уборку?
инспекцию дома. Наверное, я хотел, чтобы женщины (двух я совершенно не знал)
не нашли ничего лишнего? К примеру, шелковых трусиков Джоанны, засунутых за
подушки дивана ("Что-то мы очень часто занимаемся этим на диване, Майк, -
как-то сказала она мне. - Ты заметил?"), или пустых банок из-под пива под
креслом на крыльце, а может, туалетную бумагу в унитазе, которую забыли
спустить в канализацию. По правде говоря, я не могу сказать, что именно я
искал. Помните, я же жил как во сне, и ясность мыслей обретал, лишь когда
дело касалось концовки романа (психопат-убийца завлек мою героиню на крышу
многоэтажки с твердым намерением столкнуть ее вниз) или изготовленного
фирмой "Норко" теста на беременность, который Джо купила в день смерти.
Ингалятор от насморка, сказала она. Рыбное филе на ужин, сказала она. И в ее
глазах я не заметил ничего такого, что заставило бы меня заглянуть в них
второй раз.
***
Джо. Она только-только умерла, но если в доме где-то и собирается пыль, так
это в Подкроватном королевстве. Светло-серый налет, который я увидел на
глянцевой обложке, достав книгу, напомнил мне о лице и руках лежащей в гробу
Джоанны... Джо в Подземном царстве. В гробу тоже пыльно? Скорее всего, нет,
но...
вновь пробраться мне в голову, словно белый медведь Толстого.
англоязычной литературе. Как и многие другие, мы влюбились в сладкозвучный
голос Шекспира и обожали цинизм горожан Тилбюри, который сумел донести до
нас Эдвин Арлингтон Робинсон <Робинсон Эдвин Арлингтон (1869 - 1935) -
американский поэт, лирика которого отличается психологической напряженностью
и поэтикой намека.>. Однако вместе нас свел не поэт и эссеист, а Сомерсет
Моэм, пожилой писатель-драматург с сердцем романтика и лицом, на котором
отчетливо читалось презрение к роду человеческому (хотя практически на всех
фотографиях между лицом и объективом вставала пелена сигаретного дыма).
Поэтому я не удивился, обнаружив под кроватью "Луну и грош". Роман этот я
прочел в юношестве, причем не один раз, а дважды, естественно, отождествляя
себя с Чарлзом Стриклен-дом (но в Южные моря я хотел отправиться, чтобы
писать книги, а не рисовать).
колоды. Открывая книгу, я вспомнил слова, сказанные ею за заре нашего
знакомства. Случилось это на семинаре "Английская литература 20-го
столетия", наверное, в 1980 году. Джоанна Арлен училась тогда на втором
курсе, я - на последнем, а на "Английскую литературу 20-го столетия" ходил
потому, что в тот последний для меня семестр у меня появилось свободное
время. "Через сто лет, - заявила она на семинаре, - литературных критиков
середины двадцатого века заклеймят позором за то, что они обласкали Лоренса
<Лоренс Дэйвид Герберт (188 5 - 1930) - английский писатель. В России более
известен другой его роман - "Любовник леди Чаттерли".> и пренебрегли
Моэмом". Слова эти вызвали доброжелательный смех (все студенты знали, что
"Женщины в любви" - одна из лучших книг, когда-либо написанных). Я не
засмеялся - влюбился.
узнал, что его жена уходит к Стрикленду, так назвал Моэм Поля Гогена.
Рассказчик (повествование ведется от первого лица) пытается поддержать
Струве. "Мой дорогой друг, ну что ты так печалишься. Она вернется..."
мне одному.
лишило Струве остатков самообладания. В слепой ярости, не осознавая, что
делает, он бросился на Стрикленда. Тот не ожидал нападения и пошатнулся, но
силы ему хватало, даже после тяжелой болезни, поэтому мгновением спустя
Струве, неожиданно для себя, оказался на полу. - Смешной вы человечишка, -
молвил Стрикленд".
что Стрикленд назвал исполненного праведным гневом Струве смешным
человечишкой. В этот момент истины, который мне не забыть никогда (как
можно? То были едва ли не худшие мгновения моей жизни), я понял, что это не
ошибка, которую можно исправить. И не кошмарный сон, от которого можно
пробудиться. Джоанна мертва.
