реку; тут, по берегам Ферта, тянулись богатейшие фермы, окруженные тучными
пастбищами, где по склонам холмов, на лугах за серыми каменными оградами,
паслись стада овец и коров.
чего - сколь бы ни было это наивно - я предпринял настоящее путешествие.
После того как я демобилизовался в 1918 году и ректорат университета
приписал меня к корпорации Элдонского колледжа, я весь год работал у
профессора Ашера над зауряднейшим исследованием опсонинов - темой, которая
представлялась интересной ему, а мне казалась крайне незначительной, ибо,
по сути дела, теория опсонинов была уже дискредитирована передовыми
учеными.
глубоким уважением, какое я питал к его предшественнику, заведующему
кафедрой, профессору Чэллису, учившему и вдохновлявшему меня в
университете, чудесному старику, который, достигнув семидесяти лет, жил
теперь на покое в полной безвестности. Как бы то ни было, я не любил его
преемника и не доверял ему. Холодный, временами изысканно любезный,
подстегиваемый в своих устремлениях честолюбивой богатой женой, Хьюго
Ашер, казалось, не обладал ни вдохновением, ни творческой жилкой; он не
был способен трудиться, не жалея сил, и пожертвовать всем ради науки, -
это был типичный ловкач, достигший известного положения благодаря умению
выгодно использовать цифровые данные и таблицы, а особенно благодаря
напористости, своевременной рекламе и удивительному дару наживать научный
капитал с помощью чужих мозгов. Он брал к себе на кафедру подающих надежды
молодых людей и таким путем сумел завоевать репутацию ученого,
занимающегося оригинальными проблемами: например, монография о функциях
слизистых оболочек, над которой я раньше работал, - не такая уж большая и
интересная тема, но стоившая мне немалого труда, - была опубликована за
двумя подписями: профессора Хьюго Ашера и доктора Роберта Шеннона.
искал чего-то действительно значительного, за что следовало бы взяться, -
большой оригинальной темы, темы, столь безусловно важной, чтобы она могла
оказать влияние на всю медицину и даже внести в нее существенные
изменения.
двадцать четыре года, - работа исследователя необычайно увлекала меня, к
тому же я страдал от мучительного честолюбия, свойственного молчаливым и
замкнутым натурам: мне хотелось вырваться из бедности и безвестности,
хотелось поразить мир.
просто с неба свалилась интереснейшая тема. Этой осенью в ряде сельских
районов страны вспыхнула эпидемия какой-то странной болезни, которую,
возможно за неимением более точного термина, произвольно назвали
инфлюэнцей. Заболевание распространялось все шире, смертность все
увеличивалась - в печати то и дело появлялись сенсационные заголовки, да и
в медицинских журналах я встречал несколько сообщений из Америки,
Голландии, Бельгии и других стран о вспышках аналогичной болезни. Симптомы
ее - жестокая лихорадка, высокая температура, сильные головные боли,
ломота во всем теле - проявлялись крайне остро; она часто переходила в
воспаление легких со смертельным исходом, а в случае выздоровления влекла
за собой длительную слабость. Я стал изучать эти симптомы, и у меня
возникла мысль, что это вовсе не инфлюэнца, а совсем другая болезнь; по
мере того как шло время, догадка эта все росла, и от волнения кровь
быстрее струилась в моих жилах.
одним из главных центров эпидемии в округе была деревня Дрим и ее
окрестности. И сейчас, когда в три часа пополудни, еле передвигая ноги, я
вступил в эту деревушку, низенькие серые домики которой растянулись по
берегу мирной реки, в это тихое местечко, ставшее и вовсе безмолвным и
пустынным после свирепствовавшей здесь болезни, от нетерпения я забыл про
усталость и ускорил шаг. Даже не заходя в единственную маленькую харчевню,
где я обычно съедал бутерброд с сыром, я направился прямо к Алексу Дьюти.
время как его сынишка Саймон играл на коврике у его ног, а жена Алиса,
дородная, степенная женщина, раскатывала тесто на столе.
полосатой фланелевой рубашке и чистых молескиновых штанах, заправленных в
толстые носки, приветствовал меня еле заметным кивком головы, - даже не
кивком, а легким, почти неуловимым движением, в котором, однако, было
больше радушия, чем в самой пространной речи. В то же время он не без
иронии окинул меня взглядом: я действительно устал и был весь в пыли.
