Когда Лакайль удалился, унося в своем мешке морковь, она сказала Флорану:
есть на рынке; иной раз ждет последнего удара колокола, чтобы купить
товару на четыре су... Ох уж эти парижане! Поднимут свару из-за двух
медяков, а потом оставят последнюю одежонку в кабаке.
и пренебрежение, она рассуждала о Париже, как о каком-то далеком,
совершенно нелепом и достойном презрения городе, где она соглашалась
бывать только ночью.
подле Флорана на овощи соседки.
ушел, Флоран заметил упавшую на землю морковку. Он ее подобрал и зажал в
правом кулаке. За его спиной пряно пахли связки сельдерея, груды петрушки.
Он задыхался.
тротуаре, ведь он даже не сдвинулся с места. Она снова предложила свою
помощь; но он и на этот раз отказался с какой-то ожесточенной гордостью.
Он даже поднялся и стоял перед ней, чтобы доказать, что он еще совсем
молодцом. А едва она отвернулась, он сунул морковку в рот. Но ему пришлось
потерпеть немножко, как исступленно ни хотелось вонзить в нее зубы; г-жа
Франсуа снова глядела ему в лицо, продолжала расспрашивать с присущим ей
добрым любопытством. Флоран только мотал головой в ответ. Затем
потихоньку, медленно он сжевал свою морковку.
сказал:
тонким носом и небольшими ясными глазами. Его черная фетровая шляпа
порыжела, потеряла форму, а наглухо застегнутое широченное пальто, некогда
светло-коричневое, теперь полиняло от дождей, оставивших на нем широкие
зеленоватые полосы. Чуть-чуть сутулясь, подрагивая от какого-то, должно
быть привычного ему, внутреннего беспокойства, он крепко стоял на земле в
своих грубых шнурованных ботинках; из-под слишком коротких брюк виднелись
синие носки.
ведь я ждала вас в понедельник; а когда вы не приехали, я убрала ваш
холст, повесила у себя в комнате.
мой этюд... В понедельник я не мог... А что, на большой сливе листья еще
не опали?
будет там неплохо выглядеть, слева от курятника. Я всю неделю над этим
думал... Ого! И хороши же овощи нынче утром! Я вышел из дому спозаранку:
так и знал, что на восходе солнца эти канальские овощи будут
восхитительны.
не освоился в вашем окаянном Париже. Вы, может, дадите ему кое-какие
полезные сведения.
с интересом поглядывал на него; это удлиненное лицо, тонкое и подвижное,
показалось ему оригинальным. Рекомендации г-жи Франсуа было для него
достаточно; и с непринужденностью фланера, привыкшего к случайным
встречам, он спокойно сказал Флорану:
минуты его приезда у него готов был сорваться вопрос. Теперь он отважился
и спросил, боясь услышать, неблагоприятный ответ:
Парижа, эта самая улица! Она кружит, словно балерина, а дома там пузатые,
как беременная женщина... Я сделал с нее неплохой офорт. Когда будете у
меня, покажу... Туда вы и направляетесь?
существует, заверил его, будто и не думал идти туда, будто ему не нужно
никуда идти. Настойчивость Клода вновь пробудила его недоверие.
она колоритна ночью! Идемте, это в двух шагах отсюда.
шагая через корзины и овощи. На тротуарах улицы Рамбюто высились огромные
кучи цветной капусты, сложенные с поразительной аккуратностью наподобие
пирамид из пушечных ядер. Белая, нежная плоть кочанов, окруженная толстыми
зелеными листьями, напоминала распустившуюся огромную розу, а груды их -
букеты новобрачной, которыми уставили колоссальные жардиньерки. Клод
остановился, ахнув от восхищения.
описывать каждый дом. На углу горел лишь один газовый фонарь. Осевшие и
разбухшие дома выпятили свои навесы и были "пузатыми, как беременная
женщина", по выражению художника; коньки их крыш завалились назад, и
домишки словно поддерживали друг дружку плечом. Зато три-четыре других
дома, тонувшие в ямах мрака, казалось, вот-вот уткнутся носом в землю.
