Чтение 4–й страницы книги ~Танцы втроем~

- Вряд ли. Сейчас мы, родители, почти ничего не знаем о жизни своих
детей.

- Ладно. Сержант, вы знаете место, о котором говорит гражданин
Силин?

- А как же. Вечно там костер до небес, петардами балуются, бутылки
бьют. В неделю по три привода в детскую комнату.

- Хорошо. Сходите туда и, если Ани, Ани Силиной, запомните, там
нет, то расспросите ребят и поделикатнее. А то знаю я вас.

- Слушаюсь.

- Разыщите обязательно, сержант.

***

6 мая, 14.12

Силину я в целом верил. Может ли такой балбес быть замешанным в
убийстве? Правильно, товарищи. Не может.

Поэтому показания его дочери были мне, по большому счету, до
лампочки. Сержанта я отправил за ней лишь затем, чтобы он, во-первых,
как следует проветрился - после встречи с Мариной Рубиной я бы,
признаться, и сам не отказался бы от двух недель в Сочи - а, во-вторых,
мне было просто необходимо поговорить с Силиным наедине. Тогда он
будет поспокойнее и, надеюсь, пособраннее, поскольку явно принадлежит к
той породе людей, на которых милицейская форма действует абсолютно
деморализующе.

Я сижу на квартире у гражданина Силина, пью с ним бледный чай,
смотрю как он нервно вертит в руках коробок спичек.

- Вы были знакомы со своей соседкой?

- Что?

Испуг и недоумение в глазах.

- Пожалуйста, соберитесь и не волнуйтесь. Все в порядке.

- Хорошо. Да нет, я, собственно, не волнуюсь. Просто, видите ли,
все это так неожиданно. Сидишь дома, как в этом анекдоте, знаете,
никого не трогаешь... - он попытался улыбнуться.

- Да, знаю, знаю, - я, в свою очередь, улыбнулся широко и
ободряюще, что далось мне с большим трудом. Перед глазами стояло,
точнее, лежало тело с напрочь развороченной головой. - Так вы были
знакомы со своей соседкой? Это не допрос, просто от ваших ответов
зависит успех моей работы.

- Да нет, куда там - знаком. Я здесь двадцать лет живу, а толком
никого не знаю.

- Но вы пересекались с ней в подъезде, в лифте, на автобусной
остановке?

- На остановке? Что вы! Она была не из тех, кто ездит в нашем, гхм,
общественном транспорте.

Я неторопливо прихлебнул чаю и так же неторопливо вернул чашку на
блюдце. Я будто бы снова почувствовал запах пороха - запах смерти,
быстрой и легкой, пятьсот метров в секунду, одиннадцать грамм.

- Вы сказали "была". По вашему мнению, с ней что-либо случилось?

- Простите, но это ведь вы, кажется, сказали, "была". Знаком ли я с
ней. Был. Полагаю, что, будь с ней все в порядке, вы бы так не
говорили.

Вот так да. Не такой уж он и балбес. Впрочем, я сам хорош, ох
хорош. Совсем обалдел - ни черта за собой не слежу. Но все-таки
странно, с виду он такой рассеянный - и тут на тебе.

При плохой игре остается надеяться на хорошую мину. Я резко
посмотрел ему в глаза и несколько секунд пристально вглядывался в их
неглубокую голубизну.

- Глупо, гражданин Силин. Очень глупо. Ну позвонили, ну совершенно
честно рассказали нам об убийстве, а теперь чего-то испугались.
Расскажите лучше все, как есть. Следствие разберется.

Силин долгое время не отводил взгляда. Похоже, он был крепче, чем
показался в начале знакомства. Но через несколько секунд я понял, что
он просто на грани обморока. Наконец Силин выдавил:

- Убийство? Вы сказали - убийство? Ее убили? Кто?

- В этом-то весь вопрос, - ответил я, расслабляясь.

Либо он блестящий актер - а таких мало даже среди профессионалов -
либо, как я и думал, персона, затесавшаяся в это дело по чужой воле.
Чтобы дать Силину время привести себя в чувство, я встал, наполнил
свежий чайник и поставил его на плиту.

- Может, вы есть хотите? Там в холодильнике котлеты и борщ, - ни с
того, ни с сего спохватился Силин.

- Хочу, - с готовностью согласился я.

