себе, я увидела в большой коробке - угадай-ка что? Никогда не угадаешь!
Великолепную куклу с полным бельевым набором и тремя платьями - белым
шелковым, пунцовым атласным и зеленым парчовым, - все это для куклы! Я была
обижена, Габриэль. Таковы подарки моего мужа! Он обходился со мной, как с
маленькой девчонкой!.. Кстати, кукле всего больше идет пунцовое платье.
Башмачки ее тоже очаровательны, но это неприличный подарок, потому что не
ребенок же я больше, в самом деле!
уступил место печали. - Вы настоящий ребенок. Я не сержусь на вас: ведь вам
всего лишь двенадцать лет. Сердиться на вас было бы просто несправедливо и
глупо. Я вижу только, что совершил нелепую ошибку, привязавшись так пылко и
глубоко к юному и легкомысленному существу... Однако повторяю: я на вас не в
обиде. Но будь вы сильнее, найди вы в себе силу воли, чтоб воспротивиться
несправедливому приказу, сумей вы добиться хотя бы небольшой отсрочки,
Диана, мы были бы счастливы, потому что вновь обрели своих родителей, а они,
по-видимому, знатного рода. Я тоже, Диана, собирался посвятить вас в большую
тайну; лишь сегодня она открылась мне. Но теперь это излишне. Я опоздал... Я
предвижу, что всю жизнь буду вспоминать вас, Диана, и что моя юношеская
любовь будет всегда гореть в моем сердце. Вы же, Диана, в блеске двора, в
шуме празднеств быстро потеряете из виду того, кто так любил вас в дни вашей
безвестности.
здесь, когда ты можешь поддержать мое мужество и помочь мне, хочешь, я
откажусь ехать с ними и не поддамся ни на какие просьбы, ни на какие
уговоры, а навсегда останусь с тобой?
принадлежишь другому. Мы должны покорствовать своему долгу и своей судьбе.
Каждый из нас пойдет своей дорогой: ты - ко двору и к его утехам, а я - в
стан бойцов. Только бы дал мне бог когда-нибудь свидеться с тобой!
Диана, со слезами на глазах обнимая юношу.
госпожа Левистон.
Габриэль! - произнес он, заметив молодого графа. - Я поехал в Монтгомери
повидаться с вами, но встретил карету госпожи Левистон, и мне пришлось
вернуться.
моему мужу, что ему не терпится увидеть вас и чтобы я ускорила наш отъезд.
Мы отправимся в путь через час, если вам угодно.
одетая в дорожный костюм. У госпожи Левистон, следовавшей за нею, как тень,
она попросила позволения в последний раз пройтись по саду, где провела в
играх двенадцать таких беззаботных и таких счастливых лет. Габриэль и
Ангерран пошли следом за нею. Диана остановилась перед кустом белых роз,
посаженных ею и Габриэлем в прошлом году, сорвала две розы, одну приколола к
своему платью, другую протянула Габриэлю. Юноша почувствовал, как в этот миг
в его руку скользнул конвертик. Он быстро спрятал его. Потом, распрощавшись
с аллеями, рощами, цветами, Диана наконец подошла к карете и пожала руки
слугам и поселянам, которые все знали и любили ее. Бедная девочка не могла
выговорить ни слова, она только дружески кивала головой провожающим. Затем
поцеловала Ангеррана и Габриэля, нимало не смущаясь присутствием госпожи
Левистон. К ней даже вернулся голос, когда на последние слова ее друга:
"Прощай!" - она возразила: "Нет, до свидания!"
детскому лицу, спросила госпожу Левистон:
красивых пепельных волос, которые он так любил целовать.
представился герцогу Франциску де Гизу [Франциск де Гиз, герцог Лотарингский
(1519-1563) - французский полководец] под именем виконта д'Эксмес.
