Чтение 4–й страницы книги ~Петр и Алексей~

точно обругал его.

- Не надо. Не поеду,- сказал Алексей.
- Как угодно. А только всем велено быть. Опять
станут батюшка гневаться.

- Ну, ступай, ступай,- хотел было прогнать его ца-
ревич, но, взглянув на эту взъерошенную голову с пухом
в волосах, с таким же небритым, измятым, заспанным
лицом, как у него самого, вдруг вспомнил, что это ведь
его-то. Афанасьича, он и драл вчера за волосы.

Долго царевич смотрел на старика с тупым недоуме-
нием, словно только теперь проснулся окончательно.
Последний красный отблеск потух в окне, и все сразу
посерело, как будто паутина, спустившись из всех закоп-
телых углов, наполнила и заткала комнату серою сет-
кою.

А голова в дверях все еще торчала, как прилепленная,
не подаваясь ни взад, ни вперед.

- Так прикажете одеваться, что ли?- повторил
Афанасьич с еще большею угрюмостью.
Алексей безнадежно махнул рукою.
- Ну, все равно, давай!

И видя, что голова не исчезает, как будто ожидая чего-
то, прибавил:

- Еще бы померанцевой, опохмйелиться? Дюже голова
трещит со вчерашнего...

Старик не ответил, но посмотрел на него так, как будто
хотел сказать: "Не твоей бы голове трещать со вчераш-
него!"

Оставшись один, царевич медленно заломил руки, так
что все суставы пальцев хрустнули, потянулся и зевнул.
Стыд, страх, скорбь, жажда раскаяния, жажда великого
действия, мгновенного подвига - все разрешилось этою
медленною, неудержимою до боли, до судороги в челю-
стях, более страшною, чем вопль и рыдание, безнадеж-
ною зевотою.

Через час, вымытый, выбритый, опохмелившийся, туго
затянутый в узкий, зеленого немецкого сукна с красными
отворотами и золотыми галунами мундир Преображен-
ской гвардии сержанта, он ехал на своей шестивесельной
верейке вниз по Неве к Летнему саду.

В тот день, 26 июня 1715 года, назначен был в Лет-
нем саду праздник Венеры в честь древней статуи, кото-
рую только что привезли из Рима и должны были поста-
вить в галерее над Невою.

"Буду иметь сад лучше, чем в Версале у французско-
го короля",- хвастал Петр. Когда он бывал в походах,
на море или в чужих краях, государыня посылала ему
вести о любимом детище: "Огород наш раскинулся изрядно
и лучше прошлогоднего: дорога, что от палат, кленом и
дубом едва не вся закрылась, и когда ни выйду, часто
сожалею, друг мой сердешненькой, что не вместе с вами
гуляю".-"Огород наш зелененек стал; уже почало смолою
пахнуть"- то есть, смолистым запахом почек.

Действительно, в Летнем саду устроено было все "ре-
гулярно по плану", как в "славном огороде Версальском".
Гладко, точно под гребенку, остриженные деревья, геомет-
рически-правильные фигуры цветников, прямые каналы,
четырехугольные пруды с лебедями, островками и бесед-
ками, затейливые фонтаны, бесконечные аллеи -"перш-
пективы", высокие лиственные изгороди, шпалеры, подоб-
ные стенам торжественных приемных зал,-"людей убеж-
дали, чтобы гулять, а когда утрудится кто, тотчас найдет до-
вольно лавок, феатров, лабиринтов и тапеты зеленой травы,
дабы удалиться как бы в некое всесладостное уединение".

Но царскому огороду было все-таки далеко до Версаль-
ских садов.

Бледное петербургское солнце выгоняло тощие тюльпа-
ны из жирных роттердамских луковиц. Только скромные
северные цветы - любимый Петром пахучий калуфер,
махровые пионы и уныло-яркие георгины - росли здесь
привольнее. Молодые деревца, привозимые с неимовер-
ными трудами на кораблях, на подводах из-за тысяч
верст - из Польши, Пруссии, Померании, Дании, Гол-
ландии - тоже хирели. Скудно питала их слабые корни
чужая земля. Зато, "подобно как в Версалии", расставлены
были вдоль главных аллей мраморные бюсты - "груд-
ные штуки"- и статуи. Римские императоры, греческие
философы, олимпийские боги и богини, казалось, пере-
глядывались, недоумевая, как попали они в эту дикую
страну гиперборейских варваров. То были, впрочем, не
древние подлинники, а лишь новые подражания плохих
итальянских и немецких мастеров. Боги. как будто только
что сняв парики да шитые кафтаны, богини - кружевные
фонтанжи да роброны и, точно сами удивляясь не совсем
приличной наготе своей, походили на жеманных кавалеров
и дам, наученных "поступи французских учтивств" при
дворе Людовика XIV или герцога Орлеанского.

По одной из боковых аллей сада, по направлению от
большого пруда к Неве, шел царевич Алексей. Рядом с
ним ковыляла смешная фигурка на кривых ножках, в по-
тертом немецком кафтане, в огромном парике, с выраже-
нием лица растерянным, ошеломленным, как у человека,
внезапно разбуженного. Это был цейхдиректор оружей-
ной канцелярии и новой типографии, первый в Петербур-
ге городке печатного дела мастер, Михаиле Петрович
Аврамов.

Сын дьячка, семнадцатилетним школьником, прямо
от Часослова и Псалтыри, он попал на торговую шняву,
отправляемую из Кроншлота в Амстердам, с грузом дегтя,
юфти, кожи и десятка "российских младенцев", выбран-
ных из ребят, которые поострее", в науку за море, по ука-
зу Петра. Научившись в Голландии отчасти геометрии,
но больше мифологии, Аврамов "был тамошними жителя-
ми похвален и печатными курантами опубликован". От
природы не глупый, даже "вострый" малый, но, как бы
раз навсегда изумленный, сбитый с толку слишком внезап-
ным переходом от Псалтыри и Часослова к басням
Овидия и Вергилия, он уже не мог прийти в себя. С чув-
ствами и мыслями его произошло нечто, подобное родим-
чику, который делается у перепуганных со сна маленьких
детей. С той поры так и осталось на лице его это выражение
вечной растерянности, ошеломленности.

- Государь царевич, ваше высочество, я тебе как са-
мому Богу исповедуюсь,- говорил Аврамов однообраз-
ным плачущим голосом, точно комар жужжал.- Зази-
рает меня совесть, что поклоняемся, будучи христианами,
идолам языческим...

- Каким идолам?- удивился царевич.
Аврамов указал на стоявшие, по обеим сторонам аллеи,
мраморные статуи.

- Отцы и деды ставили в домах своих и при путях
иконы святые; мы же стыдимся того, но бесстыдные по-
ставляем кумиры. Иконы Божьи имеют на себе силу
Божью; подобно тому и в идолах, иконах бесовых, пребы-
вает сила бесовская. Служили мы доднесь единому пьян-
ственному богу Бахусу, нареченному Ивашке Хмельниц-
кому, во всешутейшем соборе с князем-папою; ныне же и
всескверной Венус, блудной богине, служить собираемся.
Называют служения те машкерадами, и не мнят греха,
понеже, говорят, самих тех богов отнюдь в натуре нет,