в тот вечер я почувствовал, что плачет все мое тело, каждая его пора. Я
сидел на краю кровати, держа в руке карманное издание романа Сомерсета Моэма
"Луна и грош", и рыдал навзрыд. Потом я, конечно, понял, что ревел не без
причины. Несмотря на труп, который я опознал на цветном экране монитора с
высокой разрешающей способностью, несмотря на похороны и тенорок Пита
Бридлава, спевшего любимый псалом Джоанны, несмотря на короткую службу у
могилы и брошенную на гроб землю, я не верил в случившееся. А вот книжке
карманного формата, выпущенной издательством "Пенгуин", удалось преуспеть
там, где потерпел неудачу серый гроб, - она доказала, что Джоанна мертва.
как делают дети, когда им очень плохо. И мне тут же приснился кошмар. В нем
я проснулся, увидел, что книга "Луна и грош" по-прежнему лежит рядом со мной
на покрывале, и решил положить ее туда, где нашел, то есть под кровать. Вы
знаете, как перемешиваются во сне реальность и фантазии: логика в них, что
часы Дали, которые становятся такими податливыми: их можно развесить по
веткам, как половики.
окончательно и бесповоротно убрал указательный палец со строчки " - Смешной
вы человечишка, - молвил Стрикленд", перекатился на другую половину кровати,
опустил голову, перевесившись через край, с тем чтобы положить книгу именно
на то место, с которого я ее и поднял.
ласкала ей щеку, словно перышко. Рыжеватые волосы потеряли привычный блеск,
но глаза - черные, живые - злобно горели на бледном, как полотно, лице. А
когда она заговорила, я понял, что смерть лишила ее рассудка.
книгу, прежде чем я успел протянуть к ней руку. На мгновение наши пальцы
соприкоснулись. Ее были холоднее льда. Она раскрыла книгу (игральная карта
вывалилась) и положила ее себе на лицо. А когда Джо скрестила руки на груди
и застыла, я понял, что надето на ней то самое синее платье, в котором мы ее
похоронили. Она вышла из могилы, чтобы спрятаться под нашей кроватью.
пол. Спал я недолго, слезы еще не успели высохнуть, а веки щипало, такое
бывает после того, как поплачешь. Сон был очень уж яркий, поэтому я таки
заглянул под кровать, в полной уверенности, что она там и лежит, накрыв лицо
книгой, что она протянет руку, чтобы коснуться меня ледяными пальцами.
менее спать я улегся на диване в своем кабинете. И правильно сделал, потому
что в ту ночь кошмары меня не мучили. И мне удалось хорошо выспаться.
Глава 2
мне так и не довелось почувствовать на себе действие психологического
барьера, который вставал на пути многих писателей. По правде говоря, я так
долго не замечал его существования, что барьер этот, а речь идет о полной
утрате способности писать, укоренился и окреп, прежде чем я наконец понял,
что со мной происходит что-то необычное. Причина, думаю, в том, что я
искренне считал, будто такие катаклизмы возможны только с "литераторами",
которых обсуждали, разбирали по косточкам, а иногда и растирали в порошок в
"Нью-йоркском книжном обозрении".
друга. Я закончил черновой вариант моего первого романа "Быть вдвоем" вскоре
после того, как мы с Джоанной официально обручились (я надел на средний
палец ее левой руки кольцо с опалом, купленное в "Дайс джевеллерс" за сто
десять баксов.., для этого мне пришлось свести чуть ли не к нулю остальные
расходы.., но Джоанна пришла в восторг), а последний роман, "Вниз с самого
верха", закончил через месяц после ее смерти. Об убийце-психопате, который
обожал крыши высоких домов. Его опубликовали осенью 1995 года. После этого
публиковались и другие мои романы, парадокс, который я могу объяснить, но не
думаю, что в обозримом будущем в планах какого-либо издательства появится
новый роман Майка Нунэна. Теперь я знаю, что есть писательский
психологический барьер. Знаю лучше, чем мне хотелось бы.
***
за один вечер, уютно устроившись в любимом кресле, одетая лишь в трусики да
футболку с Мэновским черным медведем на груди. Она читала и пила холодный
чай, стакан за стаканом. Я ушел в гараж (тогда мы с еще одной семейной парой
арендовали дом в Бангоре, поскольку денег было в обрез.., с Джо мы еще не
поженились, но кольцо с опалом она с руки не снимала) и маялся в ожидании ее
вердикта. Начал даже собирать скворечник из купленного в магазине набора (в
инструкции говорилось, что собрать скворечник под силу ребенку) и чуть не
отрезал себе указательный палец левой руки. Каждые двадцать минут я
Корнев Павел
Шилова Юлия
Круз Андрей
Каргалов Вадим
Сертаков Виталий
Роллинс Джеймс