пазухой.
Инкассатор смотрел на столпившихся людей потеплевшим взглядом. Он ощущал
свою близость с ними. Всех их объединяло чувство сострадания, и ему
захотелось заговорить с людьми, сказать им об этом.
губам девушки.
выпила воду с закрытыми глазами. Ей было страшно открыть их, страшно толпы,
которую она увидела.
набирайся силенок.
подняться.
тебя за пазухой. Вот так, тихонько.
стояла, пошатываясь, обхватив одной рукой плечи толстухи. Она тряхнула
головой, как бы разгоняя туман перед глазами, и сказала:
своей потрепанной машины.
побрела к трамвайной остановке. Там она стала, прислонившись к кирпичной
стене.
плохо, но не успела дойти до стены.
заметишь. Вы где живете?
И надо же, чтобы такое несчастье приключилось... А эти люди... такие
противные... ужасно. Но вы добрый, вы не такой, как они.
неловко.
предателем. Она открыла калитку и, обернувшись, помахала ему.
стоял вместе со всеми!..
разносились шорохи, всплески, утиное кряканье, торопливое хлопанье крыльев.
Перекликались между собою лебеди, а кулики, проносясь над самой водой, звали
птиц, которые расположились на песчаной косе, отделявшей болото от залива.
водорослей, тростника и ползучих корней.
Дэн Люси, инспектор Управления рыболовства и охоты, еще накануне прибыл в
Уирриби на своем служебном грузовичке. Весь день он осматривал болотные
угодья, готовясь к предстоящему приезду охотников.
заповедником местной болотной птицы. Охотникам вход сюда был запрещен, и
водоплавающая птица могла тут жить на покое и выводить птенцов. Остальная
территория, известная под названием Большого болота, на три месяца в году
отдавалась охотникам. Этот период они называли "утиным сезоном".
сезона охотники могли сколько угодно бродить по Большому болоту, но заходить
за гать уже не имели права. Эта полоска земли была границе двух владений: в
одном царил мир, в другом бушевала война.
стрельбы по запретной дичи.
когда Управление рыболовства и охоты разрешало открыть "утиный сезон",
по-прежнему запрещалось бить птиц редких видов, которые и так постепенно
вымирали. Нарушавших это правило ждали штраф и конфискация оружия.
приближавшихся к площадке в той части болота, где охота была разрешена.
ночами он обходил дозором лесные болота, иной раз крадучись пробираясь на
выстрел браконьера; по пояс в воде, вброд, продирался он сквозь густые
заросли к птичьим гнездам, разглядывал оставленные вспугнутыми птицами еще
теплые яйца; смотрел, как по тихим заводям дикие утки ведут за собой целую
флотилию утят, проворно перебирающих лапками; следил за первым, робким
полетом птенцов.
когда они на закате возвращаются на землю. До чего здорово слушать шум их
крыльев! Подымешь голову, а они шарахаются от тебя в сторону. Славная птица
утка, люблю я их.
глинистых берегов, среди склоненных над водой сучковатых красных эвкалиптов,
и там провел свое детство. Он вырос крепким, стройным, со свойственным всем
туземцам изяществом движений, его внешность отлично гармонировала с
окружающей природой. Но когда он был ребенком, босоногим темнокожим
мальчишкой, он не проник еще в тайны мира, в котором жил. Пытливый,
беспокойный, он доискивался каких-то откровений, какого-то ответа,
всеобъемлющих открытий, которые, чудилось ему, поджидали его за каждым изги-
бом реки, за каждым деревом, за каждым холмом.
сороконожки; шарил в дуплистых стволах, где спали опоссумы либо устраивали
себе гнезда попугаи; бродил по топям, продираясь сквозь заросли, или стоял
неподвижно, заглядевшись на небо, где еще трепетал, замирая, свист птичьих
крыльев.
вдохновенные творения великих писателей, он сидел бы под тенью акаций у себя
во дворе и раскрытая на коленях книга заменила бы ему крылья.
раскидистых эвкалиптов, уверенно и прочно сидящих в земле, вызывала в нем
тот взлет духа, который вызывают в человеке книжном великие творения
литературы. Драма и Поэзия открывались ему, минуя посредников: он черпал из
самого их родника - чистого и прозрачного, точно звон колокольчика.
снесенное яйцо, и раскалывающуюся скорлупу, и едва вылупившихся пушистых
птенцов, и толстых, крикливых, еще не выучившихся летать хлопунцов. Подолгу
наблюдал он и за полетом взрослых гладкоперых уток в косых лучах вечернего
солнца. Они спускались, кружась в вираже, сверкая жемчугом, и в душе у него
все пело.
рогаток по отдыхающим птицам. Правда, бил он мимо цели. В стрельбе из
рогатки его восхищало само пенье натянутой резины и парящий полет камня в
вышине. Позже, гордый сознанием, что он уже взрослый, он таскал за собой по
болотам полученный ко дню рождения подарок - ружье и, случалось, мимоходом
бил уток. Привязав окровавленных птиц к поясу, он возвращался домой и
рассказывал о своей изумительной меткости.
когда он возвращался со связкой дичи у пояса, ему казалось, что летящие в
небе птицы спасаются от него бегством, а он остается, прикованный к земле,
одинокий, с тяжким сознанием свершенной измены.
почистить, полюбоваться украдкой на сверкающий ствол и потом опять повесить
на стену.
Управление рыболовства и охоты и был принят на должность инспектора. Он был
полон энергии и энтузиазма, вдохновенно мечтал об этой работе.
о чем не мечтая...
к Уирриби от Мельбурна. Каждая из них протягивала щупальца света к той, что
шла впереди. Они переваливались на кочковатой болотистой почве, и лучи фар,
испещренные танцующими пылинками, то опускаясь, то поднимаясь, шарили по
кустикам травы и брызгами искр отскакивали от хромированного бампера
катившей впереди машины.