Есть я не хотел. Но как еще сбросить шкуру официальности, особенно
после этой грубой уловки с прямым давлением? Таким, как Силин, главное
- показать, что следователи тоже люди, которые любят поесть, не
исключено - выпить, у которых свои дети и свои домашние проблемы. Для
этого у меня даже есть особое обручальное кольцо, которое я иногда
одеваю то так, то этак, в зависимости от того, с кем предстоит
разговаривать.

А пообщаться с Силиным получше было необходимо.

Он не мог не знать что-нибудь важное.

***

6 мая, 14.27

Поев на удивление вкусных котлет (в чужих домах особенно плохо, с
моей точки зрения, делают котлеты), и понемногу оттаяв после всего
происшедшего, я продолжал:

- Вот вы сказали, Дмитрий Евгеньевич, что видели Рубину обычно либо
саму, либо, как вы выразились, с гибким молодым человеком, который,
скорее всего, ее муж. Очень вас прошу, постарайтесь все-таки
припомнить, не появлялась ли она с кем-нибудь еще?

- Видите ли... Простите, не могу ли узнать ваше имя-отчество?
Все-таки очень неудобно быть в разговоре на абстрактное "вы".

- Владимир Андреевич.

- Спасибо, очень приятно. Так вот, Владимир Андреевич, я редко
обращаю внимание на посторонних. Не скрою, конечно, что эта женщина
привлекала к себе мое повышенное внимание - знаете, манера держаться,
осанка, спокойный властный взгляд и при этом полнейшее отсутствие
какого бы то ни было хамства, высокомерия, этого нашего нуворишества.
Но мой, если можно выразиться, образ жизни таков, что я редко как-либо
соотношусь (он так и сказал - "соотношусь") с соседями и, разумеется, я
не знаю о ней ничего конкретного. Могу лишь сказать, что с балкона я
часто видел у подъезда нашего дома разные иномарки, в которых я ничего
не смыслю. Пару раз из какой-то открытой элегантной машины выходила
девушка, которую я запомнил из-за необычного цвета волос...
иссиня-черного, что ли... очень эксцентричный цвет...

- А скажите, Дмитрий Евгеньевич, из чего вы заключили, что Рубина
была лишена высокомерия, хамства и, как вы выразились, нуворишества?

- Из чего? Ну, видите ли, две недели назад, вечером, она заходила к
нам за аспирином.

- Очень интересно. У нее не было своего аспирина?

- По-видимому, нет. Она очень мило и виновато улыбалась, жаловалась
на мигрень и вообще произвела на меня очень приятное впечатление.

- Вы с ней еще общались?

- Нет, как-то не доводилось.

В этот момент вернулся сержант. Он привел вызывающего вида
акселератку, которая, надо полагать, и была дочерью Силина. Вместе с
ним ввалились горбоносый пожилой человек в белом халате и наш эксперт
Аваладзе.

Перездоровавшись со всеми, я отослал горбоносого (оказавшегося
врачом скорой помощи) и Аваладзе в квартиру, строго-настрого приказав
сержанту немедленно изыскать понятых, а сам, строго зыркнув на Силина,
спросил:

- Вы позволите поговорить с вашей дочерью наедине?

- Да-да, пожалуйста. Аня, товарищ следователь хочет задать тебе
пару вопросов.

- Вот именно, - сказал я.

- Вот еще, - фыркнула Аня. - Да хоть миллион. Идемте.

Она провела меня в свою комнату, в которой, разумеется, почетное
место занимали цветные постеры каких-то мрачных бородатых мужиков с
гитарами и Маши Распутиной, а также какое-то дешевое тайваньское
звуковоспроизводящее устройство, похожее на футуристический бред
Беляева.

- Скажи, ты была дома между половиной двенадцатого и половиной
первого?

- А что? - Вызывающе бросила юная Силина.

- Господи, ты еще скажи "не лепи лажу, начальник".

Аня улыбнулась. Я продолжал:

- Понимаешь, тебя лично никто ни в чем не собирается обвинять. Да
и вообще я здесь не как страшный представитель карающих органов, а
просто как усталый человек, которого выдернули из собственной квартиры
и послали на тяжелую и скучную работу. И знать-то я хочу самую малость:
звонил ли твой отец куда-нибудь по телефону около половины первого.

- Не звонил, - быстро ответила Аня.

- Ты уверена? Ты над с ним со свечкой стояла, что ли?

Аня прыснула со смеху.

- Да нет вообще-то. Просто не звонил и все.