и утонул.
подходит ко мне Герман Николаевич, мой старый капитан. Подает руку, вот так:
"Здоров, Кутузов Валентин. Ты кто?" - "Я боцман ваш". - "Будешь, говорит, за
пароход умирать". И раз! - бегут эти, с лопатами... А я думаю: "Ну, хорошо,
пускай я, а как же моя Лида, мой сынок Андрюшенька?.."
Шаров, уходя на палубу, мог оставить без дела и его самого. Это было
нежелательно боцману сегодня, в великий день покраски. Глядя с нежностью на
своего любимца, которого очень ценил как заместителя и будущего преемника,
Кутузов его успокоил:
фразеологическое сочетание, позаимствованное им у американских моряков. Оно
означало нечто вроде: "Поскольку-постольку".
сейчас какой дракон? Старик... Помнишь, Леха, того дракона с "Вали Котика"?
Только ушли в плавание, а он взял и умер. Пришлось из-за него из рейса
вернуться. А спасателю как возвращаться? У него один час стоит тысячу
рублей! На спасателях здоровые боцманы работать должны... Я прошлый раз мог
на "Агат" перейти, когда он в Азию шел. Да с боцманом не сладили. Я ему
говорю: "Буду принимать твое хозяйство по акту, до последней рукавицы". А
он: "А-а, тогда останусь". А куда он денется? - закончил Кутузов, довольный
своей принципиальностью.
4
старшина.
был малый лет тридцати, рыжий, обсыпанный веснушками, с васильковыми, прямо
девчоночьими глазами, которые казались ненастоящими на его грубоватом лице.
Порывисто потянувшись к пепельнице, он вопреки ожиданию взял ее не резким, а
каким-то округленно-плавным движением своей большой полной руки и,
старательно погасив окурок, поставил пепельницу на место. На "Кристалле"
старшина имел прозвище Молотобоец - из-за своей физической силы. И хотя он
не играл ею, как Юрка, но было видно, что он силен. Когда он лежал наверху,
прогнув койку, то казался излишне тяжел, даже грузен. Но как только слез на
пол, это ощущение пропало. Сложен он был отлично, несмотря на свой не очень
высокий рост. И во всем его белом, ладном, без видимой мускулатуры теле, в
плавных движениях рук, напоминавших волнообразные действия морского
животного, была какая-то особая природная грациозность, вызывавшая мысль о
несовместимости его с остальными. Если Ковшеваров и Ильин были, в сущности,
люди, научившиеся глубоко нырять, то старшина как бы и не был вовсе
человеком. Притом ощущение, что он не такой, как все, возникло из ничего.
Ничего он не делал особенного, но само его присутствие действовало как
неизвестно что.
несерьезной улыбочкой посматривая по сторонам, все в каюте как-то притихли,
сразу потускнев перед ним. И по лицам водолазов, стоявших едва ли не по
стойке "смирно", было видно, что все, что происходило до этого, не
существенно. А существенно лишь то, что старшина проснулся и что он,
проснувшись, предпримет. Эта подчиненность в них, необычная на гражданском
корабле, объяснялась тем, что они, глубоководники, находились на особом
учете и, по сути, считались военными людьми. Даже боцман Кутузов, ревниво
воспринимавший чужую власть, переменился при старшине, взяв свойственный ему
в таких случаях, но, правда, ничего не значивший подхалимский тон.
среде плавающими томатами:
могу: мне давай сразу полбанки.
должен был сладить с Суденко насчет людей. При подводных спусках матросы
переходили па обслуживание станции, и тут все зависело от водолазов: они
из-за любого пустяка могли спуски отменить. К ним государство относилось
исключительно: четыре часа был весь их рабочий день. Но его могло и не быть
из-за волн, тумана, ветра. Мешала и вода, которая обычно текла не туда. Эти
люди могли спать при зарплате, они все могли. А деньги получали такие, какие
матросам не снились. Ненавидя в них это преимущество, о котором не мог и
мечтать, Трощилов страстно желал, чтоб они воспользовались им и на этот раз.
Он видел: Ильину и Ковшеварову все равно, что есть пароход, что его нет.
Только они ничего не решали. Решал у них один, вот этот. Ильин спросил у
него, будут они работать или нет. Старшина услышал и не мог промолчать.
зацепить:
его настроением, которое все никак не могло установиться в нем, несмотря на
улыбочку, почти не сходившую с лица. Этот старшина Трощилова страшил, как и
тот пароход, за которым они пришли. Если Ковшеваров порой говорил не своим
голосом, а Кутузов умел притворяться, то старшина скользил в своем
поведении, как уж, но изменялся так внезапно, что воспринимался как другой
человек. Присматриваясь к нему, матрос вспомнил случай, который произошел
недавно на осмотре парохода. Ильин, подкладывавший взрывчатку под винт (они
сбивали взрывом поврежденную лопасть), при подъеме зацепил концом
детонаторы. Уже хотели включать взрывную машину, но тут старшина все увидел
и мимоходом, как нечто пустяковое, сбросил взрыватели у Юрки со спины. Но
лицо у него при этом сделалось такое, что Ильин даже не заикнулся, чтоб его
поблагодарить.
иллюминатор. Потом разогнулся, слегка нахмурясь.
белесых ресниц. - Ребята не знают, а ты должен знать.
Пустые могилы, с фамилиями.
местным рыбаком познакомиться.
Говорит: утонешь, а потом из-за тебя кто-нибудь глаза выцарапает.
сказано ни слова, лицо у него стало такое, что Трощилов почувствовал: поиск
неизбежен. Кутузов тоже понял это. Все как-то в настроении переменилось. И
тут ни с того ни с сего в разговор втесался повар Дюдькин.
Государственный флаг СССР.
повара свои недобрые глаза: - Ты до каких пор будешь нас голодом морить?
я вас шашлыками закормлю.
"р", - возвратиться из плавания в родной порт.
подтолкнув старшину к действию.
ножиком. Вид у него был такой, что Трощилов боялся смотреть. Старшина,
застегивая меховую куртку, сказал ему: