Чтение 4–й страницы книги ~Мы такие же люди~

сплетена из пальмовых листьев и великолепно вписывалась в окружающий пейзаж.
На соломенную крышу хижины падала тень пальм, защищая ее от зноя.

Я вошел в хижину и заговорил с ее обитательницами - четырьмя местными
девушками, одетыми в опрятные пестрые платья. Беседуя со мной, они смотрели
мне в глаза, хотя в их поведении и чувствовалась некоторая напряженность.
Эти девушки получили образование на острове Четверга. Одна из них оказалась
учительницей, обучавшей детвору Нагира.

Мы пошли погулять. Как выяснилось, девушки любят читать, но так как
люгеры {Люгер - небольшое судно.} заходят сюда лишь раз в месяц, они лишены
возможности получать свежие газеты и журналы.

Вокруг нас собрались ребятишки: Мальчики носили красные или синие
набедренные повязки, девочки были одеты в пестрые ситцевые платьица.

Глядя на выстроившиеся в ряд уродливые железные строения, я пришел к
выводу, что считать нормальными условна, в которых вынуждено жить
большинство аборигенов, просто преступление. Мудрость, справедливость и
терпимость невозможны там, где люди живут в лачугах, где невежество зачастую
умышленно поощряется.

По умению держаться и поддерживать разговор мои спутницы, отзывчивые и
вдумчивые от природы, не отличались от белых девушек. Их врожденное чувство
собственного достоинства сразу внушало уважение, которое по мере беседы с
ними возрастало. И все же они были робкими, застенчивыми.

Однако пора было возвращаться. Было время отлива. Немногочисленные
пассажиры собрались на берегу, разожгли костер и уселись вокруг него в
ожидании прилива.

Когда стемнело, над пальмами взошла полная луна. Мы слышали, как
кричали кроншнепы и плескалась рыба. Около девяти часов вечера до нас
донесся скрип уключин и мягкие удары весел о воду. Шлюпка плавно подошла к
берегу.

Когда мы добрались до кеча, я завернулся в одеяло и улегся на палубе.
Надо мной высокие блестящие мачты отражали серебряную полоску лунного света.
Я приподнялся на локте, вовсе не стараясь уснуть. Темная громада острова
высилась в лунном свете над колышущейся водой, словно подвешенная между
морем и небом.

Шлюпка, как тень, пересекла лунную дорожку, связывавшую судно с
берегом. Куки и его напарник тихо гребли к острову. Они держали курс на
песчаную косу.

На косе стояли две местные девушки, их фигуры вырисовывались на фоне
моря.

Я вспомнил слова одного из аборигенов: "Куки - хороший муж". Теперь мне
стал понятен смысл этой шутки. Я укутался в одеяло и заснул.

На следующее утро мы отплыли к Моа. Так называют местные жители остров
Банкса, расположенный западнее Нагира. Находившийся на нашем судне
священник-абориген намеревался посетить миссию на острове Банкса. Это был
умный человек, горевший желанием помочь своему народу. Наблюдая, как мимо
нас медленно, проплывает берег Моа, священник сказал, что обращение белых с
местным населением вызывает в нем бурю негодования. Я был с ним вполне
солидарен. Он продолжал:

- После 1940 года, - с тех пор как я покинул Моа, - я встречался со
многими белыми людьми, но впервые вижу такого, как вы. Наши взгляды
совпадают.

Когда кеч стал на якорь за рифами, мы со священником сошли в шлюпку.
Наггет оттолкнулся веслом, и лодка поплыла к песчаному берегу, который то
исчезал, то появлялся над катившимися впереди нас волнами. Священник
коснулся моего плеча и указал на деревню, расположенную под высокими
пальмами.

- Взгляните-ка, - сказал он, - вот наша деревня. Мы живем так с 1871
года. Наши хижины - из коры и ржавой жести. Здесь должен быть поселок с
домами вроде тех, в каких живут белые. Я люблю свой приход. Я готов
посвятить жизнь своему народу. Но в каких условиях мы вынуждены
существовать!

Когда мы пристали к берегу, священник покинул меня и направился к
деревне. Она стояла в некотором отдалении, а погода была жаркая. Я пересек
пляж и сел под деревом, наблюдая за кроншнепами, которые копались своими
длинными кривыми клювами в песке в поисках червей. Птицы превратили это
занятие в настоящее соревнование. Засовывая клюв глубоко в песок, они
энергично перебирали лапками и напрягали все тело так, словно клюв был
маленьким ломом; иногда они смешно кружились на месте, используя клюв как
точку опоры. Один из кроншнепов, затеяв борьбу с каким-то невидимым
противником под песком, вдруг повалился на спину. Мне еще не случалось
видеть, чтобы птица падала на спину. Я думал, что с птицами такие
неприятности не случаются.

Потом кроншнепы насторожились, поднялись в воздух и полетели над самой
водой, перекликаясь друг с другом и ритмично взмахивая длинными крыльями.

