Чтение 4–й страницы книги ~Один год в Израиле~

-- Все прыгаешь на ножницы?

-- И прыгаю.

-- А еще что?

-- Ставим караваны. Таскаю за сварщиком баллоны килограммов по
восемьдесят. Надо бы самому обучиться сварке.

-- Ну, караваны -- ладно. Но ножницы... Ведь к ним можно сделать
электропривод.

Володя усмехнулся, и я поняла, что ломлюсь в открытую дверь. Володя с его
головой изобретателя, Володя -- специалист по электронике и автоматике, мог
все и вся заставить работать от кнопки. Но, увы.

-- У хозяина есть только один электрический станочек -- для точной и тонкой
работы. Его включают очень редко, только в особых случаях. Электроэнергия
дорога.

Ясно, нынче самая дешевая в Израиле энергия -- это энергия олимовских
мускулов.

...В первый же день, что Володя начал работать в мастерской, раздался
телефонный звонок. Просили как раз Володю. Звонили из конторы, где
регистрируются олимы, жаждущие заработать. Я, конечно, не поторопилась
сказать, что Володя на работе -- просто вышел.

-- Передайте ему, -- сказал певучий женский голос, -- что ирия принимает
на временную работу, на месяц. Убирать город. Сколько ему лет?

Услышав ответ, обладательница певучего голоса сказала:

-- Я думаю, что для него это не самый плохой вариант. Надо быть завтра
возле ирии в половине седьмого утра.

Передавая содержание телефонного разговора, я попыталась пошутить:

-- Странно, о возрасте спросила, а об образовании -- нет. А вдруг у тебя
нет диплома?

Но Володя уже был при ножницах. Постоянно.

-- Почему бы не пойти папе? -- спросила Ирина.

-- Я и сам об этом подумал, -- сказал муж. -- Диплом у меня есть, даже два,
если спросят. А для моего возраста эта тем более не самый плохой вариант.

В первый же день муж пришел довольный, его взяли. Месяц при деле. В
команде, которую набрала ирия, в основном, и были люди немолодые --
единственный шанс заработать. Отличались возрастом только двое: парень лет
двадцати, студент, он решил подкопить денег к будущему учебному году, да
долговязый неуклюжий экономист из Риги, занимавший там немалый пост в каком-
то министерстве. Оба прилично знали иврит и были очень кстати в общении
начальства с безъязыкими олимами.

В первые дни команда подметала улицы. Каждый -- свою, площадь побольше --
двое. Так пришлось, что в это время был длинный мусульманский праздник, и
арабы, выполняющие в нашем городе эту работу, отдыхали. Так что олимам дали
тележки с ведрами и метлы -- вперед.

-- Где ты сегодня убирал? -- спрашиваю я вечером. Муж пытается на все
смотреть с иронией.

-- Сегодня в центре. Не знал, что делать, подметать под столиками или нет.

В центре нашего городка на небольшой площадке, где улица изгибается,
образуя уютный угол, как грибы на поляне, стоят столики под навесами. За
ними всегда полно народу. Старые громкоголосые евреи, компании молодых
парней и девушек -- все любят посидеть здесь за чашкой кофе, выпить по
стакану пива.

-- Ну -- и?

-- Решил: зачем людям мешать? Пусть спокойно пьют и жуют. Все равно все
бросают под стол.

В самом деле, наш городок не отличается чистотой.

В другой раз муж подметал возле банка, я проходила мимо и приметила его
взгляд на окурок, брошенный вышедшим из банка мужчиной на только что
подметенную площадку.

Слух о том, что "мой" нашел работу, мигом разнесся среди наших знакомых.

-- Поздравляю, -- сказала мне одна ульпановская одноклассница. Сказала
вроде с шутливым сочувствием, но я уловила и некоторую долю зависти. -- Ваш
муж стал академиком. В дворники берут только с высоким званием.

-- Что за чушь! Это только в Иерусалиме. А для нашего городка достаточно
быть просто научным работником.

Мы прожили вместе много лет, я знала мужа, он никогда не чурался никакой
грязной работы. Но тут ему было тяжко.

-- Хотел закурить, -- рассказывал он. -- Забыл спички. Смотрю -- выходит один
из машины с сигаретой. Я попросил прикурить, он не протянул мне горящую
сигарету, а стал хлопать себя по карманам, ища зажигалку. Не нашел, вернулся
в машину -- забыл зажигалку там. И дал прикурить.

-- Но может быть, это наоборот -- уважение. Не поленился вернуться, чтобы
взять зажигалку.

-- Ну конечно! Здесь очень уважают всех дворников. А к дворникам-олимам
относятся с особым почтением.

Закончился мусульманский праздник, арабы вернулись к своим метлам.
Несколько метел до конца месяца еще оставались свободными, желающие могли
продолжать уборку улиц. Остальным предложили косы и вилы -- убирать бурьян на
заросших городских пустырях. Муж выбрал косу. Он смолоду был спортивен и
любил поработать до пота. Здесь сходило с него много потов -- стоял необычно
знойный апрель. От зари до зари он махал косой, не удобной, не как русские
косы, а короткой и куцей, надо было сгибаться. Возвращался совсем без сил,
чтобы завтра подняться с солнцем. Но мы видели -- это легче, чем метла.

