свиделись. Много же ты стер в себе... Гораздо, гораздо больше, чем
казалось... Лицо в зеркале - старее, противнее, чем обычно. Я беру мыло,
тщательно мою лицо и натираю кожу лосьоном. Не спеша мою руки и
старательно вытираюсь новеньким полотенцем. Затем иду на кухню и,
отхлебывая пиво из банки, навожу порядок в холодильнике. Выкидываю
сгнившие помидоры, выстраиваю в ряд банки с пивом, проверяю содержимое
кастрюль, составляю список, что купить в магазине...
До самого рассвета я просидел в одиночестве, разглядывая луну и гадая:
сколько еще это будет твориться со мной? Наступит день - и я снова встречу
кого-то. Все будет очень естественно - как движенье планет, чьи орбиты
пересеклись. И мы снова будем надеяться на какое-то чудо, каждый сам по
себе, выжидать какое-то время, стирать свои души - и расстанемся, несмотря
ни на что...
До каких пор?!
2.
Через неделю после того, как я получил ее открытку с луной, мне пришлось
отправиться по работе в Хакодатэ. Не скажу, чтобы работа на сей раз
попалась очень уж интересная, - ну, да и выбирать особо не приходилось.
Почти вся моя работа, в принципе, мало чем отличается от этой.
Вообще, чем рассуждать, повезло с работой или нет, лучше залезть в эту
работу по самые уши - а там уже и разницу чувствовать перестанешь. Как с
волнами в акустике. На каком-то пороге частот уже не различаешь, какой
звук выше, какой ниже; а стоит зайти за этот порог - не то что высоту, сам
звук разобрать невозможно...
То был проект одного женского журнала: познакомить читательниц с
деликатесами Хакодатэ. Мы с фотографом обследуем дюжину местных
ресторанчиков, я сочиняю текст, он делает снимки. Всего материала - на
пять страниц... Ну, что ж. Раз существуют женские журналы - значит, кто-то
должен и репортажи для них писать. Точно так же кому-то приходится
собирать мусор на улицах или разгребать на дорогах снег. Должен кто-то и
дворником быть. Нравится это ему или нет...
В общем, три с половиной года я зарабатывал на жизнь такой вот
псевдокультурной деятельностью. Этакий дворник от литературы.
Обстоятельства вынудили меня уйти из фирмы, которой мы заправляли вместе с
напарником - моим хорошим приятелем до тех самых пор, - и после этого я
целых полгода валял дурака. Заниматься чем-либо ни сил, ни желания не
было. Слишком много сюрпризов подкинула мне прошедшая осень. Жена ушла.
Лучший друг погиб - странной, мистической смертью. Подруга исчезла - как в
воду канула, не сказав ни слова. Я встретил странных людей, которые
втянули меня в странную историю... А потом все кончилось - и я провалился
в тишину, беспробудней которой не слышал с рождения. Жутким духом
отсутствия всякой жизни пропитало мою квартиру. Полгода провел я здесь,
скрываясь от мира. Если не считать редких вылазок за покупками - самый
минимум, лишь бы ноги не протянуть, - днем наружу не выходил. Только перед
рассветом выбирался из дома и шатался по безлюдным улицам. С появлением
первых прохожих возвращался домой и ложился спать.
Ближе к вечеру просыпался, сооружал себе простенький ужин, ел, кормил
консервами кошку. А после ужина садился на пол в углу - и снова, снова
прокручивал в памяти прошлое, пытаясь найти в цепи событий какой-то единый
смысл. Переставляя местами отдельные сцены; отслеживая моменты, когда я
своим выбором мог что-либо изменить; заново оценивая, верно ли поступил
тогда-то и там-то... И так до заката. А потом - опять выбирался из дома и
бродил по омертвевшему городу.
День за днем я жил так - наверное, целых полгода... Да, так и есть: с
января по июнь семьдесят девятого. Книг не читал. Не раскрыл ни одной
газеты. Не слушал музыку. Не включал ни радио, ни телевизор. Почти не брал
в рот спиртного. Просто не появлялось желания выпить. Что происходило на
свете, кто чем прославился, кто еще жив, кто помер - я понятия не имел.
Нельзя сказать, что я отвергал информацию в любом виде. Просто - ничего
нового знать не хотелось. То есть, я чувствовал: мир вокруг продолжает
вертеться. Кожей чувствовал - даже запершись в своей конуре. Только это не
вызывало у меня ни малейшего интереса. Легким беззвучным ветерком события
мира обдували меня почти незаметно - и уносились прочь.
А я все сидел на полу и прокручивал в памяти прошлое. И, что удивительно,
- за полгода упорного, ночи напролет, самокопания мне нисколько это не
наскучило. Слишком огромным и многомерным казалось то, что случилось со
мной. Слишком реальным и осязаемым. Протяни руку - дотронешься. Будто
какой-то монумент громоздился передо мною в кромешной тьме. Здоровенный
обелиск в мою честь... М-да, много крови тогда утекло. Одни раны
затянулись со временем, другие открылись позже. И все же - полгода в своей
добровольной тюрьме я сидел не затем, чтобы зализать раны. Мне просто
требовалось время. Ровно полгода, чтобы собрать все случившееся в единую,
прорисованную во всех деталях картину - и понять ее смысл. И я вовсе не
замыкался в себе, не отрицал окружающую действительность - нет, этого не
было. Обычный вопрос времени. Физического времени, чтобы восстановить себя
и переродиться.