Я оглянулся и увидел священника, направлявшегося ко мне во главе группы
аборигенов. Указав на меня, он объявил им:

- Этот человек верит в нас, он - наш брат.

Мы опустились на песок, ожидая возвращения белых пассажиров, которые
ушли в деревню. Когда они вернулись, Наггет стал перевозить их на корабль.
Вскоре священник и я оказались единственными пассажирами, оставшимися на
берегу. Он рассказывал островитянам о своих планах по улучшению условий их
жизни. Они тепло простились с ним.

Мы сели в шлюпку; Наггет оттолкнулся от берега. Шлюпка закачалась на
волнах мелководья. С берега островитяне махали нам руками.

- Как будет на местном языке "до свидания"? - поспешил спросить я у
священника. Он ответил мне, и я громко произнес это слово. На лицах людей
заиграла, улыбка, они еще энергичнее замахали руками. Священник наклонился
ко мне, произнес какую-то фразу на родном языке и попросил меня повторить. Я
медленно повторил незнакомые, непривычные слова.

- Правильно, - сказал он.

Чувствуя, что для островитян в этой фразе заложен глубокий смысл и что
она выражает и мои мысли, я громко произнес подсказанные им слова. Услышав
их, люди бросились вперед, протягивая ко мне руки и выкрикивая что-то на
своем языке. Они вошли в воду, подошли к борту лодки; каждый из них пожал
мне руку. Я не понимал, что они при этом говорили, но в их голосах слышалось
одобрение.

Когда мы удалились от берега и островитяне перестали махать нам, я с
улыбкой обернулся к священнику. Его кивок головой и ответная улыбка еще
больше сблизили нас.

"4"

"БАДУ"

Я проснулся до восхода солнца. Покинув восточное побережье Моо, мы
бросили якорь у острова Баду, в узком проливе, отделяющем Баду от западного
берега Моа.

И небо, и земля, и море еще были окутаны темным покрывалом, но небо
первым прогнало ночь. Едва забрезжил рассвет, как оно перехватило слабый
свет еще невидимого солнца. Легкий ветерок, покрывший воду рябью, чуть
покачивал наш кеч. Он принес с собою солнечный свет и крики пробуждающихся
птиц.

Деревня Баду стояла на берегу, но поодаль от того места, где мы бросили
якорь. Наггет предложил отвезти меня туда в шлюпке.

Мы тронулись в путь сразу после завтрака и плыли довольно долго, потому
что грести против ветра и прибоя было трудно. Наггет ни разу не отпустил
весла, ни разу не передохнул. Пот струйками бежал по его лицу и капал с
подбородка.

- Мне очень жаль, что я заставил тебя так потрудиться, - сказал я,
чувствуя себя неловко оттого, что изза меня ему пришлось приложить столько
усилий.

- Ничего, - сказал он, улыбаясь.

Стаи кроншнепов поднимались в воздух с тех участков берега, мимо
которых мы проплывали, но вскоре птицы опять садились на землю.

- Как вы называете этих птиц? - спросил я Наггета.

- Суи, - ответил он и добавил: - Мы находим гнезда и яйца всех здешних
птиц, но никогда не находим ни гнезд, ни яиц суи.

Я объяснил ему, что это перелетная птица, и гнезда она вьет в Восточной
Сибири. Мои слова так заинтересовали его, что он опустил весла.

- Все это написано в книгах? - спросил он.

- Да, - ответил я.

- Мы никогда не находим гнезд суи, - повторил Наггет.

Я высадился на берег неподалеку от деревни, а он поплыл обратно.

Гигантские деревья манго отбрасывали тень на хижины. Выстроившиеся в
ряд кокосовые пальмы образовали высокий барьер между деревней и морем. Я
пошел по песчаной дорожке. Местные жители-мужчины и женщины - молча
наблюдали за мной. Стоило мне приблизиться, как они исчезали в хижинах. Но
они продолжали глазеть на меня через окна своих жилищ и из-за деревьев.
Дети, сбившись в стайку, шли впереди меня и время от времени оглядывались.

Иногда кто-нибудь из мужчин подходил ко мне с улыбкой и ждал, чтобы я
заговорил с ним. Его товарищи, стоя позади, кивали друг другу и улыбались,
одобряя такую смелость. Я здоровался, произносил несколько слов, объясняя,
кто я такой, и продолжал свой путь. Мой собеседник тут же возвращался к
своим товарищам, которые обступали его, желая узнать, что я ему сказал. Они
расспрашивали наперебой, а он отвечал на их вопросы с видом превосходства.

Поведение взрослых рассеяло страх детей. Теперь они шумно и весело
бежали впереди меня. На шум из домов торопливо выходили другие взрослые.

Таким образом, моя прогулка по деревне превратилась в процессию,
возглавляемую ребятишками и завершаемую взрослыми. Казалось, мы спешим на
какую-то торжественную встречу, где будут речи, салют из ружей и под звуки
фанфар взовьются флаги.