местечко эта низина. Там темнеет так быстро, что и выбраться не успеешь. И
заметь, овцы там никогда не пьют, хоть твой дед и повырубил орешник.
крапивы, а глаза - два проблеска голубизны в лабиринте морщин и складок.
Он родился в другом столетии еще до самолетов, или автомобилей, или двух
мировых войн - до того, как Ирландия раскололась на две части. Когда Пирс
[Пирс Патрик Генри (1879-1916) - ирландский поэт и политический лидер,
один из руководителей Дублинского восстания в 1916 году; был казнен]
поднимался по ступенькам дублинского главпочтамта, он и его товарищи
ежились в окопах под весенним дождем.
только чуток не такие, а потому птицы их чураются, а людям там не по себе.
Подобных мест полно по всей стране, то есть было полно, когда я пешком под
стол ходил. - Его голос отодвинул это в неизмеримую даль. В другой век.
чувствуешь время от времени, если день подходящий. В сумерках или на
рассвете. А если посидеть там подольше, так и можешь увидеть кое-что.
Самым уголком глаза. Фей, Майк. Народец холмов.
быть не могли.
булькнула будто сама.
рассмеялся.
покраснел, но старик протянул руку. - Погоди-ка минутку, - он откашлялся и
сплюнул что-то полутвердое в лютики. - Господи! Нет, Майк, я над тобой не
смеюсь. Вот послушай, я расскажу тебе историю... Да послушай же! - Майкл
обиженно привстал. Муллан ухватил его за локоть и снова усадил во
взметнувшееся облачко пыльцы лютиков.
письменами на лезвии, только он их прочесть не сумел.
совсем ни при чем.
траве, прямо сверху, и что за ним из-за деревьев у воды подсматривали
какие-то. Уже стемнело, и он точно знал, что они там, и хотел пойти
посмотреть. Думал, браконьеры или Кэмпбеллы молодые - от них всего ждать
можно, - но что-то его будто удержало. С ним был Демон, тогда еще совсем
щенок, так он ворчал, рычал и прямо дрожал весь. Шагу к деревьям
отказывался ступить, даже когда Пат его ногой пнул и отругал на все корки.
А потом дедушка твой хватает старый меч и говорит, пропади оно все
пропадом. И бегом домой, понимаешь Майк? Бегом! А пес бежит за ним и
скулит. Что ты об этом думаешь?
станет рассказывать, как напугался теней, точно несмышленыш? - Муллан
торжествующе ухмыльнулся и убедительно взмахнул трубкой. Пепел рассыпался
по воздуху.
скажу. Если б я в твои годы да сказал бы кому из старших такое, ухо у меня
сразу бы вспухло. - На секунду лицо Муллана стало почти яростным, и
мелькнул молодой солдат, который выпрыгнул из окопа в атаку в давно
прошедшее июльское утро.
старику про лисьи морды у реки, но решил, что тот и слушать не станет.
Значит, его тайна так тайной и останется.
Да, больше, чем ты успеешь палкой потыкать. Слушай старших, глядишь, и
научишься чему-ничему. А я пойду. Смотри, не балуйся.
"Путь далек до Типперери" и волоча за собой шлейф дыма.
ярко, в тени деревьев царил сумрак. Он нерешительно остановился над
обрывчиком, глядя туда, где река плескалась и что-то бормотала самой себе.
Пеньки орешника торчали из палой листвы точно ограненные камни. Он
задумался... Что, если?
рассказывала Роза? Что, если там есть волки, и медведи, и тролли, и злые
колдуньи... и феи тоже? Но не такие, которые живут в цветах. Что, если они
большие, молчаливые, злорадные, почти как гоблины? У них есть свое
гоблинское царство, с замками и рудниками. И рыцари в латах с мечами, и
женщины с длинными волосами в башнях. Что, если все это есть на самом
деле, взаправду?
воспоминание. О том, что случилось давным-давно в другом месте... или,
быть может, еще только должно случиться.
поднимался пар, резко пахнущий потом. Майкл и Котт спешились, мышцы их
собственных ног подрагивали словно от сочувствия.
волосы. Майкл кивнул. Он так устал, что ему было почти все равно. Страх
гнал их долго и далеко, но даже его притупило утомление.
ночь.
диск в небе оставался еще широким и серебряным. Достаточно, чтобы
взбодрить погоню. Достаточно, чтобы охотиться. Скоро лес превратится в
лабиринт светотени - серебряных лунных лучей и мрака.
потниками. Сегодня их не требуется привязывать - они никуда не уйдут.
кровоточил в снежные облака. Мрак ему тоже надоел. Две трети суток занимал
мрак.
корней накопились кучи сухих листьев. Там, где сплетения ветвей редели, на
земле лежал снег. Земля была холодной - глина под перегноем высасывала
тепло. Им нужен костер - и защитник и податель бодрости.
превращалась в помеху. Искра за искрой падали на трут, чуть дымились и
гасли. Наконец одна затлела. Он нагнул лицо к самой земле и с бесконечной
осторожностью начал дуть, пока не разгорелся огонек, хрупкий, как цветок,
танцуя на листьях и сухих веточках. Выстилка птичьих гнезд служила
отличным трутом, если была давней, а гнездо хорошо укрыто.
тонкие прутики, подкармливал его. А когда он выпрямился, и в спине что-то
хрустнуло, его поразило, что уже почти воцарилась полная темнота.
душной затхлостью. Столько дождливых ночей, столько глины внизу!
Согревались они только теплом друг друга. Но, несмотря на такую близость,
уже много дней они не сливались в любви. Кто-то должен был сторожить,
чтобы - как три ночи назад - их обоих не разбудило пронзительное ржание
лошадей, и, приподнявшись, они увидели глаза за кругом света от костра,
услышали глухое рычание, почти напоминавшее речь. Они чуть не погибли.
уносятся вверх, будто только что выкованные звезды. Тепло ласкало его
исхлестанное ветром лицо, успокаивало ноющую боль в покрытых шрамами руках
и ногах.
Доброе красное вино из крохотных виноградников, которые люди сажали в лесу
у подножья холмов, почти не испорченное бурдюком. В амфоре оно было
чудесным. У них его осталось меньше кварты - есть о чем пожалеть. Когда он
вдыхал аромат вина, смрад сырых лесов исчезал из его ноздрей, и он думал о
светлых солнечных склонах, обремененных лозами, - о тех местах, которые не
видел ни разу в жизни, о каменных плитах, таких горячих, если к ним
прикоснуться! Он улыбнулся Котт, зная, что и она принадлежит лету и любит
тепло. Укутанная в плащи, она выглядела такой бледной и изможденной, что
он притянул ее к себе, ощутил ее тонкую, по-птичьи легкую фигуру. Полые
косточки, подумалось ему.
плечо. Он почувствовал, как она судорожно зевнула.