Одному из команды повезло, его приняли на постоянную работу -- убирать
улицы. Он и тогда не взялся за косу, остался при метле. Мы встречаем его на
городских улицах в щеголеватом синем рабочем комбинезоне, такой же кепочке.
Останавливаемся.

-- Зарабатываю неплохо, -- рассказывает он. -- Купили телевизор, смотрим
Союз. Хочешь? Я знаю человека, который может сделать приставку. Тоже будешь
смотреть. Всего полсотни.

-- Не собираешься уходить? Ты говорил, обещали место где-то на бойне. --
Наш собеседник -- ветеринарный врач.

-- Уходить нельзя. Мы еще спальню взяли в рассрочку.

В общем, он доволен. Какая разница, как зарабатывать на прожитье?

...Иногда меня охватывает отчаяние. Я смотрю на своих -- что их ждет?
Сколько ведер дерьма придется им выхлебать, прежде чем они смогут питаться
нормальным человеческим варевом? Прежде, чем они станут израильтянами.
Смогут просто работать и жить, и не будет необходимости непрерывного
самопреодоления и самоутверждения.

К концу года у Ирины и Володи появилась работа, не такая, как хотелось
бы, но все-таки похожая на работу по специальности. Они прошли через
множество "извините", "к сожалению", "оставьте ваш адрес", и, наконец, их
взяли на маленький заводик в Галилее, именно "взяли", а не

Приняли, потому что осталось ощущение, что ты в чьих-то руках, что судьба
твоя зависит от воли человеческой, а не божьей, и необходимость
самоутверждаться и преодолевать себя останется, наверное, надолго. Они
прожили немалую часть жизни и уже не юны, а приходится начинать с нуля. Надо
карабкаться. И кто знает, что будет. Иные срываются с крутизны...

В этом месте я перестаю думать. Мне страшно.

Меня утешает моя мужественная дочь:

-- Мы должны были уехать. Трудно, но мне нравится здесь жить. Я хочу здесь
жить.

В самом деле, как так получилось, что мы в одночасье поднялись и подались
в Израиль?

-- Это было предопределено свыше, -- сказал нам сын. Сказал с легкой
иронией над своими словами -- шутка ли всерьез говорить такое? Но при этом
отнюдь не исключалось, что дело обстояло именно так.

Перед нашим отъездом пришел к нам мой добрый старый друг, не еврей.
Встревоженный тем, что Саддам ввел войска в Кувейт, он сказал:

-- Ты понимаешь, что ты натворила? Там война. Но все еще можно остановить.
Все мои знакомые в Москве сдают билеты. Может, вы тоже сдадите? Что за
спешка?

Ничего уже нельзя было остановить. Это было, в самом деле, как
предопределение свыше.

-- Сдать билеты? Что вы... -- говорил Володя в своей обычной манере,
иронизируя и не улыбаясь. -- Мы торопимся к первой бомбе.

Мы успели. Успели к первой бомбе, вернее, к первому скаду. Но прежде, чем
мы услышали ужасный гул совсем рядом, у нас было несколько дней, полных
забот. Мы готовились к встрече снарядов.

Приемника у нас еще не было, мы питались слухами на улицах, в магазинах,
на базаре. Их приносила из ульпана Ирина, из школы Аля.

-- Надо получить противогазы. Каждому положен противогаз на случай, если в
снарядах будут химические боеголовки.

За противогазами надо было ехать в соседний городок, поэтому мы не
торопились. Все равно уже поздно. Мы опоздали. Наши взращенные на советской
ниве головы не могли представить, что противогаз достанется каждому. И
вообще -- смешно. Мы знаем, что такое противогазы, не раз тренировались на
учениях по гражданской обороне. Противогазы не надевались. Дюжему дяде могли
выдать снаряжение школьника, а ребенок в доставшийся ему противогаз мог
влезть с плечами. Фильтры, в основном, не работали.

Но с каждым днем тревога нарастала. В ясном небе собирались невидимые
глазу тучи. И когда до даты, объявленной в ультиматуме американского
президента, осталось несколько дней, я не выдержала:

-- Если вы собираетесь умирать от газов, то хотя бы ребенку получите
противогаз.

Я думала, что мой довод был сокрушительным, но оказалось, что и остальные
члены семьи созрели. Володя сел на своего видавшего виды "туриста" и
отправился в соседний городок.

Целый вечер мы были поглощены невиданным доселе чудом. Володя привез пять
противогазов, они были не все в одном мешке, а каждый в своей коробке,
аккуратно уложенный и заклеенный. Фильтр, упакованный отдельно, подходил
безупречно, маска стягивалась застежками до нужного размера и мягко без