без удовольствия постреляют... война! Бояркова, быть может, эти же са-
мые боевики застрелили спящего (или только-только открывшего со сна
глаза). Лицо без единой царапины. И муравьи ползли. В первую минуту
Рубахин и Вовка стали сбрасывать муравьев. Когда перевернули, в спине
Бояркова сквозила дыра. Стреляли в упор; но пули не успели разойтись и
ударили в грудь кучно: проломив ребра, пули вынесли наружу все его
нутро на земле (в земле) лежало крошево ребер, на них печень, почки,
круги кишок, все в большой стылой луже крови. Несколько пуль застопо-
рило на еще исходящих паром кишках. Боярков лежал перевернутый с ог-
ромной дырой в спине. А его нутро, вместе с пулями, лежало в земле.
Вовка, опережая расспросы встретившихся солдат из взвода Орликова.
Спрашивали: кто в плену? на кого меняем?!
ловой в сторону гор, таких очень любит.
датские зубы.
как девушку, любят! И, поравнявшись, он подмигнул Рубахину.
боевике: юноша был очень красив.
мал. Злобно, с гортанно взвизгивающими звуками он выкрикнул Ходжаеву
что-то в ответ. Скулы и лицо вспыхнули, отчего еще больше стало видно,
что он красив длинные, до плеч, темные волосы почти сходились в овал.
Складка губ. Тонкий, в нитку, нос. Карие глаза заставляли особенно за-
держаться на них большие, вразлет и чуть враскос.
поесть. За длинным дощатым столом шумно и душно; жарко. Сели с краю и
тут же из вещмешка Вовка извлек ополовиненную бутылку портвейна;
скрытным движением он сунул ее под столом Рубахину, чтобы тот, зажав
бутылку, как водится, меж колен, незаметно для других ее допил. "Ров-
няк половину тебе оставил. Цени, Рубаха, мою доброту!.."
вернулся, качнув темными локонами.
локтем тарелку и столь трудно выпрошенная у повара лишняя каша с мясом
будет на полу.
ли. Пора было идти.
чиком. Пленного, видно, мучила жажда; стремительно шагнув, он, словно
рухнул, упал на колени, гремя галькой. Он не дождался, пока развяжут
руки или напоят из стаканчика, стоя на коленях и склонившись к быстрой
воде лицом, долго пил. Связанные сзади посиневшие руки при этом зади-
рались кверху; казалось, он молится каким-то необычным способом.
сбросить без помощи рук нависшие там и тут на лице капли воды. Рубахин
подошел:
подбородке. Кожа была такой нежной, что рука Рубахина дрогнула. Не
ожидал. И ведь точно! Как у девушки, подумал он.
вдруг скользнувших и не слишком хороших мыслей.
ги?.. Смущение отступило. (Но оно только припряталось. Не ушло сов-
сем.) Рубахин был простой солдат он не был защищен от человеческой
красоты как таковой. И вот уже вновь словно бы исподволь напрашивалось
новое и незнакомое ему чувство. И, конечно, он отлично помнил, как
крикнул тогда и как подмигнул сержант Ходжаев. Сейчас предстояло быть
и вовсе лицом к лицу. Пленный не мог самостоятельно перейти ручей.
Крупная галька и напористое течение, а он был бос, и нога распухла у
щиколотки так сильно, что уже в самом начале пути ему пришлось сбро-
сить свои красивые кроссовки (на время они лежали в вещмешке Рубахи-
на). Если при переходе ручья раз-другой упадет, он может стать никуда
не годным. Ручей потащит волоком. Выбора нет. И понятно, что Рубахин,
кто же еще, должен был нести его через воду: не он ли, когда брал в
плен, броском своего автомата повредил ему ногу?
мощь очень кстати и откуда-то свыше, как с неба (но оттуда же нахлыну-
ло вновь смущение заодно с новым пониманием опасной этой красоты). Ру-
бахин растерялся лишь на миг. Он подхватил юношу на руки, нес через
ручей. Тот дернулся, но руки Рубахина были мощны и сильны.
слова, какие сказал бы он в подобной ситуации женщине.
его руки (развязанные на время перехода), обхватившие Рубахина, были
цепки он ведь не хотел упасть в воду, на камни. Как и всякий, кто не-
сет на руках человека, Рубахин ничего не видел под ногами и ступал ос-
торожно. Скосив глаза, он только и видел бегущую вдали воду ручья и,
на фоне прыгающей воды, профиль юноши, нежный, чистый, с неожиданно
припухлой нижней губой, капризно выпятившейся, как у молоденькой жен-
щины.
тропы вниз по течению. Сидели в кустах. Рубахин держал на коленях ав-
томат со снятым предохранителем. Есть пока не хотелось, но пили воду
несколько раз. Вовка, лежа на боку, крутил приемничек, тот еле слышно
свиристел, булькал, мяукал, взрывался незнакомой речью. Вовка, как и
всегда, полагался на опыт Рубахина, за километр слышавшего камень под
чужой ногой.
в мгновенной солдатской дреме.
жение, Вовка от нечего делать вернулся в домишко, где жила молодая
женщина. (Домишко рядом с домом подполковника. Но Вовка был осторо-
жен.) Она, понятно, обругала, попеняла солдату, так скоро бросившему
ее у магазина. Но через минуту они снова оказались лицом к лицу, а еще
через минуту в постели. Так что теперь Вовка был приятно изнурен. До-
рогу он осиливал, но на привалах его тотчас кидало в сон.
друзья! Разве нет? горячился и даже как бы настаивал Рубахин, пряча в
привычные (в советские) слова смущавшее его чувство. А ноги знай шага-
ли.
вать? продолжал говорить всем известные слова Рубахин, но мимо цели;
получалось, что стершиеся слова говорил он самому себе да кустам вок-
руг. Да еще тропинке, что после ручья рванулась прямиком в горы. Руба-
хину хотелось, чтобы юноша хоть как-то ему возразил. Хотелось услышать
голос. Пусть что-то скажет. (Рубахин все больше чувствовал себя неспо-
койным.)
датском мешке ожил, зачирикал. Вовка еще шевельнул нашел маршевую пес-
ню. А Рубахин все говорил. Наконец устал и смолк.
крут. Пленный боевик оступался; шел с трудом. На одном из подъемов
вдруг упал. Кое-как встал, не жаловался; но Рубахин заметил его слезы.
тем звучал громко.
от Рубахина.
чуть сзади молчаливый, весь на инстинктах Рубахин.
время пути приятно. Со сладким привкусом сглотнулась слюна в гортани
Рубахина. Редкая минута. Но привкус привкусом, а взгляд его не слабел.
Тропа набрала крутизну. Стороной они прошли холмик, где был закопан