наматывая сто семьдесят миль под серым небом с красноватым отливом. А где-то
восточнее тоннеля Эйзенхауэра он свернул с шоссе, потому что дороги были
пустые и сухие, ураган уносился на юг, а изгороди и проклятый тоннель
заставляли его нервничать. Он слушал кассету с записью старого Бо Диддлея и
ни разу не включил радио, пока Камаро не начал скользить и замедлять ход.
Тут он начал понимать, что это не внезапный снегопад, а нечто более
серьезное. Может быть ураган и не сворачивал на юг совсем, может быть он
надвигался прямо на него и он со своим старым автомобилем оказался в
эпицентре беды.
чтобы остановиться в Кана и попросить пристанища, он поехал дальше. Он
вспомнил, как день становился уныло серым. Он вспомнил, как шампанское
начало выветриваться. Он вспомнил, как наклоняется вперед, чтобы достать
сигареты из бардачка, и в этот момент машину занесло в последний раз, он
попытался выровнять ее, но положение все больше осложнялось. Он вспомнил
сильный, глухой удар и... он полетел кувырком. Он-
ты будешь жить. Умирающие люди редко кричат, у них нет сил. Я знаю. Я
решила, что заставлю тебя жить. Итак, я взяла некоторые мои болеутоляющие и
заставила тебя принять их. Затем ты заснул. Когда ты проснулся и начал опять
кричать, я дала тебе еще дозу. Некоторое время у тебя был жар, но я сбила
температуру. Я дала тебе Кефлекс. Тебя пару раз разыскивали по местному
телефону, но сейчас с этим покончено. Я обещаю. - Она поднялась.
этого. Отлив кончился и расщепленные сваи стояли голыми, реально
зазубренные, и с этим ничего нельзя было поделать.
понравилось это выражение. Совсем не понравилось.
что она как-то неправильно понимала время.
вид, как незнание.
означают следы на твоих руках. - Она посмотрела на него глазами, которые
вдруг стали тусклыми и оценивающими.
надеюсь, ты всегда будешь помнить это.
трясясь одновременно. Из другой комнаты сначала доносились звуки Хоки и Хот
Липе, а затем записи бардов, транслируемые этой дикой и сумасшедшей
радиостанцией Цинциннати.
слушателям Колорадо, которые просто жаждали иметь хороший набор ножей Гинсу,
что владельцы предприятий были готовы помочь им в этом.
соседней комнате пробили восемь часов.
звякнул в стакане. Это был сводящий с ума звук. - "Ребенок Мизери". Я люблю
эту книгу... Она так же хороша, как и все остальные. Нет, лучше! Самая
лучшая!
ноги... очень больно...
улыбаясь, - и я полагаю, Джеффри и Ян станут снова друзьями со временем. Не
так ли?
делала это прежде. Всегда кажется так долго ждать появления новой книги.
ощупал себя там и убедился, что его таз был целым и невредимым, но он
чувствовал его искривленным и странным. Ниже колен, казалось, ничего не
осталось целым. Он не хотел смотреть туда. Он мог видеть искривленные,
грузные формы, очерченные постельным бельем, и это было достаточным.
держала капсулы. Капсулы в ее руке были морским приливом. Она была луной и
она вызывала прилив, который покрывал сваи. Она протянула свою руку с
капсулами к его рту, который немедленно широко открылся, но затем она
отдернула ее.
возражаешь, не правда ли?
Он решил, что да.
правой руке, которую теперь медленно поднимала и поворачивала. Капсулы упали
в левую руку. Она проследила глазами за ними. - Она называется "Скоростные
машины", а не "Мизери". Я знаю это.
было смешано с любовью. Это был материнский взгляд.
других!
ли?
колебались, а затем упали обратно в ее правую руку, немного позванивая.
гноящимися осколками разбитого стекла. - Нет... Он выдавил из себя нечто
похожее, как он надеялся, на улыбку. - Нет, конечно, нет.
разрешения, - сказала она. - Я слишком тебя уважаю. Я люблю тебя. Пол.
руки на покрывало. Пол рванулся к ней, но она была проворней. Он застонал,
но она не заметила этого. После захвата капсулы она снова стала
отсутствующей, рассеянно глядела в окно.
виду.
знаю. Ты моя поклонница номер один.
возражать, если я прочитаю рукопись в этой роли, не правда ли? Как твоя...
обожательница? Хотя я не так люблю твои другие книги, как "Мизери".
рукописи бумажных шляп, если тебе хочется, только... пожалуйста... я
умираю...
Читая твои книги, я поняла, что ты такой. Человек, который мог создать
Мизери Честейн, сначала
грязно желанные. Он сосал капсулы вместе с ними и торопился проглотить их
даже прежде, чем неловко поднес расплескивающийся стакан воды ко рту.
его глаза были крепко закрыты и слезы обжигали его.
его сердце. Пол не открыл глаза.
время из другой комнаты доносилось звучание телевизора, а затем оно
прекратилось. Иногда били часы и он старался сосчитать количество ударов, но
сбивался со счета.
нащупал и включил ее. Он посмотрел на свои руки и в складках локтей
обнаружил поблекшие, налагающиеся друг на друга оттенки красного и
коричневожелтого, отверстие, наполненное черной кровью в центре каждого
кровоподтека.
на краю смерти, в сердце зимы, был с женщиной, у которой не все в порядке с