III. В ЛАГЕРЕ
свою палатку, - да, сегодня вечером, двадцать четвертого апреля тысяча
пятьсот пятьдесят седьмого года, вернувшись на неаполитанскую территорию и
овладев Кампли, мы приступаем к осаде Чивителлы. Первого мая, взяв
Чивителлу, мы раскинем лагерь перед Аквилой. Десятого мая мы будем в Арпино,
а двадцатого - в Капуе, где заночуем, подобно Ганнибалу. Первого июня,
господа, я намерен дать вам возможность увидеть Неаполь, если будет угодно
господу богу [В 1494-1559 годах короли Франции вели войны с Испанией за
обладание Италией (так называемые Итальянские войны). Во время войны Генриха
II с германским императором и королем Испании Карлом V в 1552-1556 годах
французы захватили Мец, Туль и Верден (ныне эти города находятся на
северо-востоке Франции), и герцог Гиз успешно оборонял Мец, в 1552 году
осажденный Карлом V; главное сражение произошло при Ренти в 1554 году, но не
принесло победы ни одной из сторон. В войне Генриха II с королем Испании
Филиппом II в 1556-1559 годах военные действия начались в Италии. Герцог де
Гиз действовал неудачно, и после вторжения испанских войск в Северную
Францию его армия была отозвана из Италии].
его святейшество после всех посулов помочь нам своими солдатами до сих пор
предоставляет нас самим себе, а наша армия едва ли настолько сильна, чтобы
так углубляться в чужую страну.
Франциск, - он слишком заинтересован в успехе нашего оружия... Какая
прекрасная ночь, господа! Прозрачна и светла... Господин маркиз д'Эльбеф, -
продолжал он, - что слышно про обозы с провиантом и снарядами из Асколи,
обещанные нам? Надеюсь, сюда-то они наконец прибудут?
увы!..
конце концов, мы еще не совсем обнищали. Взятие Кампли несколько пополнило
наши запасы, и, если бы я через час заглянул в шатер каждого из вас, уверен,
я увидел бы хороший ужин на столе. Идите же лакомиться, господа, я не
задерживаю вас. Завтра на рассвете я приглашу вас, и мы сообща обсудим, с
какого боку надгрызать этот сладкий пирог, Чивителлу. А до тех пор вы
свободны, господа. Хорошего вам аппетита и покойной ночи!
за последним из них опустился и Франциск де Гиз остался один, его
мужественное лицо сразу обмякло и приняло озабоченное выражение. Усевшись за
стол и обхватив голову руками, он прошептал в тревоге:
всего лишь полководцем Генриха Второго и ограничиться возвращением Милана и
освобождением Сиены? Вот я в этом Неаполитанском королевстве, на престол
которого влекли меня мои мечты. Да, я здесь, но без союзников, почти без
провианта, а все старшие офицеры армии, в первую очередь мой брат, - люди
пассивные, ограниченные... И самое страшное - что они начинают поддаваться
унынию...
обернулся, разгневавшись на дерзкого нарушителя, но, увидев его, не только
не прикрикнул, а протянул ему руку.
только потому, что слишком мало хлеба и слишком много врагов, - сказал
герцог. - Недаром вы последним вышли из Меца и первым вошли в Валенцу и в
Кампли! Но с чем вы пришли? Есть новости?
привез письмо, как мне кажется, от вашего достославного брата, монсеньера
кардинала Лотарингского. Ввести его сюда?
принесите сами.
которого красовался герб Лотарингского дома.
Только черты лица его стали тверже, решительнее. Было видно, что теперь он
сам знает себе цену. В остальном же он остался прежним: все тот же чистый и
спокойный лоб, тот же прямой и честный взгляд и, скажем заранее, то же юное,
полное порывистой мечты сердце. Впрочем, и шел-то ему ведь только двадцать
пятый год.
великодушен и широк, душа его уже успела разочароваться во многом, чего еще
не изведал Габриэль; от несбывшихся желаний, угасших страстей, бесплодных
битв глаза у него впали, волосы на висках поредели. Он прекрасно видел
рыцарский и верный характер Габриэля, и потому-то неодолимая симпатия
невольно влекла опытного мужа к доверчивому молодому человеку.
его, сказал:
известный, пал под стенами Валенцы; мой брат герцог Омальский - всего лишь
храбрый, но неспособный солдат; мне нужна правая рука, нужен помощник,
которому бы я мог довериться, Габриэль. И вот с того дня, как вы явились ко
мне в Париж - кажется, лет пять или шесть назад, - я имел возможность
убедиться, что вы наделены незаурядным умом и, что еще лучше, преданным
Русанов Владислав
Маккефри Энн
Андреев Николай
Никитин Юрий
Флинт Эрик
Орловский Гай Юлий