Газовый фонарь выхватил один из них, ослепительно белый, заново
оштукатуренный, похожий на старуху с немощным и дряблым телом, набеленную
и накрашенную, как молодая красотка. Дальше неровная вереница домов
постепенно уходила в глубокую тьму, изборожденная трещинами, вся в зеленых
потеках от дождя, являя собой такую беспорядочную смесь красок и поз, что
Клод хохотал от всей души. Флоран остановился на углу улицы Мондетур
против предпоследнего дома слева. Еще спали три его этажа с окнами без
ставен, с маленькими белыми шторками, плотно задернутыми изнутри; наверху,
за занавесками узкого оконца под самым коньком крыши, мелькал свет. Но
особенное волнение Флорана явно вызвала лавка под навесом. Ее как раз
открывали. Она принадлежала торговцу вареными овощами; внутри блестели
котлы, на прилавке в глиняных мисочках красовались выложенные горками
тертый шпинат и цикорий с воткнутыми маленькими совками, от которых
виднелись лишь белые металлические ручки. Изумленный этим зрелищем, Флоран
замер как пригвожденный; должно быть, он не узнавал лавку; он был
подавлен, прочитав на красной вывеске фамилию владельца: Годбеф. Опустив
руки, Флоран уставился на пюре из шпината с таким видом, словно произошло
величайшее несчастье.
старушки; она поглядела на небо, на рынок, вдаль.
на нее глаза.
Меюдены зашевелились: на третьем этаже свет.
полинялом пальто внушал какое-то беспокойство; так и не промолвив ни
слова, он пошел вслед за Клодом, который стал рассказывать ему о сестрах
Меюден. Они рыбницы; старшая - роскошная женщина; младшая торгует
пресноводной рыбой, и когда стоит, такая золотоволосая, среди своих карпов
и угрей, смахивает на одну из мадонн Мурильо. Мало-помалу он в сердцах
договорился до того, что Мурильо не писал, а "валял дурака". Потом вдруг,
остановившись посреди улицы, воскликнул:
погребка, стоявшего на углу; окликнул Клода. Клод зашел внутрь, потащив за
собой и Флорана. Ставни там были открыты только с одной стороны. В еще
сонном ночном воздухе зала горела газовая лампа; на столах валялись
карточки вчерашнего меню, какая-то тряпка, и к теплому, затхлому запаху
вина примешивалось свежее дуновение ветерка из распахнутой настежь двери.
Хозяин заведения, Лебигр, в одном жилете, со спутанной круглой бородкой,
обслуживал посетителей; его полное, с правильными чертами лицо было
бледным и заспанным. Мужчины, собравшись по двое, по трое, выпивали у
стойки; они кашляли, отплевывались, глаза у них еще слипались, и они
разгоняли сон белым вином и водкой. Флоран узнал среди них Лакайля; уже
сейчас, в эту рань, его мешок был набит овощами. Он выпивал по третьей со
своим товарищем, обстоятельно рассказывавшим, как он покупал корзину с
картофелем. Осушив свою рюмку, Лакайль пошел потолковать с Лебигром в
маленькую застекленную комнатку в глубине погребка, где свет не горел.
грузчик - красивый юноша лет двадцати двух, самое большее, без бороды, но
с маленькими усиками, молодцевато носивший свою запачканную мелом
широкополую шляпу и наспинник из грубой ковровой ткани, лямки которого
перекрещивались на его синей блузе. Клод называл его по имени -
Александром, хлопал по плечу, спрашивал, когда они с ним съездят в
Шарантонно. И оба стали вспоминать о совместной большой прогулке в лодке
по Марне, о том, как они вечером поужинали кроликом.
газовый прибор, пылавший розовыми и голубыми язычками пламени, где
Бажанов Олег
Пехов Алексей
Суворов Виктор
Маккарти Кормак
Самойлова Елена
Перумов Ник