подобием высшего добра; на
пыльные дороги и на бескрайнюю равнину лег покой; глубокая тишина воцарилась
над морем, и даже волны не шептались о том далеком дне, когда им придется
возвращать своих мертвых.
ГЛАВА II - Дорожные спутники
о том, чтобы их было слышно.
гулять по свету самая возмутительная бунтовская песня * из всех, когда-либо
сочиненных на Земле. Который просто не мог бы существовать без этих своих
аллон-маршон - все равно куда, хоть к победе, хоть к смерти, хоть к черту,
на худой конец.
перегнулся через парапет и обвел Марсель взглядом, исполненным величайшего
Василенко Иван
Лукин Евгений
Максимов Альберт
Махров Алексей
Шилова Юлия
Перумов Ник