же приступил к делу: - Надеюсь, я не слишком поздно. Ты... тебе удалось
договориться?
трубку изо рта.
половине дня. Ведь большинство народу уже отдыхает в это время... а
особенно сейчас, после того, что мы пережили. - Он замолчал, и молчание
длилось довольно долго, так что я уже начал было тревожиться. - Но
все-таки я ухитрился многих уговорить. А теперь пошли в клуб.
решетке, ограждавшей очаг, стал зашнуровывать ботинки.
погоду необходимо проглотить чего-нибудь горяченького.
возражений. - Сим тут хочет показать тебе удилище, которое я ему срезал.
молчаливый, совсем как отец, проводил нас до двери.
вышли на дорогу. - Но я не стал бы тебя беспокоить, если б это не было так
важно.
оберешься. Но, так как мы немножко любим тебя, придется потерпеть.
войны, шесть лет назад, когда я, одинокий студент, забросив книжки,
предавался своей страсти и удил в этих тихих водах рыбу: весной сюда
заходила серебристая морская форель и улов бывал необычайный. Как-то
вечером Алекс помог мне вытянуть на берег огромную рыбину, - эта случайная
встреча и чудесное чувство одержанной победы и положили начало прочной
дружбе. Хотя Дьюти был человек простой и работал главным пастухом в
Дримовской сельскохозяйственной компании, все в округе уважали его и
несколько лет подряд выбирали "мэром" своего маленького поселка.
Случалось, он бывал крут и резок, но ни разу, насколько мне известно, не
совершил никакой низости или подлости. Поскольку деревенька была глухая и
постоянного доктора, естественно, в ней не было, я и обратился к Алексу со
своей необычной просьбой - просьбой, которая могла исходить только от
бесхитростного и пылкого молодого человека и, по правде говоря, граничила
с нелепостью.
сельскохозяйственной компанией; в нем имелось несколько комнат для отдыха
и развлечений, а также библиотека. Алекс привел меня в одну из комнат,
находившуюся в стороне от главного коридора; там сидело человек тридцать -
одни читали, другие беседовали, но у всех был такой вид, точно они чего-то
ждут. Когда мы вошли, все умолкли.
как неплохого рыболова. Но, кроме того, он еще и что-то вроде профессора в
университете, и он хочет выяснить, что же такое эта проклятая флюэнца,
которая подкосила тут нас всех. Вот он и пришел просить вас об одном
одолжении.
не до улыбок - они выглядели еще бледными и больными. Поблагодарив
собравшихся за то, что они пришли, я объяснил, зачем они мне нужны, и
обещал не задерживать их долго. Затем я снял рюкзак, вынул несколько
перенумерованных капиллярных трубочек и методично принялся за работу.
главным образом мужчины, работавшие в поле. С некоторыми я был знаком:
большой Сэм Лауден частенько помогал мне насаживать приманку, знал я и
востроглазого Гарри Венса, встречал и других на заре, когда, стоя по
колено в воде, они забрасывали в реку свои длинные, недавно срезанные
удилища. Нетрудно было взять у каждого немного крови, а их дружелюбное
добродушие и терпение еще более облегчали дело. И все-таки времени у меня
ушло на это куда больше, чем я предполагал, ибо я вдруг понял, к каким
открытиям это может повести, и пальцы у меня дрожали.
рукав, мы обменялись рукопожатием, и он ушел. Подняв глаза от блокнота, я
увидел Алекса: он сидел неподалеку на скамье и пытливо наблюдал за мной,
словно оценивая, - взгляд у него был острый, проницательный, светившийся
живым интересом; заметив, что я смотрю на него, Алекс тотчас принял
равнодушный вид.
теперь решительно сказал:
докопаться до истины.
моя помощь, дай знать. - Спокойная улыбка заложила складочки вокруг его
глаз. - А теперь пойдем-ка ужинать. Алиса приготовила нам великолепный
Самойлова Елена
Посняков Андрей
Маккарти Кормак
Влодавец Леонид
Акунин Борис
Конан-Дойль Артур