Во что именно переродиться - я решил первое время не думать. Мне казалось,
что это - отдельный вопрос. И разобраться с ним можно как-нибудь потом. А
сначала необходимо встать на ноги и удержать равновесие.
Я не разговаривал даже с кошкой.
Телефон звонил - не брал трубку.
В дверь стучали - не открывал.
Иногда приходили письма.
Бывший напарник писал, что беспокоится за меня - куда я пропал, чем занят.
Что письмо по этому адресу шлет наугад - вдруг я еще здесь проживаю. Если
я в чем-то нуждаюсь - пусть ему сообщу. Дела в конторе идут как обычно.
Вскользь упоминал общих знакомых... Я перечитывал эти письма по нескольку
раз, чтобы только уяснить смысл написанного (иногда приходилось
перечитывать раз по пять), - и хоронил в ящике стола.
Писала бывшая жена. Посылала мне целый список сугубо деловых поручений. И
описывала их сугубо деловым языком. А под конец сообщала, что снова
выходит замуж - за человека, совершенно мне не знакомого. Словно
подчеркивала: "что со мной будет дальше - совершенно тебя не касается".
Стало быть, моего приятеля, что ухлестывал за ней, когда мы разводились,
она тоже послала куда подальше. Ну, еще бы. Уж его-то я знал как
облупленного. Так себе мужик, ничего примечательного. Играл джаз на
гитаре, с неба звезд не хватал. Даже интересным собеседником его назвать
трудно. Что она в нем нашла - ума не приложу. Впрочем, это уже их
отношения... "За тебя я не беспокоюсь, - писала она. - Такие, как ты,
всегда в порядке, что бы с ними ни произошло. Скорее, я беспокоюсь за тех,
кто с тобой еще когда-нибудь свяжется... Представь себе, в последнее время
меня беспокоят подобные вещи".
Я прочитал письмо несколько раз - и тоже отправил в стол.
Так понемногу текло время.
О деньгах я особенно не тревожился: на отложенные сбережения можно было
тянуть примерно полгода, а кончатся - тогда и подумаю, что делать дальше.
Закончилась зима, пришла весна. Весеннее солнце наполнило мою квартирку
теплым, успокаивающим светом. Дни напролет я разглядывал проникавшие через
окно лучи и замечал, как менялся их угол наклона. Весна разбудила в душе
самые разные воспоминания. О тех, кто ушел. И о тех, кто умер. Я вспомнил
двух девчонок-близняшек - как мы жили с ними втроем. В семьдесят третьем
году это было. Я жил тогда рядом с полем для гольфа. Вечерами, когда
солнце только начинало садиться, мы пробирались под железной сеткой ограды
и долго гуляли по полю, подбирая забытые кем-то мячи. И теперь, глядя на
вечернее солнце, я вспоминал тот давний пейзаж - закат над полем для
гольфа...
Где они все теперь?
Пришли через вход. Ушли через выход.
Вспомнил крохотный бар, куда мы так любили ходить с моим другом, ныне
покойником. Вдвоем мы проторчали там без всякого смысла невероятное
количество времени. Сейчас, правда, мне кажется: то время и было самым
осмысленным. Странно, ей-богу... Вспомнил старомодную музыку, что там
звучала. Тогда мы с ним только заканчивали школу. А в баре том могли пить
пиво и курить сколько влезет. И, понятно, без этого заведения просто жизни
себе не представляли. Ну и, конечно, все время разговаривали о чем-то. О
чем - хоть убей, не помню. Помню, что разговаривали, и все.
Теперь он умер.
Попал в переплет, слишком много взвалил на себя - и поплатился жизнью.
Пришел через вход - и ушел через выход.
Весна разгоралась. Изменился запах у ветра. Новыми оттенками заиграла тьма
по ночам. Звуки отдавались непривычным эхом в ушах. С каждым днем все
отчетливей пахло летом.
В конце мая сдохла кошка. Совершенно внезапно - без всяких предварительных
симптомов. Проснувшись однажды утром, я нашел ее на кухне - лежала в углу,
свернувшись калачиком, и уже не дышала. Наверно, и сама не заметила, как
умерла. Ее тело наощупь напомнило мне вареную курицу из холодильника, а
шерсть казалась грязней, чем при жизни. Кошку звали Селедка. Жизнь она
прожила, что и говорить, не очень счастливую. Никто ее не любил, да и сама
никого особенно не любила. В глаза людям смотрела всегда с какой-то
тревогой. Таким взглядом, будто хотела сказать: "ну вот, сейчас опять
что-нибудь потеряю..." Вряд ли на свете найдется еще одна кошка с такими
глазами. И вот - сдохла. Сдохни всего один раз - и больше никогда ничего
не потеряешь. В этом, надо признать, большое достоинство смерти.
Я сунул дохлую кошку в бумажный пакет из супермаркета, бросил на заднее
сиденье, сел за руль, поехал в магазин и купил лопату. Вернувшись в
машину, нашарил по радио музыкальный канал - и под ритмы поп-музыки,
которую не слушал уже тысячу лет, отправился по шоссе на запад. Музыка
большей частью играла какая-то бестолковая: "Флитвуд Мэк", "АББА",
Шилова Юлия
Прозоров Александр
Сертаков Виталий
Маккарти Кормак
Роллинс Джеймс
Каргалов Вадим